Наложник

– Чего ты ждешь? – смеясь, спрашиваю я.

Он опускает голову, пристраивается поудобнее, нагибается и целует горячими губами моего дружочка прямо в купол. Остренький кончик его язычка касается моей уретры, проникает глубже насколько может, заставляя меня всего трепетать от наслаждения. Хаасин не спеша обводит язычком вокруг моей крупной головки, двигается к основанию, чередуя ласки с поцелуями, и ведет обратно по той стороне где «шовчик», впивается губами в уздечку.

Я вздрагиваю, хватаю его за волосы, приподнимаюсь на коленях и резко натягиваю его на себя. Хаасин послушно раскрывает шире рот, чтобы вобрать в себя всего моего огромного дружочка. Я утыкаюсь куполом в его мякоть, и он зажимает его внутри своей гортани, держась руками за мою попку. Он сглатывает слюну, создавая легкие вибрации, заставляя меня слегка подрагивать. Не смотря на мой большой размер опытный Хаасин поглощает его полностью, кончик его языка касается моей мошонки, и он играет моими яичками, доставляя мне двойное наслаждение.

Я закрываю глаза и замираю, упиваюсь этими мгновениями, насыщаюсь ими до самых краев. Одной рукой я сжимаю его волосы, а другой глажу Хаасина по щеке, завожу за подбородок, и нащупываю на его шее выступающий бугорок – мой собственный член с той стороны. Я открываю глаза и немного наблюдаю за его стараниями, затем начинаю сам грубо трахать его прелестный ротик, нещадно дергая Хаасина за волосы. Вдалбливаюсь глубже своим большим другом, рискуя оборвать мальчишке все связки, но Хаасин привыкший, наверное, и не такое повидал. При этом я любуюсь на его накаченные ягодички, улыбаясь про себя, что скоро дойдет и до них очередь.

Встав на колени, и заставив Хаасина ублажать меня в таком положении, я вынудил его занять не очень удобную для него позу, но меня это мало волнует. Ему приходится сидя на коленях изогнуться, выпятив попку. Из-за постоянных занятий танцами его ягодичные мышцы хорошо накачались, попка приобрела фактурные очертания.

Я смотрю на его жопку и вдруг вспоминаю розовую нежную кругленькую-кругленькую попочку Эмина. От этого делаю сильный толчок и тут же выплескиваюсь потоком сиропа в ротик Хаасина. Надо же, одно лишь воспоминание об этом масле, и я уже кончаю.

Хаасин с готовностью всё проглатывает, доставляя мне снова наслаждение своим подрагивающим язычком. Я отпускаю его волосы, и он медленно движется обратно: ещё прижимая мой член своим языком, ещё высасывая и доглатывая остатки моего сиропа – медленно движется по моему стволу от основания к кончику. Он облизывает его всего, снова целует в купол и подтягивает мои штаны. Я откидываюсь на подушки.

Хаасин облизывает губы и ложится рядом на бочок, подтягивая к животу колени. Мы оба тяжело дышим, приходим в себя. Он посматривает на меня своими темно-карими глазками. Из одежды на нем только золотой ошейник и мне нравится его голость, его беззащитность. Я поворачиваюсь к нему и провожу ладонью по его коротким черным волосам.

– Сколько тебе лет? – спрашиваю я.

– Двадцать три, господин.

– Как ты стал танцором?

– Я родом из очень бедной семьи, господин, – отвечает он, – нам было нечего есть, и мой отец сказал мне, что я очень красивый и смогу зарабатывать своим телом. И я попросился в клуб на окраине. Там я учился танцевать и выступал. Потом меня заметил господин Алиб и предложил работать здесь, научил ублажать господ. Благодаря мне моя семья смогла перебраться из-за крепостной стены в сам город, мы живем хоть и в бедном районе, но у нас сейчас есть крепкая крыша над головой и каждый день теперь еда, не такая богатая, как здесь, но зато мы не голодаем. Мои младшие братья и сестры могут ходить в школу, – с гордостью добавляет он, счастливо улыбаясь.

– Станцуй мне ещё раз, – велю я ему.

