Написано с сожалением

Осознание того, что мой ребенок в надежных руках, стоило каждого гребаного пенни. С тех пор все стало проще. Розали росла, и я, как отец, рос вместе с ней. В мгновение ока она превратилась из маленького, беспомощного ребенка в ходячее и говорящее торнадо. Клянусь, я купил все существующие детские ворота, чтобы не дать ей пробраться в ванную комнату и поиграть в унитазе.

И вот спустя год, когда пришло время приучать Розали к горшку, я не смог заставить ее это сделать. Даже у Алехандры не нашлось волшебного решения для тех трех месяцев, наполненных случайными лужицами мочи, которые мы обнаруживали по всему дому, когда ходили босиком.

Если моей малышке не хватало контроля над мочевым пузырем, то в других областях она преуспела. Розали была умна, любила животных, если только они были с мехом, и могла выпутаться из неприятностей с помощью хорошо продуманных аргументов, которые могли бы опозорить нескольких адвокатов, которых я знал. Она была дерзкой и милой, любила обниматься и плакала так, будто конец света, когда ей нужно было делать уколы у врача. (Не у того врача, у которой мы украли Алехандру. После этого нас сразу же попросили покинуть ее кабинет. Но все равно… оно того стоило).

Йен был прав, когда мы были в больнице. Мое прошлое не определяло мою способность любить другого человека. Да, моя жизнь была адом, в ней было больше боли и хаоса, чем другие видят. Но полюбить Розали Хант было самым легким делом в моей жизни.

Забавно, как устроена жизнь. Я провел двадцать девять лет, не испытывая ни малейшего желания стать отцом. Но с появлением Розали я не мог смотреть на нее, не думая о том, сколько невероятных, меняющих жизнь вещей я мог бы пропустить.

И ее смех, когда она сидела напротив меня, одетая в бальное платье и хихикала над глупой историей, которую я придумал, чтобы избавиться от неприятностей из-за работы в ее день рождения, был на самом верху этого списка.

Потянувшись в карман, я достал маленькую черную коробочку и протянул ей.

— С днем рождения, Розали! — она завизжала, бросаясь за коробкой.

— Это хорек? О, папочка, пожалуйста, пусть это будет хорек.

Она называла меня папочкой. И да. Мне это нравилось.

В первый раз она лепетала «баба».

Я сразу понял, что попал в беду.

Когда она впервые назвала меня папой.

Я чуть не упал на колени.

А когда она впервые сказала «Я люблю тебя, папа», я застыл на месте, моя грудь сжалась так сильно, что я подумал, что у меня, скорее всего, случится сердечный приступ. Убедившись, что скорую вызывать не нужно, я тут же отправился в ванную, залез под душ и наедине с собой сдерживал гребаные мужские слезы. Ну, до тех пор, пока она не пришла за мной, не откинула занавеску в душе и не спросила, почему у нее нет пениса.

После этого я стал запирать дверь в ванную.

Я перевел взгляд с нее на коробку, а потом снова на нее.

— Как ты думаешь, какого размера хорьки?

— Я не знаю.

— Вот поэтому у тебя его не может быть.

Ее рот приоткрылся, а выражение лица было более зрелым, чем то, на которое способен любой четырехлетний ребенок.

— Ты знаешь правило. Никаких домашних животных, пока ты не станешь достаточно взрослой, чтобы самой о них заботиться… и я имею в виду в твоей собственной квартире, когда ты будешь достаточно взрослой, чтобы переехать.

— Это нечестно!

— Я знаю. Твой отец хуже всех.

Она сердито посмотрела.

Я улыбнулся и откусил кусочек кекса.

Пока я жевал, она открыла коробку и, как подобает Розали, испустила драматический вздох.

Ей понравилось. Я знал, что оно ей понравится, как только забрал его у ювелира.

Розали была такой же девчонкой, как и все. Она обожала платья, сумочки, лак для ногтей и всевозможные блески для губ. Но больше всего на свете она любила украшения. Уши у нее еще не были проколоты, но у этого ребенка был полный набор зажимов, браслетов и ожерелий. Все это была дешевая бижутерия, которую она выбирала сама.

Но на этот раз это было настоящее украшение.

— Это ожерелье! — воскликнула она, как будто это не я сделал ей подарок.

Я встал со стула и обошел стол.

— Помнишь, я рассказывал тебе, что назвал тебя в честь бабушки Розали, потому что она была моей мамой и очень важна для меня?

Она с готовностью кивнула.

— Так вот, я хотел, чтобы у тебя было не только ее имя.

Она снова вздохнула.

— Это ожерелье бабушки Розали?

Мое нутро сжалось, и я стиснул зубы, отводя взгляд, чтобы скрыть свой гнев.

За прошедшие годы я не часто вспоминал о Хэдли. Неудивительно, что копы так и не нашли ее, и если быть честным, то мне было все равно, найдут ли они ее когда-нибудь. Жгучая ненависть, которую я испытывал к этой женщине, была терпимой только благодаря тому, как я любил нашу дочь. Нет. Забудьте это. Мою дочь. Хэдли не принимала в этом никакого участия.

Когда Розали было три года, она спросила, является ли Алехандра ее мамой, после того как посмотрела какой-то глупый мультик на своем iPad. Это разбило мое чертово сердце, потому что у нее не только не было матери, но и не было никаких объяснений.

Рассказать ей о том, что её мама была эгоистичной сукой, которой не было дела ни до кого, кроме себя, поэтому она бросила её и никогда не оглядывалась назад — показалась бы ребенку чересчур суровой правдой. Поэтому я выбрал более мягкий подход и сказал ей:

— В мире есть разные семьи. У некоторых детей есть два папы, у некоторых — две мамы, у некоторых — мама и папа, но есть и особенные дети. У них просто есть папа, который любит их вдвойне.

Алехандра бросила на меня разочарованный взгляд, которого я стратегически избежал, защекотав Розали до изнеможения.

Нет, это был не самый лучший момент в моем воспитании. Когда-нибудь она поймет, что я солгал, и мне придется найти способ сказать ей правду. Но этот день подождет. Надеюсь, навсегда.

Я прочистил горло и вынул ожерелье из шкатулки.

— Нет, это не бабушкино. Оно было потеряно давным-давно. Я сделал это специально для тебя. Но они похожи, — я накинул его ей на шею, зажав большими пальцами.

— Оно такое красивое, — прошептала она, поглаживая сердечко.

Отодвинув корону, я поцеловал ее в макушку.

— Прямо как моя Рози Пози, — я вернулся на свое место. — Ну что, я прощен за опоздание?

Она одарила меня белоснежной улыбкой.

— Может быть. Ты не забыл взять пони?

Я наклонил голову в сторону.

— Я должен был взять пони?

Паника исказила ее круглое лицо.

— Да! Ты обещал подарить его на мой праздник. Я уже сказала об этом Молли.

Ее глаза начали наполняться слезами.

— Эй, эй, эй. Расслабься. Конечно, я заказал пони. Его доставят в два, так что он будет в твоем распоряжении целый час, пока не придут твои друзья.