Наложник

– Сколько ты просишь за ночь с Хаасином?

– Один господин мне дает за него сто аранов, а другой сто двадцать, – вознеся руки к небу говорит карач.

– Тогда моя цена – двести, – ухмыляюсь я.

Карач кланяется и исчезает за шторой, через несколько мгновений он появляется вновь.

– Первый господин предлагает мне теперь уже двести пятьдесят, а другой – двести шестьдесят. Но ещё один купец заявил, что возьмет за триста, – говорит он. Честно говорит, не врет, нельзя мне врать.

Улыбаюсь уголками рта, раскрываю свой бумажник и вытаскиваю пять бумажек по сто аранов каждая.

– Думаю, это решит все разногласия? – смеюсь я, засовывая купюры в толстые пальцы карача.

– Как много, уважаемый господин, – дрожащим голосом произносит он, пересчитывая бумажки, но глаза жадно блестят. – Целых пятьсот.

– Четыреста девяносто девять, – говорю я, ухмыляясь про себя, – вот моя цена.

– А? – карач удивленно переводит взгляд с бумажек на меня и снова на бумажки. – Но, мой господин, как я вам сдам сдачу, ведь не существует купюры в один аран, – испуганно произносит он.

– Вот незадача, – притворно говорю я. – Но эта моя цена, а деньги ты уже взял.

Карач чешет затылок, мнет бумажки, но не находит решения моей задачки. Я назвал цену, деньги он взял и теперь дело чести вернуть мне сдачу, иначе я его могу объявить мошенником и буду прав. А мошенников у нас в Дааре принято забивать на площади камнями.

– Добрый господин, – наконец мямлит он. – Не губите вашего бедного слугу, – он раскланивается, но денежки не выпускает. – Возьмите всё, что хотите, но не губите.

– Хорошо, – усмехаюсь я, – а на один аран я покупаю в свою полную собственность твоего мальчишку-масла, – заявляю я. – Достойная цена, ты сам сказал, что он стоит не больше пяти тысяч тарталов.

– Аааа… – карач открывает рот, не хочет так дешево расставаться с маслом, но выхода у него нет, не может отказаться – цена была названа и деньги взяты.

– По рукам? – я встаю с дивана.

– По рукам, – вздыхает он, теперь понимая, как ловко я обвел его вокруг пальца.

Мы обмениваемся рукопожатием.

Я подхожу к маслу и наконец кладу свою ладонь на его теплую выпуклую попку. Теперь мне можно трогать его, теперь он мой.

– Эмин, – произношу я, и он оборачивается, на его щеке блестит мокрая дорожка. – Можешь одеваться, – уже мягко говорю я, легонечко шлепаю его по ягодичке и убираю руку.

Замечаю, что он ладонью всё-таки прикрывал пах, но ничего не говорю ему, свое наказание за это он получит потом. Эмин мгновенно натягивает штаны и заправляет рубаху, украдкой смахивает рукавом слезу. Карач подходит к нему, с силой давит ему на плечо, и Эмин опускается на колени. Карач берет конец поводка от его ошейника и протягивает мне.

– Я, Алиб Масан Харви, передаю вам раба Эмина, – говорит он.

Я беру поводок и дергаю его. Таков обычай передачи раба хозяину.

– Вручаю вам свою жизнь, тело и душу, – в свою очередь произносит дрожащим голосом Эмин те слова, которые должен сказать раб новому хозяину. – Пользуйтесь мной, как вам будет угодно, господин.

Он, кажется, даже до сих пор не осознал, что у него теперь новый хозяин, уже третий за одни сутки.

Итак, церемония прошла, теперь я по всем правам законный хозяин Эмина, осталось только подписать бумаги на него.

– Хасан, займись всеми бумагами, – приказываю я своему слуге, бросая ему поводок, – и отвези мальчишку домой. Да смотри, чтобы никто не касался его, – строго добавляю я.

