Наедине с совестью

Михаил рассмеялся.

– Трудно тебя понять, Янка. То ты хотел изгонять ее из сердца, а теперь думаешь о встречи. Как же это получается?

– Сразу нельзя, взводный, - совершенно серьезно сказал Янка.
– Любовь не картошка, за один прием не вырвешь. Постепенно отвыкать надо.

– Сходи, Янка, я не возражаю, - проговорил Смугляк, закуривая.
– На переднем крае спокойно. Немец ведет себя пассивно. Только к вечеру будь на месте.
– И, помолчав, спросил: - Это что же, первая любовь у тебя такая?

– Такая - да, - признался Янка.
– А вообще-то была еще одна. Несколько лет тому назад в селе своем влюбился я в дочку соседа. Круглая, чертовка, черноглазая. Сначала дичилась, близко не подпускала, потом обломалась, привыкла ко мне. Сколько вечеров в огороде провел с ней! Крепко подружили. В знак вечной любви тополь посадили. Вскоре меня взяли в армию. Первый год часто переписывались, клялись в чистоте юную любовь хранить. Скучала она обо мне, ждала меня. И вдруг переписка прекратилась. В чем дело, думаю? Написал матери, чтобы узнать. Мать ответила сдержанно, наверно, расстраивать меня не хотела. Оказывается, к ней уже библиотекарь пристроился... Демобилизовался я, приезжаю в село, смотрю: она уже с брюшком ходит. Обидно мне, взводный, было. Со зла взял топор, пошел и срубил тополь. Ребенок у них умер. Они пожили еще немного и разошлись. Тут она и начала ко мне санки подкатывать: прежнюю любовь разбудить хотела. А я ни в какую, отворачивался.

– Значит, ты не любил ее.

– Как это не любил?
– взглянул на Михаила Янка.

– Очень просто, - пояснил тот.
– Кто сильно любит, тот все прощает.

– Чепуха!
– махнул рукой Янка.
– Зачем она мне подержанная-то нужна была? Скажет тоже. Не хотела ждать, ну и не надо!

Недалеко в стороне по входной траншее прошли два солдата. На спинах они несли термосы с обедом. Смугляк и Корень быстро поднялись и направились в роту, на ходу застегивая воротники гимнастерок. Над ними пролетел снаряд и упал сзади. Раздался взрыв. Гвардейцы оглянулись. Красивый куст смородины, под которым они лежали, валялся в стороне вверх корнями.

Янка и Смугляк долго смотрели друг другу в глаза.

*

Почти три дня подряд на переднем крае шли дожди, с грозами и без гроз. В главной траншее скопилась вода. Гвардейцы закутывались в плащ-палатки, терпеливо дежурили на огневых точках.

Однажды ночью к переднему краю роты подполз немец. Мокрый с ног До головы, он сверкал в темноте электрическим фонариком и простуженным голосом повторял одни и те же слова:

– Я плен, я плен!..

Обезоруженного перебежчика доставили в землянку командира роты. Сдавшийся в плен был унтер-офицер Йохим Бейер, длинный и тощий уроженец чехословацких Карпат. Он совершенно равнодушно относился к победам Гитлера и вообще Германии. Десять дней тому назад Бейер служил в охране армейского фронтового склада под Оршей. Потом его перебросили на передний край. Мягкий по характеру, Йохим Бейер не проявлял горячего усердия в службе и совсем не собирался затыкать собою фронтовые прорехи и дыры бесноватого фюрера. В первую мировую войну, еще молодым и сильным солдатом кайзера, он сразу же по приходе на фронт сдался в плен русским, и это спасло его от смерти. Теперь на новом месте службы Бейер вспомнил прошлое и с нетерпением ожидал удобного случая, чтобы повторить то же самое.

И желание его сегодня ночью осуществилось.

– Я не хотчу воеват, - говорил он, глядя на командира роты доверчивыми голубыми глазами.
– Я искал плен.

