Нам нельзя остаться

Я чувствовала, как отчаяние потихоньку поднимается из моего нутра, пробивая себе путь через броню невозмутимости.

– Уж не хотите ли вы, чтобы мы доказывали вашу причастность к заговору? – лицо Нэнтрикса выразило удивление. – Нет-нет. Скорее это вы должны доказать обратное. Сможете ли вы сделать это?

– Как, бездна тебя побери, мы можем доказать тебе хоть что-то, - яростно возразил Зельборн, - если мы заперты за решёткой?!

– Не знаю, – развёл руками Нэнтрикс. – Это выходит за пределы моих возможностей. Да и пришел я сюда не за этим.

– Позвольте мне, ваша милость! – вскричал казначей, дёргая мага за жёлтую мантию, словно ребёнок.

Придворный маг небрежно махнул рукой в знак согласия.

– За покушение на казну Гонкоралла, - торжественно объявил казначей, расплываясь в недоброй улыбке на толстом лице, - вы признаётесь виновными и будете казнены послезавтра, на рассвете.

В тяжёлой тишине откуда-то из глубин тюрьмы раздался удивлённый присвист. Казначей огляделся.

– Кого там ещё казнить завтра? – грозно проговорил он.

Добровольцев не нашлось.

– Послушайте, - Нэнтрик вдруг наклонился к казначею и зашептал, но его слова всё же не укрылись от моего чуткого уха.
– Я полагаю, что казнить этих двоих – слишком уж суровая плата за их нечестивые замыслы. Я по-прежнему настаиваю на более гуманном способе порицания. Побить палками, кнутами, заставить работать, в конце концов. Но отнимать жизнь – это, пожалуй, слишком. Подумайте об этом.

– Благодарю вас, - резко ответил казначей, - ваша милость. Но раз уж их грязные мысли простирались над обителью моего ремесла, то и конечное слово будет за мной.

– Да, - согласился Нэнтрикс, отшатываясь от казначея, - это так. И всё же…

– Я не милую тех, кто желает обвести вокруг пальца как самого короля, так и самого меня, – горячо возразил Тормизиан и топнул для пущей убедительности. Вышло довольно глупо, по-детски.

Придворный маг покачал головой.

– Но ведь мы ничего не сделали! – выкрикнула я, пытаясь воззвать к совести хоть кого-нибудь из этих двоих.

– Если бы вам это удалось, - заверил нас Нэнтрикс, как бы в знак утешения, - тогда вас бы казнили не меньше трёх раз к ряду. А так только один.

– О, Боги! – выдохнул Зельборн.

Нэнтрикс развёл руками и направился к выходу. Казначей бросил победный взгляд и засеменил следом.

Дверь захлопнулась, оставив нас без какой-либо надежды на спасенье.

Глава 37

“Сапожник, без сапог. Так иногда называла меня

Анимара. Что ж, мои сапоги почти готовы”

Что ж, через один день нас казнят. Я наконец-то смогу почувствовать всё то, что чувствовали мои жертвы, когда им оставалось жить считанные минуты. И что теперь до тех лет, что я так тщательно собирал всё это время?

Анимара сохраняла спокойствие, её лицо не сколько не выдавало никаких признаков тревоги.

– Тебе страшно? – спросил я, пытаясь сохранить спокойствие.

– Да, - прошептала она. – Но больше всего мне страшно за тебя.

– О, - вспомнил я, - ты решила подбодрить меня лучшим из миров, в который попадёшь ты, и худшим, где окажусь я?

– Как так получилось, Зельборн? – она горестно покачала головой. – Нам не хватило всего одного дня! Всего одного!

– До чего паршивое место, - констатировал я, - я даже не могу обратиться к духам!

– А вот это можно приписать к плюсам, - заметила колдунья. – Ещё не хватало смотреть на твоё отсутствующее состояние! Вот повесят тебя, так отсутствуй, сколько душе угодно, а теперь и думать забудь!

– Я хотел обратиться за помощью! – развёл руками я.

– Толку от твоих обращений, как покойнику отвар целебный! – фыркнула она.

Я не стал спорить. Если не считать недавнего случая, духи никогда мне не помогали.

– Если нам суждено умереть так скоро, - продолжила Анимара, - я хочу встретить смерть рядом с тобой. И успеть наглядеться на тебя напоследок.

Эти слова тронули меня, и вся безжалостность нашего положения навалились на меня разом.

– Мне будет не хватать твоих глаз, - я посмотрел на неё, сдерживая вдруг подступивший ком в горле, - и твоих рук.

– А что, всё остальное во мне уже окончательно надоело? – спросила она.

Я не ответил. Вместо этого я подошёл и обнял её покрепче. Стойкий аромат трав и свежести вдруг коснулся меня.

– И этого запаха… - пробормотал я.

– Насчёт запаха, - раздался хриплый голос из глубин, - это ты зря.

На ужин принесли кашу, при виде которой складывалось ощущение, что её ели уже не первый раз. Впрочем, на вкус она была не такой уж и дрянной. Мы с горечью вспоминали дары Винранта. Что бы он сказал, вкусив такую кулинарную мерзость?

Спасть не хотелось и мы долго не могли уснуть. То, на чём нам предлагалось спать – было ничем иным, как надругательством над плотницким ремеслом. Словно напоминание, как быть никогда не должно, это худощавое чудо стояло в углу нашего узилища. Грубо сколоченные много веков назад доски, едва ли удостоившиеся обработки, сверху были услужливо покрыты соломой, на которой лежала дырявая простыня. Спасибо и на этом.

Всю ночь Анимара жалась ко мне и сквозь сон просила закрыть окно. А я, словно безмозглая марионетка, вставал и замирал на месте, вспоминая, когда это мы выложили наши стены камнем.

Всё утро мы проспали, иногда просыпаясь от разговоров и резкого хохота других узников.

Когда же наступило время завтрака, нам пришлось проснуться. Под такой шум, как раздача еды просто невозможно было спать. На этот раз каша была другая, но её склизкая консистенция и преступная пресность была на том же низком уровне.

Мы всё же решили не пренебрегать едой, особенно если учесть, что кроме этого, у нас будет ещё всего пару приёмов пищи. Может быть, даже один. Брать сил больше не откуда. Я ел, закрывая глаза, Анимара зажимала себе нос.

– Кого вывернет, - предупредила она, - тот и слабак!

Минуты напряжённого поглощения пищи и поглядывания друг на друга начались.

– Ах, - вдруг раздался голос из недр тюрьмы, сопровождаемый отчётливыми звуками поражения.

– Проклятье! Я, кажется, проиграл! – заключил голос.