Наперекор

Злорадно ухмыляюсь, когда мужчина расстроенно смотрит на две капли вина и посылает мне убийственный взгляд.

Усаживаемся все поудобнее и приступаем к трапезе.

Замечаю, что Мила несколько раз кидает на меня осуждающий взгляд и порывается что-то сказать моему отцу, но в последний момент неуверенно вздыхает и делает вид, что всё в порядке.

Единственное, что я боюсь, так это то, что она расскажет мужчине про свой телефон или спросит про родителей.

Если мой отец взбрыкнёт, придётся мобильник вернуть, а там и недолго до правды, что родители вообще не в курсе, что с их дочерью.

Зная отца, он меня в лепёшку за такое раздавит. Не при Миле, конечно, но отсрочка не спасёт.

Весь ужин мы разговариваем на тему лечения или про издательский отдел Милы, что заметно её радует.

Уволится она, как же!

Да у неё даже глаза оживают, когда слышит о работе.

— Ну, что ж, пора мне и честь знать, – сыто говорит Барсов-старший. – Ян, проводишь? – бросает на меня короткий вызывающий взгляд. – А ты, моя хорошая, дуй отдыхать и не вздумай тут ничего убирать!! – наигранно ругает Вольскую и приводит меня в шок тем, что опускает ладонь на макушку девушки и ласково приглаживает волосы, как маленькому ребёнку.

Мила на секунду цепенеет и, по-моему, перестаёт дышать, что в её случае делать категорически нельзя. Поднимает глаза на своего директора и оторопело вглядывается в его лицо, только увидеть ей ничего не удаётся, ведь мужчина этот заботливый жест сделал совершенно неосознанно, потому что уже весело хлопает себя по животу и направляется к выходу, не замечая двух застывших фигур.

За объяснениями не ко мне, поэтому, когда Мила с немым вопросом переводит взгляд на меня, я отвожу глаза в сторону.

Если отец решит Милу удочерить – помру со смеху.

— Хорошая девочка, – по-доброму заявляет он, когда я подхожу закрыть за ним дверь. – Ян, прибью, если обидишь! – грозно тычет в меня пальцем.

Не могу сдержать улыбки. Вот отца колбасит. От телячьих нежностей до угроз. А всё Вольская. У Барсовых на неё всегда неоднозначная реакция.

— Пап, а, пап? – торможу его, беря за локоть. – На прощание поцелуешь?

— Кого? – хлопает он глазами. – Милу?

— Меняя, – уже смеюсь в голос.

— Тьфу на тебя! – в шутку произносит мужчина и, широко улыбаясь, уходит.

Когда возвращаюсь на кухню, стол уже блестит от чистоты.

Сказали же, что убираться не надо!

Всё наперекор!

***

После ухода медсестры и вечерних процедур Мила сразу заваливается спать, что даёт мне возможность немного поработать. Кот свалил лечить во сне хозяйку, на зависть мне свернувшись клубком у неё между ног, а я, пока моя злыдня спит, уселся рядом с ней и погрузился с головой в комп, периодически прислушиваясь к хрипящему дыханию девушки.

Аристарх Семёнович сказал, что Мила быстро поправляется и при должном уходе уже скоро встанет на ноги и сможет вести обычный образ жизни, даже вернуться к работе.

И вот это меня пугает до чёртиков. Если сейчас под предлогом присмотра за ней она под моим боком, то что будет потом? Она вновь закрутит свою шарманку об осуждениях общества, помашет мне рукой и направится на поиски мужика вне работы.

Увольнение мне не простит. И даже если после него я подкачу к ней с огромным букетом роз, то потом буду вынимать шипы из задницы.

Сам того не заметив, уснул рядом с Вольской, что утром её возмутило до глубины души.

Проснулся от хриплого ора, что я вконец оборзел. Хорошо хоть по морде ноутбуком не получил. Обратил внимание, что кошак продажная скотина. При хозяйке поддерживает её во всём. Если она на меня орёт, то и он горланит рядом. А как только Мила скрывается из виду, то этот паршивец уже мурлыкает как мотоцикл и тычется башкой мне в ногу.

— Подхалим, – пинаю его под зад и, пока Мила принимает душ, иду на кухню за пробуждающим напитком.

Когда Вольская появляется, то с явным намерением меня добить.

— Я домой хочу, – упирает кулаки в бока.

— Считай, что ты дома, – парирую выпад.

— Дома я не боюсь проснуться придавленной чьим-то телом, – рявкает раздражённо, когда я спокойно продолжаю её рассматривать.

Красивая. Домашняя. Румянец на щеках.

— Я с тобой разговариваю! – энергично машет рукой перед моим лицом, когда не дожидается от меня ответа.

— Смотрю, ты полна сил, Вольская… — подмечаю я, судорожно придумывая, чем её отвлечь от мыслей об уходе. – Ты хотела готовить? – вспоминаю я. – Вот и отлично. Раз ты такая бодрая сегодня, то приготовь-ка обед. И учти, женщина, захочешь отравить еду, знай, что первым пробовать будет твой кот.

Её серые глаза загораются интересом, и я мысленно выдыхаю от облегчения.

— Оставь Кирюшу в покое! – сурово произносит она, подхватывая говнюка на руки и пряча нос у него в шерсти. – Он и так нервничает в новой обстановке.

Смотрю на довольную морду ушастого и вот что-то его вообще никак не жалко.

— Мне сейчас нужно съездить на работу ненадолго, – допиваю кофе и подхожу к Миле вплотную. – Не радуйся, – фыркаю я, когда у неё на лбу отражается план побега. – Ключи только у меня и спасать тебя некому, – забираю из её рук кота и отбрасываю его в сторону, тот с шипением приземляется на пол и недовольно мяукает. Не обращаю на это никакого внимания и исполняю два своих желания — позлить Милу и хорошенько взбодриться. Обнимаю девушку за талию и, пока она не сообразила, что происходит, впиваюсь в её губы головокружительным поцелуем.

— К моему приходу чтобы стояла голая и с подносом еды, – торопливо говорю я и еле-еле успеваю уклониться, когда в меня летит ложка, а затем и тот самый поднос.

***

Несколько дней проходили в одном порядке. Утром я уезжал по делам фирмы, возвращался домой, с порога чувствуя запахи свежеприготовленной еды, обедал в одиночестве, потому что к Миле приходила медсестра, ставила ей капельницу, и после неё девчонка спала как сурок, а вечером она предпочитала со мной не разговаривать, показывая, что её не устраивает такой расклад вещей, как проживание со мной под одной крышей.

Но сидеть взаперти в комнате одной совершенно не в духе Милы, поэтому с хмурым выражением лица она всё-таки выползала под вечер из своей берлоги и приходила ко мне в гостиную. Пока я с рабочим планшетом и её котом лежал на диване, Вольская демонстративно переключала канал телевизора на какую-нибудь раздражающую передачу, где, соревнуясь за лидерство, выли в голос несколько людей. Видя моё недовольство, Мила расслаблялась, отбирала вибрирующего лизуна своих яиц, садилась на ковёр у меня в ногах и, забывая о моём присутствии, на удивление умело подпевала певцам с экрана. Периодически хрипела из-за болезни, но это не мешало мне заворожённо слушать её голос. Вообще старался не дышать, чтобы не спугнуть.