Наёмники Гора

— Я не могу в это поверить, — всхлипнула девушка. — Это не доходит до меня.

— Ты думаешь, что только Ты сама со всей своей красотой, можешь быть выставлена на торги в ожидании предложения цены? — поинтересовалась женщина.

— Но Ты же — моя мать!

— Конечно, но Ты должна понимать, что я тоже могу быть привлекательна для мужчин, и, по крайней мере, для одного мужчины однажды уже была, — сказала женщина, и улыбнулась. — Твоё присутствие это доказывает.

— Не обязательно, — буркнула девушка.

— И, тем не менее, это так, — улыбнулся женщина.

— Ты — моя мать, — повторила девушка.

— Ты что, правда думаешь, что мое тело теперь превратилось в лёд или в дерево, — осведомилась женщина, — что, я перестала быть человеческой женщиной, что у меня исчезли чувства, что у меня нет потребностей?

— У Тебя не может быть потребностей, — заплакала девушка. — Это не правильно. Ты — моя мать!

— Твой отец не испытывал ко мне особой привязанности, — призналась она дочери. — Да и Ты, как мне кажется, тоже считала меня всего лишь само собой разумеющимся элементом твоего окружения. А я была ужасно одинока.

— Но Ты — моя мать! — простонала девушка.

— Я много кто, — заметила женщина, — или точнее ещё недавно была много кем.

— У тебя не может быть потребностей, — всхлипнула её дочь.

— Посмотри на меня, — предложила женщина. — Неужели Ты думаешь, что у женщины, обнаженной и посаженной на цепь, выставленной мужчинами на всеобщее обозрение, может не быть потребностей? Подобные вещи освобождают меня и мои потребности. Они освобождают меня, заставляя быть собой.

— Отвратительно! — возмутилась девушка.

— Всю мою жизнь, я хотела целовать, ласкать и служить мужчине и делать его счастливым, — призналась женщина.

— Но это же — отвратительно! — заявила девушка.

— Кажется, теперь у меня появится возможность сделать это, — улыбнулась женщина.

— Я не могу поверить, что Ты говоришь мне это серьёзно, — призналась её дочь.

— Присмотрись ко мне, — велела ей мать. — На моём горле ошейник. И я не смогу снять его. И он держит меня на цепи вместе с другими. Я полностью раздета. Мужчины могут рассматривать меня, если и как пожелают. На моей груди цифры. Я номер 261 среди трофеев наёмников. И скоро меня продадут кому-нибудь. Так что, не говори мне, что я могу говорить, а что нет. Я, как и Ты, женщина на цепи!

— Мамочка, я боюсь, — внезапно призналась девушка. — Я так боюсь!

— Мы все боимся, — вздохнула женщина, прижимая дочь к себе.

— Я не знаю, что произойдет со мной, — всхлипнула девушка.

— И ни одна из нас этого не знает, — сказала мать.

— Я не хочу принадлежать, — снова заплакала девушка.

— А Ты подумай об этом с точки зрения мужчины, — предложила ей мать. — Ты очень красива. Подумай, сколько удовольствия получат мужчины от обладания Тобой. Подумай, насколько счастливыми их сделает это.

— И я тогда стану ценностью? — спросила девушка.

— Непременно, — пообещала ей мать. — Со временем ты сможешь даже стать сокровищем.

— Нет, Нет! — внезапно вскинулась девушка. — Мы ни в коем случае не должны думать об этом с точки зрения мужчин.

— Почему? — поинтересовалась женщина.

— Я не знаю! Но то, что нравится им, что доставляет им удовольствие, что делает их столь мужественными, столь властными и сильными, столь отличающимися от нас, должно отрицаться ими!

— Почему? — удивилась женщина.

— Я не знаю, — простонала девушка.

— Чтобы сделать их жалкими и слабыми, так, чтобы мы могли доминировать над ними? — уточнила мать.

— Я не знаю, — ответила девушка.

— Чтобы мы смогли притвориться, что похожи на них? — усмехнулась мать.

— Я не знаю, — повторила девушка.

— Будучи свободной женщиной, Ты могла бы, если бы вдруг захотела, по любой причине, из ненависти или зависти, ища власти, да неважно почему, попытаться сделать нанести им такую обиду, такое коварное и тяжкое оскорбление. Но теперь, моя прекрасная дочь, такие ужасные и нелепые поступки, за которые юридические наказания даже не прописаны, для Тебя смертельно опасны. Ты — рабыня, и для Тебя будет лучше даже не начинать думать об этом.

— Я боюсь быть рабыней, — призналась дочь.

— Как и все мы, — вздохнула мать.

— Я не понимаю рабынь, — сказала девушка.

— Скоро Ты поймёшь их даже слишком хорошо, — заметила мать.

— Почему так получается, что многие из них, не имея даже миски для их еды, ходя в жалких тряпках и ошейниках, кажутся самыми счастливыми из женщин, такими сияющими и довольными?

— У них есть владельцы, — объяснила ей мать.

— Мама, — робко позвала девушка.

— Что, доченька, — ободряюще сказала женщина.

— Этим утром, на Авеню Админиуса, я была вынужден назвать мужчину Господином, — сообщила девушка.

— Также сделали все мы, — успокоила её мать. — Это всего лишь один из способов приучить нас к повиновению, и к тому, что находимся ниже их.

— Произошло ещё кое-что, — прошептала она.

— Что? — поинтересовалась мать.

— Я должна была поцеловать плеть мужчины, — призналась она шёпотом.

— Уверяю Тебя, мы все сделали это, — заверила её мать.

— Но не это главное. Я боюсь говорить, — простонала девушка.

— Скажи мне, не бойся, — попросила мать, успокаивающе прижимая голову дочери к своей груди.

— У меня появились чувства, — призналась девушка. — Я никогда не чувствовала прежде ничего подобного.

— Я понимаю Тебя, — сказала мать.

— Я задрожала, когда почувствовала, как тугая кожа прижалась к моим губам, — сказала она. — Я, как предложено медленно, поцеловала и облизала это. А потом, посмотрев на мужчину, я увидел свирепость, силу, бескомпромиссную решимость в его глазах. И я снова согнулась и вернулась к прерванному занятию. И тут я почувствовала внезапное непонятное волнение. В моём животе появилась странная лёгкость и жар. Мои бедра запылали. Я почувствовал влагу внизу живота.

Её мать мягко поцеловала девушку и успокаивающе провела рукой по её волосам.

— Наверное, я — ужасный человек, — всхлипнула девушка.

— Такие ощущения совершенно естественны, — успокоила её мать. — Не стоит стыдиться их. Они говорят Тебе о том, кто Ты есть. Нет ничего неправильного в том, чтобы быть самой собой. Это прекрасно быть тем, кто Ты есть, независимо от того, чем это может оказаться.

— А у Тебя когда-нибудь были такие ощущения? — поинтересовалась девушка.

— Да, — призналась мать.