Я специально отсылаю Эмина от себя, чтобы сейчас на радостях и в порыве страсти не набросится на него, а потом об этом пожалеть. Его девственностью я буду наслаждаться понемногу и на холодную голову.

Карач отводит меня в специальную комнату для встреч. Здесь горят свечи, разбросаны лепестки роз, на подносе свежий чай и фрукты, в медной чаше дымится бахур, вдыхаю благословенный аромат, снимаю обувь и устраиваюсь поудобнее на подушках, развязываю пояс, откладываю его в сторону вместе с кинжалом. И в тот же миг где-то за тонкой занавеской раздается музыка, шторка откидывается и передо мной появляется Хаасин.

Теперь он танцует только для меня. Он плавно входит в комнату, словно вплывает в неё, разводит в сторону руки и изгибается всем телом, подражая змее. На его бронзовой коже сверкают прозрачные капельки, он поигрывает мускулами пресса, не давая им скатиться. Он, то зажигательно двигает тазом в такт музыке, то поворачивается ко мне спиной и соблазнительно виляет попкой, спрятанной в длинную юбку. И я напрочь забываю об оставленном мной Эмине.

Он проходит вокруг меня, шурша босыми ступнями по ковру. Глаза опущены, словно он невинен, пушистые черные ресницы слегка дрожат. Я ловлю полы его юбки и с силой сдергиваю с него, обнажая его тело, теперь на нем только узкие плавочки и золотой ошейник.

Хаасин падает на колени, его голенькие ягодички упираются в пяточки, он выгибается в спине едва касаясь затылком пола, взмахивает кистями рук будто рисует в воздухе замысловатый рисунок и убирает их за голову, вытягивает и кладет на ковер. Его мышцы напряжены, живот липнет к позвоночнику, грудная клетка мерно вздымается и опускается от его дыхания.

Я отрываю маленькую виноградную кисть, подползаю к нему и обвожу ею по его животу, двигаюсь по прямой ложбинке к его шее. Отрываю одну виноградинку и касаюсь его губ, он послушно открывает рот, и я роняю ягодку ему на язык. Веду виноградной кистью обратно, отрываю несколько ягодок, оттягиваю резинку его узких плавочек и заталкиваю их туда. Там у него всё так жарко, всё так напряженно.

Музыка постепенно угасает, но он не поднимается, его танец окончен и сейчас начнется самое главное действие. Глаза Хаасина закрыты, лицо спокойное. Теперь я разглядываю его всего, трогаю его сильные накаченные мышцы, ему скорее всего не больше двадцати пяти, ещё юн, но уже ощущается в нем мужчина, самый сок.

Я кладу свою ладонь между его коленей и веду по ляжке вверх, пока не упираюсь в промежность, сжимаю содержимое его паха через ткань плавок и чувствую, как в моем кулаке лопаются виноградинки. Он приподнимается на мышцах и расстегивает по бокам где шовчики едва заметные крючочки, чтобы я смог сорвать с него плавки, что я и делаю, рывком отбрасываю их в сторону. Его напряженный член выпрямляется и смятые ягодки падают на ковер.

Я хватаю его за меньшого друга и подтягиваю на себя, а сам откидываюсь на большие мягкие подушки. Повинуясь моему движению, он поднимается и его губы оказываются на уровне моих, я жадно впиваюсь в него, ощущая вкус ещё недоеденной виноградинки.

– Оближи моего малыша, – шепчу ему, отрываясь от его горячих губ.

Хаасин сползает вниз, хватается за резинку моих шаровар, я приподнимаю попку, чтобы он смог достаточно спустить, и он стаскивает их вместе с трусиками, обнажая мой член. Несколько мгновений он просто смотрит на него, наверное, его впечатляет мой большой размер, ещё ни одного мальчика он не оставил равнодушным, затем поднимает на меня глаза. Я замечаю, как сверкают задорные искорки в его темно-карих зрачках. Скорее всего он ещё не осознал, что мой большой дружок может причинить боль его попочке, хотя… смотря как разработана его дырочка.