Нам нужна великая Россия
Шрифт:
– Арестовать!
– коротко приказал Столыпин.
Раздались залпы поверх голов убегавших, окрики, свистки городовых. Кое-кто - по старой памяти - поднял руки кверху, остальные же юркнули на Дворцовую набережную, один помчался в ближайшую парадную.
Всех их - а "парадного" первым - быстро поймали.
– Делать только с ними что?
– мрачно спросил Балк.
– Не отправлять же с арестантской ротой в Петропавловскую! Они тут же сольются с основной массой восставших.
Столыпин протолкнулся через цепи к задержанным. Иные прятали лица в отвороты шинелей, кто-то смотрел прямо
– Всех не перевешаете! Сбросим вас, кровопийцы!
Тот самый старший унтер потянулся было, чтобы огреть запальчивого по лицу, но Петр Аркадьевич кивком остановил.
– Ты, видно, меня не узнаешь. Столыпин. Тот самый вешатель, - и бывший премьер ухмыльнулся. Сейчас репутация должна была ему помочь.
– Тот, что галстуки придумал.
Тут с рабочим сделалось страшное: на его загорелом (должно быть, металлист, с Путиловского или еще откуда) лице появились белые, белее снега, пятна, в мгновение ока покрывшие его полностью. Уверенности у рабочего больше не было.
– По закону военного времени, - заметил Балк.
– Как в пятом году.
– Душители, - выпалил рабочий и замолчал.
– Что, близка подмога-то?
– спросил бывший премьер, глядя прямо в глаза побелевшему металлисту.
Тот отмалчивался. Не знал: иначе сказал бы, уж Столыпин это прекрасно понимал.
– Пусть городовые этих в участок отведут, из тех, которые еще держатся. Запереть.
– Я бы расстрелял, - махнул рукой Балк.
– Патроны надо жалеть, - вполголоса ответил Столыпин, глядя вслед конвоируемым, и, громче, добавил: - Потом обратно. Нагоните.
– Патроны жалеть, патроны жалеть...- вздохнул Балк.
– А когда их станет слишком много? Мы в тылу оставляем слишком много противников. Соберут их в единый кулак, и...
– Занкевич продолжать не стал. Это и без того было понятно.
Столыпин издалека наблюдал, как с той стороны Мойку двигаются цепи кутеповского отряда. Шли солдаты ходко, пока не встретив сопротивления.
– Рассеем их. Все равно центр восстания надо подавить и лишить массы командиров. Без организации все рухнет. Жаль, в пятом году мы этого не понимали, - покачал головой Столыпин.
Поднялся ветер. Добрый знак: дул в спину.
Цепи колонны шли нервно. Плечи атлантов скрылись далеко позади. Последняя духовная поддержка исчезла вместе с ними.
Улица здесь сужалась, и колонна чрезвычайно растянулась. Получалось так, что "Уайт" занимал едва ли не половину пространства меж домами, так что солдатам приходилось тесно прижиматься к его бортам.
– Сюда бы один-два "Руссо-Балта", - буркнул все тот же старший унтер. Он определенно начинал нравиться Столыпину: простые решения простых проблем.
Вот бы и бывшему премьеру так.
– Пара гранат, и попрощаемся с ними, - ответили откуда-то сзади.
Люди нервничали, а потому рождались такие разговоры. Нужно было что-то...
Как раз приблизились к Мошкову переулку. Подоспели разведчики, по взволнованным лицам было легко прочесть: проблемы.
– Сотни две, а может, три. Пытаются обустроить баррикады. У Аптекарского!
– Благодарю, - кивнул Столыпин, и обратился к офицерам.
–
– Может, попытаемся разоружить их? Потолкуем. Все-таки это...
– начал было Хабалов, но осекся.
– Отдадим приказ сдать оружие. Откажутся - подавим огнем, - Столыпин был непреклонен.
– Остальные будут знать, что сопротивляться бесполезно и опасно. Если бы вовремя был дан приказ открыть огонь по восставшим, можно было бы избежать малой крови.
– Мы ждали четкого приказа Его Величества...
– и снова Хабалов осекся. Он понял, что лучше не начинать.
– Кто чего сдал, разберемся после того, как все закончится, - отмахнулся Столыпин.
– Поговорю я.
– Никак невозможно, - вскинулся Занкевич.
– Император на меня возложил бремя, мне и ответственность.
– Столыпин ускорил шаг.
– Лучше через парадные направим, попробуем баррикады обогнуть! Сомнительно, что они сплошную линию обороны возвели!
– Занкевич пытался отговорить Столыпина.
– Там видно будет, - бывший премьер был непреклонен.
– Дайте знать Кутепову, пусть готовит фланговый удар.
Перед Аптекарским переулком и впрямь виднелись баррикады. Сейчас еще хлипкие, они быстро обрастали всяким хламом, а главное, защитниками. Слышались отрывистые команды: с той стороны нашлись организаторы. Столыпин приметил арку, что вела во дворы. Там уже стояло несколько стрелков, проверявших, есть ли там восставшие.
– Быстро! Быстро! Глухой двор? Проверить!
– хоть сейчас не требовалось вмешательство Столыпина. Люди уже начинали привыкать к необходимости вести бой в самом центре столицы.
Баррикады и впрямь могли смотреться внушительно - для тех, кто никогда не видел восстания пятого года. Здесь - тьфу! Вот где сила была! Как Москва-то полыхала! Транспорт не ходил, великая забастовка...И ничего, справились. Правда, тогда у восставших не было опыта боевых действий. У многих запасников, что стали основной массой революции, тоже такого не было. Однако у унтеров и прочих людей кое-что в голове имелось.
Раздался выстрел, - пуля забурилась в снег у самых ног Столыпина. Предупреждение. Столыпин поднял правую руку в знак того, что стрелкам надо успокоиться, причем стрелкам с обеих сторон.
– Мы крови не хотим, - громко начал он.
– Только порядка.
– Вот и будет порядок! Наш порядок! Страну продали и предали!
– рявкнули из-за баррикады.
– Это кто предал? Те, кто устраивает революцию в столице, пока на фронте война?
– Столыпин прищурился.
За баррикадами принялись шушукаться.
– Вот на ту войну и отправят! А у меня дети! Эти снюхались с германцами, хлеба нет, страну продают! На смерть посылают! А что лезть, ежели предатели все! Запродались германцу!
– раздался возглас с той стороны.
– Вот кто об этом говорит, у того и спрашивайте, кто там кому продался. А мы здесь порядок наведем, а после - на фронт. Германцев прогонять, - парировал Столыпин.
– Вранье газетенок, треск депутатов, ложь провокаторов. Вот что забило вам голову. Против собственной страны пошли! Против царя! Мы предлагаем сдаваться!