Наёмники Гора

— Каким образом она служит в этом доме? — поинтересовался я.

Напомню, что она была босой, практически голой, если не считать символической туники, и с цепью на шее. Эти вещи уже предлагали некоторые ответы на мой вопрос.

— В основном, как обычная рабыня, но с минимумом их умений, — ответила служащая.

— Они не хотят делиться со мной своими тайнами, — пожаловалась мне женщина.

— Им приказали не делать этого, — объяснила женщина в коже, — а наши приказы для рабынь важнее любого, который они могли получить от неё.

— Но они сами рады не говорить мне этого! — всхлипнула она.

— Конечно, — усмехнулась служащая борделя. — Ведь они — рабыни, и Ты просто свободная женщина. Кроме того, зачастую лучше, чтобы тайны рабынь оставались между ними и их владельцами.

— Мы даже не собираемся обучать её, — вмешалась в разговор Эснэ.

— Это стоило мне многих синяков, — пожаловалась свободная женщина.

— А почему бы не выдрессировать её? — полюбопытствовал я.

— Дрессировка была бы неподобающей для неё, как для свободной женщины, — заметила та из женщин, что привела меня сюда. — Это могло бы шокировать и ужаснуть её. Мы же, не хотим этого, не так ли, Леди Лабэйна. И вообще, маловероятно, что она могла бы полностью осознать значимость этого, поскольку она свободна, и таким образом не в состоянии полностью понять этого, ведь дрессировка предназначена для тех, кто полностью осознал беспомощность того, что находится в глубинах их собственного живота.

— Вы удерживаете её ради выкупа? — осведомился я.

— Нет. Хотя поначалу Ты на это надеялась, разве не так, Леди Лабэйна?

— Так, — признала женщина, опуская голову.

— Но когда стало известно, что она была захвачена, — усмехнулась женщина в коже, — её семья отреклась от неё и отказала ей в Домашнем Камне.

— Всё равно, моя жизнь как свободной персоны не доставляла мне удовлетворения, — заявила женщина.

— Следи за своим языком, пленница, — бросила женщина, держащая в руках её цепь.

— Мне кажется, — заметил я, — что теперь Ты не являешься ни полностью свободной женщиной, ни рабыней.

— Это развлекает их, — сказала Леди Лабэйна, — держать меня в своей власти, как свободную женщину, предоставляя клиентам в этом качестве.

— Иногда такие женщины имеются в подобных местах, — кивнул я.

— Вы не представляете того, что я делаю здесь, — сказала она, подняв на меня глаза, — что они заставляют меня делать!

— Ну, вообще-то могу представить, — заверил её я.

— Большая часть того, что она делала здесь, является обычной работой рабынь, — поведала мне Эснэ, женщина, державшая её на цепи. — Например, нас забавляет видеть как она голая, на четвереньках и в цепях, скоблит полы.

— И конечно, по случаю, она предоставляется для использования Вашими клиентами, — усмехнулся я.

— Само собой, — кивнула, Эснэ, — не так ли, Леди Лабэйна.

— Да, — признала стоящая на коленях женщина.

Я полюбовался ей, широко раскинувшей ноги, распахнувшей тунику, выставившей напоказ все свои прелести.

— Зато я изучила здесь кое-что, о чём я никогда даже не мечтала, будучи свободной женщиной, — призналась пленница. — Я оказалась в состоянии ощутить здесь экстаз неволи, экстаз жизни, необычайно чувственной, жизни под строгой дисциплиной, жизни в которой я должна повиноваться, жизни в которой должна, отдавать себя полностью, и под угрозой сурового наказания, и даже смерти, если мной будут недовольны, жить впредь исключительно для служения и любви.

— Ты прославляешь радости любящей рабыни, конечно, — заметил я, — а не горе женщины, которой приходится ползать под плетью ненавистного рабовладельца.

— А разве Вы думаете, что любящая рабыня не ползает в ужасе под плетью своего, пусть любимого, но рабовладельца? — спросила она.

— Ты сама знаешь, что любящая рабыня — всё равно рабыня, — пожал я плечами, — и возможно даже больше рабыня, чем любая другая.

— Да, — прошептала Леди Лабэйна.

— Она удерживается в неволе самой крепкой из всех привязей, — сказал я, — своей любовью.

— Да, — согласилась стоящая передо мной женщина.

— Поверь, эта привязь гораздо прочнее той цепи, что сейчас заперта на твоей шее, — добавил я.

— Я знаю, — признала она.

— Это должна тогда быть очень крепкая привязь, — засмеялась Эснэ, дёрнув цепь, отчего голова женщины мотнулась из стороны в сторону.

— Так и есть, — заверил её я.

— Они отдают меня здесь любому пожелавшему, — сказала Леди Лабэйна. — Некоторые просто отвратительны, некоторые воняют как слины, в зловонном дыхании других, я почти задыхаюсь и умираю, и все же я должна служить им, несмотря на то, что я свободная женщина, удовлетворяя все их прихоти.

Я с интересом посмотрел на коленопреклонённую женщину.

— Я хочу, чтобы у меня был единственный владелец, — вдруг призналась она. — Я хочу своего собственного владельца.

— Это — естественное желание любой женщины — кивнул я.

Она вдруг жалобно всхлипнула и, подняв голову к женщине, державшей её цепь, заявила:

— Я хочу ошейник. Вы знаете это. Я просила об этом не раз. Почему Вы не хотите дать мне ошейник? В любом случае, Вы уже сделали из меня рабыню. Теперь я уже ни на что иное не гожусь. Я слишком многое познала! Почему мне отказывают в клейме и ошейнике? Почему Вы так позорите меня? Наденьте на меня ошейник, который я смогу предъявить всему миру! Я хочу быть проданной! Я хочу найти своего господина! Я готова служить полностью!

— А ну тихо! — рыкнула на неё Эснэ, дёргая цепь. — Это не тот способ, которым может говорить свободная женщина. Голову в пол! Закинь тунику на голову!

Напуганная, женщина поспешно выполнила приказ. Эснэ жестом подозвала к себе одну из других, присутствовавших в зале, служительниц борделя.

— Три удара, — небрежно бросила она подошедшей, и та женщина три раза со всей силы опустила плеть на спину Леди Лабэйны.

— Одёрни тунику и встань на коленях прямо, — приказала женщин её надсмотрщица.

Выпоротая женщина послушно выпрямилась, не решаясь даже стереть слезы, бежавшие по её щекам.

— Мы говорили Тебе, Леди Лабэйна, — напомнила ей Эснэ, что мы просто держим Тебя для друга.

— Для кого Вы держите меня? — спросила женщина.

— Это может быть знанием для нас, а для Тебя должно оставаться загадкой, — усмехнулась Эснэ.

— Передайте ему, если увидите, — попросила она, — что его пленница уже готова быть порабощенной, что она уже готова вылизать его ноги и умолять об ошейнике, что она готова быть использованной им, или проданной, неважно, что могло бы быть его желанием.