Нам нужна великая Россия

Милюков кивком поддержал эту идею. Гучков, наверное, тоже поддержал, - чихнул.

Родзянко соединил руки на животе.

– Это можно. Очень даже правильная мысль! Только... А где, собственно, депутаты от трудовиков? Где Керенский? Еще несколько часов бегал здесь, кричал, требовал, уговаривал...Кто-нибудь видел Керенского?

– В последний раз я его видел упавший в очередной обморок. Верно, где-то валяется. Если его случайная пуля не настигла, - произнес Гучков.

– Когда это было!
– Милюков покачал головой.
– Так...К Михаилу Александрович он не стал идти...Сказал...Сказал, что направит рабочих на...

Лидер кадетов предпочел за лучшее окончание фразы не произносить. И так все было ясно: на правительственные войска.

– Что ж, теперь мы выяснили, кто руководит рабочими на Выборгской стороне, - заключил Столыпин.

– Отнюдь. Все депутаты от левых могут быть там. Например, Чхеидзе, Эн...
– начал было Родзянко, но Гучков спешно покачал головой. Родзянко "наступил на горло песне".
– Да, там может быть Чхеидзе. И Керенский, скорее всего, тоже.

– Вот нас и захлестывает слева, - патетически произнес Шульгин.

– Не захлестнет, - заметил Столыпин.
– Георгий Евгеньевич, спешно связывайтесь с полицейскими чинами. Жандармы собрались во дворце, их искать недолго. У правительства есть вооруженный кулак, доказавший свою надежность. Шла речь о присылке частей с фронта. Где они? Как скоро будут?

Поднялся с места Бубликов. С залегшими под глазами синяками, едва заметным сейчас зачесом (он скатывался в хаотичную копну волос), он ответил:

– А дорога перекрыта восставшими. Об этом я уже говорил. Дорога на Царское перекрыта, Чудово и Луга заблокированы. Нет никакой возможности ожидать...
– поймав взгляд Столыпина, Бубликов осекся.

– Значит, подавим силой. Передадим сигнал войскам двигаться походным порядком, а восставшим предъявим ультиматум. Или очищение путей, или подавление огнем.

– Как можно!
– Михаил встрепенулся.
– Зачем проливать кровь? Это же настоящая гражданская война будет! Я полагаю, что необходимо закончить дело миром...

– Михаил Александрович, настоящая гражданская война начнется, если мы проявим слабость. Сейчас их можно разогнать одним ультиматумом. Через неделю - пушками. А еще через месяц страна непременно скатится во всеобщий хаос. Вспомните события шестого года! Всеобщая стачка! Мы промедлили, а промедление это было смерти подобно. Ведь Царское тоже под ударом. Там Ваши племянники, императрица...

– Бывшая императрица!
– поспешил добавить Милюков, но тут же понял глупость своей фразы.

– Императрица-мать, - заметил Столыпин.
– Наконец, там...
– ему было сложно привыкнуть к этому, - император, Алексей Николаевич.

Михаил подобрался в кресле. Долго размышлял. Все взоры сейчас были устремлены на него. Так получалось, что без его согласия ни одно решение кабинета не могло вступить в силу. Более того, в эти дни хаоса на нем лежало бремя решения, последнего слова.

Столыпин надеялся, что на его стороне будет сила последнего довода, который и обеспечит это самое последнее решение. Но...это же был Михаил. Уж слишком хорошо Петр Аркадьевич помнил его по совместной работе. Полагаться, к сожалению, на него было нельзя.

– Вышлем парламентеров. Если не сдадутся, будем подавлять силой, - наконец произнес Михаил.

– А как быть с железной дорогой?
– уточнил Столыпин.

– То же самое. Царское село надо разблокировать. Петр Аркадьевич все верно сказал. И необходимо связаться со Ставкой. Нужны подкрепления с фронта.

Столыпин едва ли не засиял при этих словах. Он смог продавить решение.

Но "прогрессисты" - то есть почти все, кто был в той комнате - волками смотрели на него.

Волей-неволей, надо было наладить отношения с правыми. Каково им было сейчас, при известии об отречении царя?.. Может быть, удастся воспользоваться их силами, чтобы хоть как-то уравновесить кадетов...

Когда принесли кофе, Петр Аркадьевич уже клевал носом, растеряв последние силы. Напиток нисколько не помог, и он уснул там же, в кресле. Впрочем, все остальные тоже были близки к полной потере сил.

Глава 12

Петру Аркадьевичу выспаться так и не довелось. Кажется, его глаза сомкнулись минуту назад - и вот опять шум, свет, крики. Он осмотрелся по сторонам. В помещении никого не было...кроме Занкевича.

Тот бурно переговаривался через полуоткрытую дверь с кем-то, стоявшим в коридоре. В полусне Столыпин не мог расслышать слов. Наконец, Занкевич удовлетворенно кивнул и захлопнул дверь. Он обернулся и принял сконфуженный вид.

– Петр Аркадьевич, прошу прощения, что разбудил. Однако дела не ждут...- Занкевич выглядел так, будто и не было бессонных суток. Что сказать: опыт работы!

– А где Глобачев?
– были первые слова, сказанные Столыпиным после сна.

– А, тут, недалеко! Налаживает работу отделений. Кое-кто смог отбиться, продержаться. Иные даже смогли обратить восставших в бегство. Правда, в ряде отделений толпа... В общем, Глобачеву придется сообщить семьям о случившемся. И надеюсь, что мы сможем выбить награды и пенсии для жен погибших во имя государственного порядка.

Столыпин долго молчал. В голове пронеслись картинки того, что могла толпа сотворить с оказывавшими сопротивление людьми. Картины эти были донельзя кровавые.

– Попросите его, - Столыпин поднялся из кресла.

Конечно, надо было бы еще поспать: голова болела нещадно, в ногах чувствовалась слабость (возраст брал свое!), - но что было делать?

– После войны отдохнем, - прошептал Столыпин.

– Что, простите?
– переспросил Занкевич.

– Ничего, просите.

– Конечно. Да, Петр Аркадьевич. По должностному своему положению я должен перейти в распоряжение главнокомандующего или же...
– он долго подбирал слова, - регента. Поэтому в любой момент обстоятельства могут потребовать меня на другом месте...Может, я даже не сохраню свой пост...

– Мы как-нибудь решим эту проблему, если она возникнет, - Столыпин и сам не хотел терять решительного человека. В голове потихоньку складывался план действий, в котором Занкевичу отводилось важное место.

– Благодарю, - Занкевич кивнул и направился прочь, искать Глобачева.

Столыпин выглянул в окно. Кажется, был полдень. Небо, к сожалению, заволокло тучами, а потому время определить было трудно. Впрочем, Петербург - когда здесь было иначе?

Петр Аркадьевич спрятал руки за спину. Вид на город помогал сосредоточиться. Во многих местах виднелся дым. Это догорали околотки, дома. Прохожих - в отличие от вчерашнего дня - практически не было. Улицы заполонили солдаты и полицейские, реже можно было увидеть газетчиков, снующих туда-сюда.