Наложник

И когда всё внутри меня взрывается раскаленным огнем сладострастия, я наконец изрыгаюсь обильной струей в дырочку Хаасина, наполняя его внутренность своим сиропом. Выхожу из него и в блаженстве откидываюсь на подушки, тяжело дыша. Он тоже тяжело дышит, вижу, как дрожат его ноги в согнутых коленях. Он по-прежнему стоит в той же позиции, как я его оставил, с выпяченной попкой, с вывернутой дырочкой из которой тонкой струйкой вытекает мой белесоватый сироп и капает на его ляжку.

Мой обмякший удовлетворенный малыш тоже весь перепачкан: и в моем сиропе, и немного в том, что я подцепил внутри мальчишки. Мое сердце стучит в бешенном ритме после секса, но я быстро прихожу в себя и восстанавливаю ровное дыхание.

– Хаасин, – зову я.

– Да, господин, – он тут же оборачивается и подползает ко мне. Я вижу, что и с его друга сочится сироп.

– Омой меня, – велю я ему.

– Да, господин, – и он тянется к корзинке в углу.

Там лежит всё, что нужно для омовения после наслаждений. Полотенца, влажные салфетки, жидкое мыло, кувшинчик с розовой водой и плошки.

– Нет, – я перехватываю его руку и дергаю на себя, беру его подбородок двумя пальцами и крепко сжимаю, – омой меня своим язычком.

Он удивленно и немного со страхом смотрит на меня, наверное, ему ещё не доводилось облизывать клиента после соития. Я отпускаю его.

– Да, господин, – судорожно сглатывает он.

Наклоняется ко мне и тщательно вылизывает всего моего малыша, не забывая про яички, и подбирает малейшие капельки, упавшие на мои трусики и шаровары, не проявляя при этом отвращения на своем лице, хоть это ему и неприятно. Когда он заканчивает, я разрешаю ему омыть себя, воспользовавшись содержимым корзинки.

– Иди ко мне, – зову его, когда он убирает корзинку в угол.

– Да, господин.

Он подползает ко мне и сворачивается в калачик в моих объятиях, я прижимаю его к себе, глажу влажные от пота волосы, его голую спину, чистую попку. Когда утыкаюсь пальчиком в его тверденький ободочек, он вздрагивает, усмехаюсь, знаю, всем там бывает больно, после того, как я в них побываю. Прижимаю его к себе и так и засыпаю, но всего лишь на пару часов.

До рассвета, до времени, когда мне придется расставаться с ним, я ещё дважды овладеваю им, выжимаю из него все последние силы, да ещё потом заставляю также омывать меня своим язычком. Те деньги, которые я за него заплатил, ему приходится отработать с лихвой, хотя я знаю, что ему достанется лишь малая часть того, что я отдал управляющему клуба.

После последнего соития, уже омытый, он свернувшись лежит у меня на груди, слышу, как бешено бьется его загнанное сердечко и чувствую, как дрожат его ослабевшие руки. Я глажу его плечи и спину.

– Тебе, наверное, лучше поискать влиятельного господина на длительное время, чем продавать себя на одну ночь. Так выгоднее, – говорю я.

– Ваша правда, господин, так намного выгоднее. Но я свободный танцор и хочу принадлежать только самому себе, – отвечает он.

– А если я тебя позову к себе?

От моего внезапного предложения он вздрагивает, судя по всему, он не хочет оказаться снова со мной в одной постели, но боится обидеть такого влиятельно господина, как я. Он медлит, видимо тщательно подбирает слова.

– Я не думал об этом, господин, – наконец с трудом выдавливает он. – Я всегда ублажал господ только одну ночь.

– А ты подумай, – усмехаюсь я, опуская ниже руку, нащупываю его друга и сильно сдавливаю головку.

Он морщится, чуть егозит ногами, не смея мне перечить.

– Я подумаю, господин, – поспешно отвечает он.

– Хорошо, – смеюсь я.

Отпускаю его и шлепаю по попке.

Какое бы не принял решение Хаасин, но он точно будет моим, просто мне нужно время, чтобы придумать, как это все провернуть. Он бы многому смог научить Эмина. И неплохо бы Хаасина тоже сделать рабом, тогда он точно не сможет уйти от меня по своей воле. Слишком уж соблазнительно он танцует, и довольно вместительная у него оказалась попка, как раз под мой размер. Улыбаюсь и снова шлепаю его по ягодице.

