Нам нужна великая Россия

Раздался еще один выстрел, но откуда слева, со стороны Шпалерной.

– Это кто их оборудовал? Почему мне не доложили?
– вскинулся Хабалов.

– Разве сейчас это так важно?
– прищурился Столыпин. Споры утихли сами собой.

– И впрямь, - только и сказал Глобачев.

В нем Столыпин чувствовал еще одну опору. Хоть кто-то трезво рассуждал в этой круговерти! Подумав об этом, бывший премьер дал знак остановиться.

– Надо разделиться на части. Четырьмя равными частями двинемся по улицам, как и договаривались. Кутепов уже должен продвигаться по Кирочной. Туда со всего города толпы народа стекаются, самое жаркое место.

– Ну тогда отвлечем противника. Или воспользуемся шумом, и прорвемся на Потемкинскую. Как мыслите, кавалергарды еще держатся?
– размышлял вслух Балк.

– Будем об этом молиться, - только и ответил Столыпин.

Казармы других гвардейских полков, расположенных в окрестностях, уже были либо покинуты, либо захвачены. Об этом и поведали присоединившиеся к отряду солдаты и офицеры. Все рассказы сводились к одному: сперва прибывали агитаторы, которых или прогоняли, или впускали. Затем подходили толпы народа, окружавшего здание. Начиналась пальбы. Удавалось прорываться - или погибать. Многих товарищей вырвавшиеся к Столыпину так и не сумели найти.

– Может быть, по квартирам прячутся, - успокаивающе произносил Столыпин.

– Да как сказать...
– говорили затем Глобачев, едва "новичку" стоило отойти подальше.
– Ко мне поступали сведения о расправах над офицерами. Кто-то на квартиры наводил. Есть у меня подозрения...Впрочем, я ими займусь при первой возможности. За все ответят.

– Строго по закону, - поспешно добавил Столыпин.
– Строго по закону.

– Не извольте сомневаться, - но Глобачев с таким видом теребил "наган", что в его слова верилось с трудом.

Продвижение отряда походило на волну, нет, - на цунами. Перед цунами вода убегает с берега, море словно бы мелеет. Так и сейчас. При едином виде стрелков, шедших в стройных цепях, толпы расступались...

– Берегись!
– донеслось справа.

Послышался шум мотора, выстрелы.

С того конца Литейного несся на всей скорости бронеавтомобиль. Он палил в воздух (точнее, Столыпин надеялся, что в воздух...). От него люди бежали еще быстрее, чем от правительственных сил.

– Не попадаться ему на пути! Приготовиться к бою! Гранаты! Гранаты готовь!
– заорали унтеры.

Они, наученные горьким опытом последних дней, определили бронеавтомобиль как попавший в лапы революционеров. Надо думать! Одинокий "Руссо-Балт", палящий во все стороны!

– По колесам! На полторы сотни саженей подпускай! На полторы сотни!
– на большем расстоянии броню его просто было не пробить винтовочными патронами.
– На полторы сотни!

Но с такого расстояния и пулеметы "Руссо-Балта" были смертельно опасны для стрелков.

– Рассредоточиться!

Офицеры увлекли Столыпина к колонне с афишами, за которой можно было скрыться от неприятельского огня.

– Двоечкой! Двоечкой! Двоечку наводи-и-и!

Первые залпы грянули по бронеавтомобилю, но пули отскакивали от брони.

– Рано! Эх, черт!
– в сердцах воскликнул Глобачев. Он высунулся из-за колонны и наблюдал за ходом боя.

– А где же его пулеметы?
– удивленно заметил Балк.
– "Максимы", "максимы" уже должны стрелять! И где, проклятье, пулеметные команды!

Словно бы расслышав его слова, пулеметные команды дали первую очередь по броне.

Внезапно "Руссо-Балт" резко развернулся, отчего возник такой шум, что даже Столыпину уши заложило. Махина замерла.

– Прекратить огонь!
– команда разнеслась уже после того, как стрелки прекратили стрелять.

Шум боя был такой, что даже из окон зеваки исчезли. Боялись!

"Руссо-Балт" встал правым боком к построению отряда, словно бы заглох. Пулеметы, прежде не прекращавшие стрельбы, молчали.

Внезапно над бронеавтомобилем показался флаг. Все - от юнкеров до Столыпина - боялись, что флаг будет красным. Значит, и "броневая рота" перешла, предала.

– Так...так...Наши!
– выдохнул Балк.

И точно. Это было трехцветный флаг. Где только раздобыли!

– Оставить! Наши! Наши!
– разнеслось над стрелковыми цепями.

Из-за бронеавтомобиля вышло двое человек, в кожанках, один изо всех сил сжимал древко флага, другой встретил цепи воинским приветствием.

Он быстрыми, уверенными шагами приблизился к первым рядам.

– Здорово, орлы!
– довольно гаркнул он.

Видно, кто-то из унтеров разглядел погоны, и вытянулся во весь рост.

– Здравия желаю, Ваше Превосходительство!
– цепи поддержали, рявкнув "Ваше - ство!".

Столыпин заспешил навстречу генерал-майору в кожанке. По его мнению, это мог быть только один человек. Но как? Он же на фронте! А ведь места в газетах с сообщениями о подвигах его бронеавтомобилей он особо любил перечитывать...

Точно! Он! Как-то на одном из приемов встречал. Точно, он!

– Александр Николаевич, за обстрел просим прощения, за радость от встречи - благодарю!
– снял перчатки и довольно протянул руку для рукопожатия.

– Вот, прибыл в Ваше полное распоряжение, - от улыбки его усы топорщились, а густые брови сдвигались. Создавалось очень забавное впечатление добренького человека, если не знать, что именно он придумал конструкцию лучших бронеавтомобилей Русской-императорской армии.
– Почту за честь влиться в ряды, так сказать.

– Или протаранить их, - довольно заметил Хабалов. Он тоже подал руку.
– Александр Николаевич, как? Вы же в Гельсингфорсе должны быть!

– Долгая история, - и он подался вперед, демонстрируя Георгия.
– Все сводится к этому. Награждение, одна идея для Путиловского завода...Задержка в дороге...И вот!

– А стреляли зачем?
– заинтересовался Глобачев.

– Сперва пробовали ехать так просто. Но затем улицы заполонили толпы. Кое-кто даже пытался взять наш "Руссо-Балт", из запасников, видимо. Не знал, на что способна даже одна наша машина, - ухмыльнулся Добржанский, вновь надевая перчатки.
– Иначе за тридевять земель обошел! С огоньком поехали гораздо быстрее. Иногда останавливались, чтобы набрать снега для охлаждения пулеметов. Вот на одной из остановок и узнали, что да как. Сразу же - сюда. Только...

– Что такое?
– Столыпин уловил в голосе Добржанского волнение.

– Патронов маловато. На полчаса горячего боя, едва ли больше, - вздохнул Добржанский.
– Мы и так при продвижении патроны берегли, но...
– он разве руками.

– Что ж. В конце концов, у нас есть один эрзац, - Столыпин махнул на "Уайт".
– Вот, соорудили.

– Эрзац, говорите? Дайте-ка взглянуть!
– Добржанский словно бы позабыл обо всем на свете.

Он в несколько шагов преодолел пути к "Уайту". Обошел его вокруг. Забрался в кабину, перекинулся парой слов с пулеметной командой.