Написано с сожалением

— Знаешь, что еще реально? Твои заблуждения.

— Тебя там не было. Ты не видела выражение его лица. Казалось, он не мог остановиться. Он был ста… — в лицо ударила струя холодной воды. — Черт!

Она опустила свою бутылку с водой и уставилась на меня.

— Прости! Но кто-то должен был это сделать…

Я вытерла лицо насухо нижней частью футболки.

— Что, черт возьми, с тобой не так?

— Ты, Хэдли. Ты — это то, что со мной не так, — она поднялась на ноги и нависла надо мной. — Ты обещала мне, что справишься с этим. Когда я привезла тебя из Пуэрто-Рико, ты клялась, что сможешь быть рядом с ним и не строить ему глазки, как восьмилетняя девочка. И вот мы здесь, чуть больше трех месяцев спустя, спорим о том, стоило ли тебе его целовать… — она насмешливо улыбнулась и скрестила руки на груди. И к счастью, не стала снова направлять на меня бутылку с водой.

— Он больше не пятнадцатилетний Кейвен Лоу. Он — Кейвен Хант, отец твоей дочери, который, благодаря подписанному тобой дерьмовому соглашению, владеет твоим временем с Розали в течение следующих трех месяцев. В прямом и переносном смысле: Не облажайся.

— А что, если он меня поцелует? Что, если он сам все испортит?

Она закатила глаза.

— Пожалуйста, позволь мне познакомить тебя с парнем. Несколько оргазмов и большой член помогли бы в смягчении твоего текущего сексуального безумия…

— Знаешь что? Я передумала. Иди домой. Мне нужна другая лучшая подруга.

— Нет. Тебе нужен член… и не тот вымышленный, который принадлежит Кейвену Ханту в твоих тайных фантазиях.

— Он произвел на свет ребенка. Я на девяносто девять процентов уверена, что его член не вымышленный.

— Может быть, за последние четыре года он отвалился. Ты не знаешь.

Я отвожу взгляд на стену, мое лицо пылает от жара.

— Он отклоняется влево.

Она драматически ахнула.

— Ты рассматривала его член.

— Нет! — я пожевал нижнюю губу. — Ну… может быть, один раз… случайно.

— Объясни мне, как можно случайно засмотреться на мужской член?

— В тот день на нем были особенно облегающие брюки. Это было видно, когда он сел. На что я должна смотреть?

— Ах… его лицо?

— Поверь мне. Если бы ты видела, как он смотрел на меня сегодня вечером, ты бы поняла, что его лицо гораздо опаснее, чем очертания его пениса.

— Фу, не говори «пенис». Ты разрушаешь мой мысленный образ Кейвена, заправляющего свой член налево.

У меня отвисла челюсть.

— Что ты только что сказала?

— Что? Он сексуальный мужчина. Мне разрешено фантазировать. Попробуй это вместо того, чтобы пялиться как извращенка.

— Да. Тебе пора идти, — я встала с дивана и направилась к двери. Распахнув ее, я помахал ей рукой, словно стюардесса, указывающая на ближайший аварийный выход. — Как мой адвокат, не могла бы ты составить бумаги, которые прекратят нашу дружбу сегодня вечером?

Она последовала за мной, остановившись перед порогом.

— Я просто пытаюсь быть честной. Ваша связь пахнет самой худшей новостью из всех, — она положила руку мне на бок и с силой сжала круглый шрам, который, вместо того чтобы исчезнуть со временем, растягивался и рос вместе со мной. — Не усложняй ситуацию.

Мои плечи поникли, когда на меня обрушилось разочарование. В глубине души я понимала, что она права. Он больше не был Кейвеном Лоу, но проблема в другом: Чем дольше я узнавала Кейвена Ханта, тем больше он начинал мне нравиться.

