Нам нужна великая Россия

Они наверняка ждали от него речи, одной из тех, которые потом читались и перечитывались всей страной. Но Петр Аркадьевич только лишь отдал самые необходимые приказания. Сейчас не время было для долгих речей: вот-вот их могла затопить не какая-то там безликая "сила вещей", а вполне осязаемая, одушевленная (то есть скорее всего одушевленная, а там - кто знает?..) революция.

Городовые и солдаты растянулись в цепочки, закрывая горстку верных престолу людей от перекрестков, откуда в любое мгновение могли показаться толпы восставших.

Выстрелы в Александровском смолкли. Едва цепочка солдат уперлась в ближайшие деревья, как стрелки остановились. К Столыпину заспешило несколько штабных: они принесли известие, что путь до самого Зимнего свободен. Небольшой отряд бунтовщиков отступил. Но - это живые отступили...

Мертвые остались лежать здесь, на снегу, в тени деревьев. Закатное солнце пробивалось сквозь голые, казавшиеся пятернями скелетов ветви деревьев. Тени от этих веток-пальцев ложились на лица погибших. Рядом здесь могли лежать и восставшие, и солдаты верных частей. Их шинели и бушлаты обильно были политы кровью, и своей, и чужой: Столыпин и без объяснений сумел понять, что здесь шла рукопашная. Городовой даже мертвым не хотел уступать двум...А нет, трем...Кажется, рабочим, - во всяком случае, одеты они были в заводские тужурки и куртки. Металлисты, должно быть, путиловцы...Это их руководство завода уволило ни за что ни про что в одну минуту, бросив тем самым последнюю спичку в костер восстания. Шедшие за хлебом для семей, они остались здесь. Кто-то накормит их детей?..

Петр Аркадьевич уже не сдерживался от того, чтобы не сжать кулаки, стиснуть челюсти до скрежета зубовного. Ведь их толкали, толкали! Он, старый служака и политик, знал, что их бросили на штыки. Бросили те, кому нужна была анархия на улицах. Даже в пятом году за революцией кое-кто стоял, кое-кто бросал листовки с призывом сколачивать дружины и тренироваться "да хоть на городовых", отсиживаясь подальше. А те, кто бросал...Но да он до них еще доберется. Однажды, через годы, - но доберется. Пусть даже с того света.

Наконец, Столыпин увидел стены Зимнего дворца. В лучах закатного солнца стены плакали кровью: терракота, впитав багрянец, казалась кровавой плащаницей. Но наваждение пропадало, стоило только подойти поближе да присмотреться. Тень...и как такое только может быть? Свет-то совершенно в другую сторону! Не могло быть такого, - да только тень! Тень креста, что удерживал в руках ангела на Александровской колонне, падала на тот самый балкон, с которого Николай зачитывал манифест об объявлении войны. Крест застыл посреди кровавой терракоты, и самая главка, самая маковка его точно на том балконе застыла!

Петр Аркадьевич - помимо даже воли своей - перекрестился. И тут же взгляд его упал на фигуру, отделившуюся от фасада здания и спешно приближавшуюся к стрелкам. "Охотники", те, кто стоял впереди, как сказал бы Петр, в авантаже, брали под козырек и вытягивались по струнке перед господином в шубе нараспашку, из-под которой выглядывал мундир...

По одной только походке и высокому лбу, да еще по очертаниям фигуры, Столыпин догадался, кто же к ним шел. Мундир на нем - Кирасирского полка, не иначе. Потому что, когда Михаил Александрович, родной брат государя, изволил ходить в форме, но н с газырями, то надевал мундир только этого полка. По старой и доброй памяти.

Но только вот лицо у Михаила было совершенно не радостное.

– Вы здесь, Петр Аркадьевич! Что ж, замечательно!
– окликнул поклонившегося ему премьера второй в ряду наследования престола российского.
– Замечательно!

Но в словах этих не слышалось не то что доброго, но даже замечательного...

Глава 6

Во время войны Государь, и в личных

разговорах, и в письмах к своей матери

Государыне Марии Феодоровне, невольно

касался больной для Него мысли, что среди всех

министров Он не видит и единого человека,

могущего Ему заменить покойного Столыпина, для указания того пути, по которому можно было бы предотвратить надвигающуюся катастрофу

А. Зеньковский

– Замечательно!
– повторил Михаил Александрович.

Войска, городовые и служащие салютовали и возгласами приветствовали брата государя. Его присутствие вселило веру в то, что и сам государь вскоре придет на помощь, приведет город к миру. Да только призрачной она была, эта уверенность, минутной...Больше полагались на самого Столыпина, куда более уверенного в себе, чем...А, впрочем, было совсем не до таких мыслей.

Его вытянутое лицо, ярчайший представитель того типа, который принято называть аристократическим, походило на грозную стальную тучу. Глаза сверкали молниями, а с лица лился дождь: весь день, в чем он был уверен, ему приходилось тратить невероятные усилия. Еще бы! Он занимался куда более важными делами, нежели оборона Петрограда.

– Замечательно видеть Вас здесь. Как понимаю, это сражающиеся во имя порядка силы полиции и солдаты верных частей?
– Михаил окинул взглядом подтягивающуюся колонну.

Ну, то есть как, колонну...Толпа людей, взволнованных, уставших, целый день проведших в напряженном ожидании следующей минуты, в предвкушении петли, пули или бомбы, - на венную колонну это походило менее всего. Разве что городовые еще держались молодцом. Они уже знали, что творится в городе, как восставшие расправляются с их братом. Ведь кого надо убить, чтобы безнаказанно творить, что хочется? Конечно же, опору режима, - городового, жандарма, судью, тюремщика. Они ведь кровь народную пьют, людей ни за что ни про что мучают, запрещают, кричат, свистят, хватают, в конце концов, в кутузку. А вот как пропадут с улиц эти хари усатые - так сразу начнется свобода, такая, какую надо.

Говорили, что кое-какие участки держатся, в опорных пунктах охранного отделения. Если верить все тем же слухам (носителей их никак невозможно было разыскать, а потому слухи же и опрашивались) в иных местах слышались даже пулеметные очереди, срезавшие толпы восставших, как навостренная коса - спелые колосья.

Площадь, огромная, созданная для парадов, казалась невероятно пустой...А, нет! Из-под арки, которая коротким путем вела на Невский, показались ряды солдат. Столыпин смотрел на них поверх плеча Михаила. Принц проследил взгляд премьера, обернулся...И застыл на месте. Он, верно, пытался понять, кто это: верные престолу силы - или те, что сражались под знаменами Думы и улицы-вольницы? Завидев офицеров впереди рядов, принц выдохнул успокоительно и вновь повернул лицо свое к Столыпину.