Он с готовностью подскакивает с подушек и ныряет за портьеры. Спустя несколько минут вновь играет музыка, занавеска отдергивается и передо мной появляется Хаасин с ног до головы укутанный в тонкую прозрачную ткань, расшитую золотой нитью с блесками, только остаются видны его темно-карие глаза, красиво подведенные тушью. Он движется плавно, изгибаясь всем телом, перебирает босыми ногами и покачивает бедрами подражая юная деве. Вдруг он подскакивает, выбрасывая вперед длинные жилистые руки, будто парит над полом и начинает кружится. То останавливается и прогибается в спине, касаясь пальцами пола, то снова взметается ввысь и оббегает вокруг меня. Ткань трепещет, блески сверкают в пламени свечей. Движения Хаасина красивы, грациозны и я ощущаю заметное шевеление в собственных штанах.

Музыка убыстряется и Хаасин танцует, всё больше набирая темп, он уже тяжело дышит, пот сочится по его лбу, я вижу, как напрягаются все его мускулы, и я сам начинаю также тяжело дышать, хоть и сижу на подушках. Кажется, что весь мой организм подстраивается под него, сливаясь с ним в едином танце. Я захватываю ртом воздух в тот же миг, когда дышит он; моя грудная клетка поднимается и опускается одновременно с его грудью; мое сердце начинает стучать в том же ритме, что и его; и я вдруг чувствую, как напряженно гудят мои мышцы, будто я повторяю за ним все его движения.

Он взмахивает руками и полы его одеяния взлетают вверх. Хаасин быстро кружится на одном месте, продолжая поднимать и опускать руки, и воздушное одеяние, то взмывает вверх, обнажая на миг его фактурную попку, то снова прячет его фигуру под тонкой тканью, чтобы через мгновенье вновь показать мне уже его напряженного вставшего малыша.

И дойдя до какого-то совершенно безумного бешенного ритма, музыка вдруг резко обрывается и Хаасин падает на колени, прижимаясь лбом к ковру, воздушная тонкая ткань медленно опадает, покрывая его всего от макушки до кончиков пальцев на ногах. Я вижу, как поднимается и опускается его изогнутая спина, он тяжело дышит после танца.

Я на коленках подползаю к нему, сдергиваю с него ткань, и толкаю его в спину, чтобы он прогнулся, выпятив для меня свою попочку. Не давая ему ни минуты отдышаться – я слишком взбудоражен, чтобы ждать, хоть и тоже тяжело дышу, но в отличие от него, от охватившего меня возбуждения – я спускаю свои штаны, расширяю пальцами его щелочку между ягодичками, затем утыкаюсь своей крупной головкой в его тверденький ободочек и довольно грубо и жестко врезаюсь в него, с силой протискиваясь внутрь, набрасываюсь на него как дикий зверь. Чувствую, что Хаасин уже подготовился, сам смазал свою дырочку, перед тем как станцевать для меня последний танец.

Я хватаю его за мокрые от пота бедра, тяну на себя и начинаю усердно долбится, время от времени шлепая ладонью по его ягодичке. Дырочка у него хорошо разработанная, широкая, глубокая, но всё равно, когда я прохожу через его сфинктер, Хаасин тихонько вскрикивает и ещё больше прогибается в спине. Даже для его опытной дырочки мой малыш ему великоват. В голове мелькает мысль – как же будет принимать меня в себя Эмин своей розовой девственной попочкой, своей узкой тесной дырочкой, если опытному Хаасину это удается с трудом – и ухмыляюсь, предвкушая ждущие меня ночные забавы с маслом.

Пот крупными каплями стекает с бронзовой спины Хаасина, он всё ещё тяжело дышит от танца, но я очень горяч, я с остервенением долблюсь в его дырочку, словно хочу проткнуть его насквозь и выйти через его пупок. Я проскальзываю глубже, утыкаюсь куполом в поворот его внутренней плоти, шлепаясь пахом об его твердые ягодицы, и он снова вскрикивает, возможно, никто кроме меня не доходил до его той складочки. Его крики ещё больше возбуждают меня, я приподнимаюсь, приподнимая его попку, и делаю сильнее толчки, наращивая темп, давлю ему на спину. Моя ладонь соскальзывает с его потной спины, я перекладываю руку ему на плечо, сжимаю чуть ли не до хруста его ключицу, затем хватаюсь за его золотой ошейник и тяну на себя. Он ещё больше прогибается, сдавленно вскрикивая, я тканью передавил ему горло, но не отпускаю его и продолжаю с неудержимым азартом вдалбливаться в его дырочку, наращивая темп, чувствуя, как пульсирует моя горячая кровь, как пульсируют жилки в моих висках, как пульсирует мой член.