На рассвете он уже был в штабе дивизии. Командир соединения, высокий, седоватый генерал-майор, подробно опросил перебежчика и потом развернул на столе большую карту. Комдива глубоко заинтересовал склад противника, его местонахождение. Но Бейер плохо знал военные карты и не мог показать, где именно располагается объект, интересующий советского генерала. Он назвал железнодорожную станцию и показал лес, примыкающий к ней. Там в кирпичных зданиях бывшего совхоза находился склад боепитания и продуктов мотострелковой фашистской армии.

– Болшой склад, болшой!
– твердил перебежчик.

Через час к командиру дивизии были вызваны Янка Корень и Михаил Смугляк, задержавшие немца. Передав им разговор с унтером, комдив повернул лицо к Янке Корню, спросил:

– Не знакома ли вам эта станция?

– Знакома, товарищ гвардии генерал-майор!
– молодцевато ответил Корень.
– Я очень хорошо знаю эти места. Совхозные постройки находятся на самой границе Белоруссии и Смоленщины, в двух километрах от станции, а в пяти километрах - мое село Лужки, где я родился и вырос. Пленный верно говорит.

– Так, так, - раздумчиво проговорил комдив.
– Это очень хорошо. Значит, в проводнике у вас нужды не будет.
– Тут он взглянул на Смугляка.
– Как вы себя чувствуете, товарищ гвардии лейтенант? Оправились от ушиба?

– Давно уже!
– доложил гвардеец.

– Прекрасно. Я приготовил для вас серьезное боевое задание. Нелегкое задание, но я твердо уверен, что вы с ним справитесь. Как это сделать поговорим завтра. Потребуется большая осторожность и бдительность, Сейчас возвращайтесь в свое подразделение и начинайте осваивать полевую рацию. Можете идти!

– Есть идти!
– стукнул каблуками Смугляк.

Через два дня, в темную ночь, гвардейцы на "У-2" перелетели линию фронта и высадились в тылу врага, в тридцати километрах от переднего края и в десяти - от месторасположения склада.

Теперь они уверенно шли на запад, прижимаясь к лесам, сознательно обходили проселочные дороги и населенные пункты. Смугляк нес маленькую полевую рацию, а Корень - продукты и боеприпасы. В пути они часто менялись ношами, делали короткие передышки и снова шли по лесам, в район фашистского склада.

Уже начинало светать. Огромная заря окрашивала поляны в багровый цвет. Впереди туман затянул низину, и она походила на большое мутное озеро. Вскоре показался стог свежего сена. Смугляк и Корень подошли к нему, остановились, сняли с плеч ноши.

– Давай передохнем тут, взводный!
– устало проговорил Янка, расстегивая воротник гимнастерки.
– Давно я не ходил так: напарился, как в бане. А может, и вздремнем трошки?

– Нет, оставим такое удовольствие!
– строго взглянул на Янку Смугляк.
– Пока совсем не рассвело, надо идти.

– Это верно.

Они снова зашли в лес и затерялись. Узкая продолговатая поляна разделяла зеленый массив леса на две части. В воздухе висел густой запах мха, смолы и мяты. Янка оживленно посмотрел вокруг, улыбнулся и заговорил как-то тепло, задушевно:

– Слушай, взводный, я ведь домой иду. Смотрю вот на эту поляну, на этот лес и небо - и мне все родное здесь! Вон за той большой рощей - мое село. Видишь? Верст пять еще, не больше. В другое время в гости зашли бы, кваску холодного попить.

Восход солнца застал их уже далеко от места высадки. Кругом все цвело, зеленело. Бесконечный лес наполнялся стоголосым гомоном и щебетом птиц. Мир казался необозримо просторным. Только заросшие сорняками пашни напоминали о войне, о запустении. При выходе на опушку леса Янка остановился, подумал.

– Не пойдем дальше, - неожиданно проговорил он.
– Лес теперь начнется редкий. Рисковать не стоит. День проведем здесь.

Смугляк согласился.

Они расположились в березняке, возле старой тропинки, поели. Лучшее место для дневки трудно было подыскать. Вблизи ни следов, ни жилья. Глухота! Высокая густая трава стояла нетронутой. Хорошо: значит, в этих местах никто не бывает. Можно спокойно передохнуть, осмотреться и наметить план дальнейших действий.