Он был хорошим отцом с жесткой внешностью, но внутри? Наша дочь сделала его мягким. И давайте будем честными, его чувство юмора было сухим, как Сахара, но его полуулыбки сводили меня с ума. Мне нравилось, что он не смеется над всем. Насыщенный и глубокий звук был настолько редким, что, чувствовала себя так, будто нашла золото, когда он подарил мне его. Конечно, я ненавидела, когда он извинялся, но я обожала, когда он не стеснялся показывать свою уязвимость. И больше всего я была зависима от того, как он умел не только читать мои эмоции, но и понимать их.

Во многом я жалела, что он не Кейвен Лоу, потому что тогда не имело бы значения, что я хотела заползти в его объятия и никогда не уходить.

Но это имело значение, а желания еще никогда не приводили меня к успеху. И в этот раз ничего не изменится.

— Ненавижу, когда ты права.

— Я знаю. Но кто-то из нас должен это сделать, — она притянула меня к себе, чтобы целомудренно обнять. — А как насчет этого? Если ты окажешься права насчет того, как он смотрел на тебя сегодня вечером, и он попытается поцеловать тебя в будущем, а ты физически не сможешь выбраться из-под его губ, я разрешаю тебе поцеловать его в ответ в течение восьми секунд, прежде чем оттолкнуть его, сказать ему, что он сошел с ума, и выбежать вон. Хорошо?

Я широко улыбнулся.

— Восемь секунд, да?

— Если наездник может сделать это и уйти без разбитого сердца, то и ты сможешь.

— Замечательно. Я и наездники на быках.

— Кстати, о наездниках, есть один загородный бар, куда мы должны заглянуть на твой день рождения. Надень узкие джинсы и пофлиртуй с ковбоями.

Я закатила глаза.

— Я уже сказала тебе, что не буду праздновать свой день рождения.

— Если передумаешь, знай, что я здесь, — махнув через плечо, она пошла к своей машине, крича: — Поспи сегодня! Ты выглядишь дерьмово!

Возможно, я и вправду дерьмово выгляжу после того, как сорвалась у Кейвена, но она упомянула об этом не поэтому.

Беспокойство на ее лице каждый раз, когда она заходила ко мне, — т. е, проверяла как я — в последние несколько недель было очевидным. Ей не нравилось, что я провожу столько времени в своей импровизированной студии, пытаясь сделать хоть одно произведение, которое не было бы похоже на обман.

Я однозначно нуждалась во сне, и ей не нужно было указывать на это.

Заперев дом и подняв уставшее тело по лестнице, я едва успела умыться и почистить зубы, прежде чем рухнуть в постель. Было чуть больше девяти, и я собиралась закрыть глаза, когда на тумбочке завибрировал телефон.

Кейвен: Она наконец-то уснула, и я запретил весь кофеин в доме.

Что происходит? Кейвен не писал мне, если это не было связано с занятиями Розали по рисованию. Например: «почему, черт возьми, на моей коробке из-под яиц блестки?» Или, «ты пролила краску на мой ковер».

Но он ни разу он не пытался связаться со мной, чтобы сказать, что она спит.

Я: Эй, я думаю, ты хотел отправить это сообщение кому-то другому. Это Хэдли.

Кейвен: Я знаю, кто это.

Итак, эта теория отпала. Проблема была в другом: Если не углубляться в это больше, чем тот взгляд, «я собираюсь поцеловать тебя», который он мне бросил в ванной, у меня не было других теорий о том, почему он пишет мне.

Я: О. Хорошо.

Ага. Это все, что я смогла придумать в ответ. О. Хорошо?

Идиотка.

Кейвен: Я просто хотел, чтобы ты знала, что с ней все в порядке. После твоего ухода она больше не упоминала о своем падении.

Святые угодники. Неужели он написал мне, потому что беспокоился, что я все еще переживаю? Как чертовски мило.

Сев в кровати, я подперла подушкой спину и с усмешкой посмотрела на телефон.

Я: Спасибо тебе за это. Мне неприятно, что она пострадала, но я обещаю, больше такого не повторится.