Глава 2. Первая ночь Эмина

Домой я возвращаюсь на рассвете. Люблю это время, когда небо чистое и лазурное, словно омытое росой; когда сильнее всего пахнут цветы; когда улицы тихи и пустынны. Я полностью удовлетворен и доволен, сижу в своем лимузине и свысока посматриваю на широкий проспект, где уже принимаются за работу люди из низших каст и улыбаюсь, вспоминая прелестный ротик Хаасина и круглую попку Эмина, только немного устал и хочется спать.

Поднявшись в свой пентхаус я первым делом подзываю к себе Хасана и поручаю ему втихушку разузнать всё о семье Хаасина и о его положении в клубе. А также даю задание измотать Эмина физическим трудом, не давая и минуты ему на отдых, чтобы к закату он был полностью уставшим телом и предстал передо мной начисто вымытым, выбритым в интимном месте, в той же одежде, как я его купил, только выстиранной. Тогда он станет более сговорчивым и уступчивым на все мои прихоти. Не знаю, чем Хасан его нагрузит, это уже его забота. Будь мы в Эль-Башине, там Эмину было бы чем заняться – один только внутренний огромный двор нашего дома выскрести можно устать. Ну, придумает что-нибудь. Скорее всего Эмин не привык к физическому труду в доме своего отца, так что всё равно к ночи будет изможден.

Я иду в душ, смываю с себя пот и пыль, и падаю на свою большую кровать. Пока я был в душе, слуги уже задернули портьеры на больших окнах, чтобы солнечный свет не тревожил меня и включили кондиционер. Заползаю под воздушное одеяло и перед сном радуюсь, что я принадлежу к господствующей касте арасситов, по-европейски, что значит, голубая кровь. Я могу делать, всё что захочу и брать то, что пожелаю. Думаю, что не смог бы жить, как масл Эмин, полностью лишая себя всех земных удовольствий или как верт Хасан, верно служа другим. Хасан служит мне, его отец служит моему отцу в Эль-Башине, его дед служил моему деду и так до седьмого колена, пока память хранит нашу родословную. В касте вертов это большая честь, если семья так долго служит семье из касты арасситов, передавая свой долг из поколения в поколение. Или вовсе нищенствовать как бурдак Хаасин, быть вечно голодным, обитать в соломенных лачугах за крепостной стеной города и браться за любой тяжелый физический труд, получая за это только мелкую монету. Ему ещё повезло, что он родился красивым и с таким гибким телом. Пока молод, он сможет зарабатывать, а после двадцати семи, если ему не поможет встать на ноги какой-нибудь влиятельный господин, ему придется вернуться обратно в нищету. Я не успеваю перебрать в памяти все касты нашего достопочтимого Даара, как погружаюсь в благословленный сон.

Сплю долго, почти до самого обеда. В мои сновидения вплетаются то мягкая нежная попочка Эмина, то упругий твердый зад Хаасина. Ворочаюсь, сминая под собой простыни и даже, кажется, постанываю во сне.

За обедом мне прислуживает Хасан. Я сижу на торце длинного стола лицом к огромному окну, взирая на голубые волны Аравийского моря. Вдалеке сверкают на солнце белоснежные паруса прогулочных яхт. Хасан ставит передо мной блюдо – рис с машем кичари. Отламываю кусочек наана, обмакиваю в соус и отправляю в рот

– Как дела у Эмина? – спрашиваю его.

– Он трудится не покладая рук, господин, – с почтением отвечает Хасан.

– Что делает?

– Он вручную вымыл все полы и вычистил ковры без пылесоса, сейчас на кухне скребет котлы. Господин позволит ему принять пищу? – осведомляется Хасан.

– Позволю, – чуть помедлив с ответом, разрешаю я, – одну лепешку ему можешь дать.

– Слушаюсь, господин, – кивает слуга.

Мой взгляд падает на блюдо с фруктами, смотрю на красивый румяный спелый персик, который лежит, повернувшись ко мне ложбинкой и думаю, что очень уж он мне напоминает розовую попку Эмина. Такая же мягкая, сочная.