Написано с сожалением

Вызвав полицию, Йен позвонил моему адвокату. Боже, благослови Дага. Он был на месте через тридцать минут и говорил с полицией от моего имени, объясняя нашу ситуацию, а я в это время разрывался между тем, чтобы выйти из себя в своей спальне или утешить Розали обещанием новой вечеринки.

С того момента, как я увидел Хэдли, и до того, как ее машина была отбуксирована с моей дороги, все испытание длилось меньше двух часов. Но ад возвращения Хэдли только начинался.

— Четыре часа, — сказал Даг, покручивая стакан со скотчем.

Было уже девять. Алехандра приготовила нам ужин, к которому мы не притронулись, и искупала Розали перед уходом. Она предложила моей девочке провести ночь с ней в гостевом доме, но после сегодняшнего дня я буду чувствовать себя спокойнее, держа ее рядом.

И это оказалось лучшим решением, потому что всего через четыре часа после своего неожиданного возвращения Хэдли Бэнкс была освобождена из-под стражи.

— Как такое возможно? — спросил я, шагая по кухне. — Они просто отпустили ее?

Йен прошел мимо меня к холодильнику и достал две бутылки пива. Он протянул одну мне, а затем снова занял место на барной стойке рядом с Дагом.

— Потише. Рози еще не спит.

Я опрокинул пиво, чтобы сделать долгий глоток, но мне потребовался бы дротик с транквилизатором, чтобы успокоиться.

— Они были готовы, — ответил Даг. — Насколько я слышал, ее адвокат ждал ее в участке с целой кипой бумаг. Они провели час на допросе, в спешке оформили ее и отпустили под залог в пятьдесят тысяч долларов.

Я провел рукой по волосам.

— Вы, должно быть, издеваетесь надо мной.

— У нее нет приводов, Кейвен. Они не смогли предъявить ей обвинение в краже вашего имущества, потому что, как мы и ожидали, ни один из отпечатков, снятых в твоей старой квартире, не совпал. В понедельник судья назначил дату рассмотрения дела об отказе от ребенка, но я предупреждаю тебя, её адвокат хорош. Я не уверен, что обвинение вообще предъявят.

Стук крови в моих ушах достиг новых децибел.

— Что, блядь, это значит?

— Это значит, что я не уверен, что она будет осуждена за что-либо. Если бы я был ее адвокатом, я бы утверждал, что она не отказывалась от ребенка, но была не в состоянии заботиться о нем и просто попросила подругу передать ребенка отцу. Опасность, которая возникла после этого, не была ее виной. Лично я думаю, что лучшим вариантом для обвинения было бы подать жалобу за пренебрежение. И я не сомневаюсь, что они скажут и это. Но поскольку это ее первое правонарушение и судья, вероятно, согласится, что Хэдли поступила наилучшим образом для Розали, оставив ее с тобой, я не могу представить, что ей влепят что-то большее, чем проступок и общественные работы. Хотя, если это произойдет, мы можем нанести ей серьезный удар по делу об алиментах.

Я любил Дага. Он был моим адвокатом на протяжении многих лет, и, несмотря на то что ему уже скоро семьдесят, я даже считал его другом. Он поддерживал меня на каждом шагу, когда мы только нашли Розали, и несколько раз приглашал нас на рождественский ужин в дом своей семьи. Но никогда, ни разу за все годы, что я его знал, я не думал о том, чтобы оторвать его голову от тела, как в этот момент.

— Алименты на ребенка, — прошипел я. — Ты хочешь, чтобы я подал на эту женщину в суд за гребаные алименты?

— Кейвен, послушай.

— Нет, это ты послушай. Мне не нужен жалкий чек, который судья прикажет ей выписать. Мне нужно, чтобы эта женщина убралась обратно в адские ямы, где ей самое место. Она сказала мне сегодня, что хочет быть рядом с Розали. Быть частью ее жизни. И пожалуйста, Даг, скажи, что ты слышишь меня, когда я говорю, что этого, блядь, не будет.

— Я тебя понимаю, и пытаюсь предотвратить это. Послушай, я не специализируюсь на семейном праве, но если мы занесем в ее личное дело факт отсутствия заботы о ребенке, а потом она получит дело об алиментах, потому что не сможет выплачивать их за четыре года сразу, шансы на то, что она отвоюет хоть какую-то опеку, будут…

С ураганом, бушующим внутри меня, я хлопнул кулаком по гранитной стойке.

— Никаких! Шансов на то, что она получит хоть какую-то опеку, нет. Этого не произойдет. Ни сегодня. Ни через четыре года. Ни через сорок лет, черт возьми. Мне плевать, сколько это будет стоить. Найми лучшего адвоката по семейным делам, какого только может предложить страна, и создай команду. Это…

— Я не могу.

— Что, блядь, значит не можешь?

Даг поднялся на ноги, его стул заскрипел.

— Бет Уоттс уже работает на Хэдли.

Моя голова откинулась назад, и я уставился на него. Все лучшее всегда стоило дорого. Это работало практически во всех сферах жизни, но особенно когда речь шла об адвокатах. Я ни черта не знал о Хэдли; за ту ночь, что я провел с ней, мы не успели толком поговорить. Но тот факт, что она ограбила меня убегая из моей квартиры, не говорил о том, что она была богата.

— Как ей это удалось? Залог в пятьдесят тысяч долларов и крутой адвокат? Тот Prius, который мы отогнали, не кричал о богатстве.

Даг снова присел на стул.

— Этого я не знаю. Известно, что Бет берется за работу безвозмездно, если это позволяет ей хорошо выглядеть. Я определенно вижу, как она берется за дело Хэдли, зная, что может принести себе славу от прессы за то, что встретится с тобой лицом к лицу.

Мой желудок сжался. Пресса. Черт.

Я был далеко не знаменит. Папарацци не преследовали меня на улицах и не разбивали лагерь у моего дома, но благодаря «Калейдоскопу» мое имя было достаточно известно, чтобы попасть в новостные сплетни, если со мной случалось что-то интересное. Например, мать моего ребенка вернулась и устроила переполох.

Никто и глазом не повел, когда узнал, что у меня есть ребенок. Размножение бывшего владельца компании не было настолько интересным, чтобы привлечь чье-то внимание. Однако если факты о рождении Розали и о том, как она оказалась у меня, вскроются в ходе грязной судебной тяжбы, это вызовет всеобщий резонанс.

— Твою мать, — прорычал я, возобновляя свой шаг.

— Как насчет откупа? — предложил Йен. — Дадим ей немного денег и скажем, чтобы она убиралась из вашей жизни.

— Я не дам этой суке ни единого гребаного пенни.