Написано с сожалением

Я закрыла глаза, и на глаза навернулись первые за этот день слезы.

— Он назвал ее Розали.

Она взяла меня за руку.

— Я знаю. Но это не меняет ее сущности.

Теоретически она была права. Кира или Розали — неважно. Хотя мысль о том, что кто-то может стереть имя моей матери, заставляло мое сердце чувствовать себя так, будто его раздавили.

— Может, это была плохая идея, — пробормотала я.

Она сжала мою руку сильнее.

— Плохая? Безусловно. Но это также и правильно.

— Я не знаю, как мне поступить. Увидеть его снова… — я покачала головой. — Он был так зол.

— Он просто не понимает. Он любит эту девочку. Мы все любим эту девочку. Но Кейвен предполагает худшее.

— Может, я и есть худшее, когда дело касается его, — прошептала я.

— Да ладно. Ты просто погрязла в жалости. Ты не худшая. Если только мы не говорим о пении, в этом случае ты абсолютно худшая.

Она шутила весь день, но мне было не до смеха.

— Я не знаю. Я хочу, чтобы это было в первую очередь хорошо для нее, понимаешь? У меня в детстве не было мамы, и она уже так много упустила. Но сегодня, когда я увидела, как она смотрит в окно… Она была так напугана, Бет.

— Она испугалась, потому что испугался Кейвен. Дети чувствуют такие вещи.

— О, он не был напуган. Он был в ярости.

— Он сказал полиции, что ты пыталась похитить его дочь. Злился он или нет, но поверь мне, человек был напуган.

Я провела рукой по лицу. Было уже поздно, но она была права. Возможно, мне не стоит оставаться одной в эту ночь.

— Ты можешь подбросить меня до кладбища?

— Сейчас? Ты с ума сошла?

— Пожалуйста. Мне нужно почувствовать ее. Мне нужно почувствовать их всех.

Она оторвала взгляд от дороги, чтобы окинуть меня оценивающим взглядом.

— Я не думаю, что это хорошая идея.

— Я не спрашиваю, Бет. Я поеду независимо от того, где ты меня высадишь — там или дома.

Она застонала.

— Хорошо. Но я подожду в машине. Я не хочу, чтобы ты оставалась там одна ночью.

Я кивнула.

Мы ехали в тишине больше часа до кладбища Уотерсед.

Когда мы приехали, главные ворота были заперты, но проход рядом с ними был всегда открыт.

— Я сейчас, — сказала Бет, выходя из машины.

— Спасибо, — пробормотала я.

До участка моей семьи было недалеко. Мой дедушка купил его, когда умерла бабушка. Мне было шесть лет, и он сказал моему отцу, что хочет, чтобы вся его семья была вместе. Поэтому, как ни прискорбно, он купил достаточно большой участок для всех нас.

Дедушка и не подозревал, как быстро он будет заполнен.

Я была на этом кладбище тысячу раз. Сначала с отцом, чтобы положить цветы на могилу моей бабушки. Затем, всего несколько лет спустя, я вместе с дедушкой поехала положить цветы на могилу моих родителей.

Но в ту ночь, пробиваясь сквозь тьму, я отправилась к ним, как единственный оставшийся в живых член семьи Бэнкс.

Это если не считать… Розали.

На белом надгробии были перечислены все их имена. Новое имя было добавлено всего четыре месяца назад.

Надпись была простой, как и у моих родителей. Но каждый раз, видя ее там, я едва не падала на колени.

Уиллоу Энн Бэнкс.

Любящая дочь и сестра.

Сначала я направилась к ней.

Все было еще так свежо, что слезы уже лились из глаз, когда я дошла до прямоугольника земли. Из-за зимы трава еще не успела вырасти.

Но она была там.

Все они были там.

— Привет, — сказал я, смахнув несколько листьев с надгробия. Неудивительно, что она не ответила.

Мне нужно было столько всего ей рассказать. Такие вещи, как:

Все будет хорошо. И нужно продолжать бороться. Я хотела рассказать ей о том, что нужно жить ради секунд и наслаждаться хорошими временами. Но это уже не имело значения. Ее больше не было.

Все они ушли.

Не в силах больше ничего вымолвить в адрес сестры, я подошла к матери. Кира Холлис Бэнкс

Любящая мать и жена.

— Я видела ее сегодня, — прошептала я, как будто это был скорее секрет, чем факт. — Маленькую Киру, — у меня не хватало духу сказать ей, что он изменил ее имя. Моя мать умерла, а я все еще хотела сделать ее счастливой. — Она такая красивая, мама… — я фыркнула, вытирая слезы, и посмотрела на отца, сидящего рядом с ней. — Прости, папа, но она похожа на мамину родню. У нее роскошные рыжие волосы и зеленые глаза. Клянусь, гены Холлисов, должно быть, очень сильны, потому что ее отец… — мой голос прервался. Я даже не могла произнести его имя без ощущения, что меня сбивает грузовик.

Прочистив горло, я продолжила.

— В любом случае. Я стараюсь не надеяться, потому что знаю, что это будет длинный путь. Но, Боже, я хочу быть частью ее жизни. Я так много хочу дать ей, так многому хочу научить, — эмоции снова забили мне горло. — Но больше всего я хочу, чтобы у нее была мама. Мне было так тяжело расти без тебя. Не обижайся, дедушка, — я хмыкнула глядя на ряд могил. — Я не хочу, чтобы ей было еще труднее, чем сейчас. Думаю, именно об этом я больше всего и беспокоюсь. Что, если я причиняю ей еще большую боль? Кажется, ей хорошо с ним. Что, если она не захочет меня?

Ясный, как ночное небо, голос матери прозвучал в моей голове: — А что, если она захочет?

Я не верила в призраков или послания из могилы. Я точно знала откуда было это послание,

и почему я услышала его так отчетливо. Это был тот же совет, который она дала мне, когда мне было шесть лет, после того как я сказала ей, что хочу попросить Шелби Райт стать моей лучшей подругой. Мой отец записал этот разговор на свою новую видеокамеру. Это было одно из немногих исключений, которые он сделал для техники в нашем доме. После их смерти я несколько лет каждый вечер смотрела это видео, мучая себя воспоминаниями. И в нем, когда маленькая испуганная шестилетняя девочка смотрела на маму, спрашивая, что если Шелби не захочет быть ее лучшей подругой, мама заправляла мне за ухо прядь волос, а потом просто отвечала: «А что если захочет?

Она была права. Даже сейчас это был правильный совет.

Если я нужна Розали, ничто не помешает мне быть рядом с ней.

— Я все исправлю, — сказал я им всем, прежде чем повторить про себя. — Я могу все исправить.

Поцеловав пальцы, я коснулась каждого надгробия, и позволила пальцам задержаться на Уиллоу чуть дольше, чем на остальных. За последние несколько лет наши отношения ухудшились так быстро, что казалось, будто прошла целая вечность с тех пор, как мы в последний раз разговаривали без криков. Но осознание того, что кто-то ушел навсегда, а не просто извинился и позвонил, делало тоску невыносимой. Я скучала по ней.