Написано с сожалением

За двадцать минут, прошедших с тех пор, как мы нашли ребенка, я все это время вспоминал ночь с Хэдли.

Я не был идиотом. Когда твоя сексуальная жизнь сводилась к сексу на одну ночь или случайному повторению, в этом случае предохранение было обязательным. У меня была насыщенная жизнь, и если у меня не было времени на отношения, то уж точно не было времени на герпес или малыша. Я надевал презерватив каждый раз, когда был с женщиной, сколько себя помню. А в ту ночь с Хэдли я использовал по меньшей мере четыре.

Но именно тот случай, когда я проснулся от того, что она оседлала мой член, сейчас терзал мои мысли. Один раз. Один, блядь, раз.

— Мистер Хант? — спросил полицейский.

— Не знаю. Может быть… О, Боже. Может быть.

— Понятно, — пробормотал он. — Вы случайно не помните фамилию Хэдли?

Я поднял глаза от компьютера и нахмурился.

— Если бы я знал, наверное, упомянул бы об этом, когда она грабила меня.

Я перевел взгляд на команду медиков, сгрудившихся вокруг моей кровати и осматривающих ребенка. Он все еще кричал так, что я боялся, что от этого звука у меня расколется голова.

Христос. Как я мог пройти путь от шампанского и празднования многомиллионной деловой сделки до слушания криков ребенка, который может быть моим, а может и не быть?

Все, включая Веронику, ушли. Оказалось, что ребенок, брошенный на пороге дома — настоящий убийца настроения.

Йен все еще был здесь, тихо стоя в углу, и набирая сообщения на своем мобильном телефоне. Время от времени он останавливался, чтобы спросить, как у меня дела. Мне было не до разговоров. Я был слишком занят тем, что снова искал Хэдли.

Когда несколько месяцев назад она забрала мой бумажник, у меня не было возможности ее выследить. И поверьте, я пытался. Камеры в маленьком баре, где мы встретились, отсутствовали. Я потратил большое количество времени, чтобы найти запись того, как мы шли ко мне домой, но к тому моменту прошло уже более двадцати четырех часов.

Это был кошмар. Эта женщина забрала почти десять тысяч долларов электроники. Но я бы с радостью позволил ей оставить все это, если бы она просто вернула мне бумажник.

Я не отличался особой сентиментальностью, но в этом бумажнике лежало ожерелье, которое я забрал с шеи матери, когда она лежала гробу. После нескольких месяцев наблюдения за тем, как рак сокрушает ее дух и, в конечном счете, тело, мой отец даже не стал дожидаться похорон, чтобы очистить дом от всего, к чему она когда-либо прикасалась. Мой старший брат, Трент, сказал мне, что это часть папиного процесса горевания. Однако утром, когда на похоронах появилась женщина с грузовиком U-Haul, я решил, что быстрая уборка больше связана с ней, чем с потерей моей мамы.

Поэтому, когда я увидел свою мать, бледную и безжизненную, с ожерельем на шее, которое она никогда не снимала, я притворился, что наклонился поцеловать ее перед закрытием гроба. С шепотом извинившись, я стащил ожерелье с ее шеи и спрятал в карман.

Если не считать двух фотографий, которые мне удалось спрятать под матрасом, пока отец очищал дом от ее памяти, это ожерелье было единственным, что у меня осталось.

Я был в ярости, когда Хэдли забрала его у меня.

Но теперь, возможно, это было замаскированное благословение. Потому что на этот раз я был готов к встрече с ней. Я установил камеры на фасаде своего здания. Один кадр, как она уходит, бросив ребенка, и я смогу опознать ее раз и навсегда.

Открыв на компьютере программу «Калейдоскоп» — к счастью, мой логин еще не был аннулирован, я просмотрел записи последних нескольких часов. Но ничего не нашел.

Разочарованный, я отмотал назад еще час, не зная, когда она вошла в здание.

— Мистер Хант, — позвал полицейский. — Мне нужно ваше внимание.

Ребенок все еще плакал, а мое кровяное давление повышалось с каждой минутой, поэтому мой тон стал грубее, чем предполагалось, когда я ответил:

— Нет, вам нужен кто-то, кто найдет эту женщину.

Он протянул руку через барную стойку, отделяющую гостиную от кухни, и резко закрыл мой ноутбук, переведя взгляд на меня.

У меня заканчивалось терпение, и мое шестифутовое тело напряглось.

— Не прикасайся больше к моему компьютеру. Задавай свои чертовы вопросы, но держи руки подальше от моих вещей. Понял?

Йен приблизился ко мне.

— Остынь. Они здесь, чтобы помочь.

После того как этот ребенок разорвал мои барабанные перепонки, у меня не было ни капли спокойствия. Я распадался на части…

Не сводя с полицейского пристального взгляда, я снова открыл компьютер, осмеливаясь возразить.

— Послушайте, я понимаю, что вы выполняете свою работу, но, уверяю вас, я смогу найти эту женщину раньше вас.

— Возможно, но «Калейдоскоп» больше не разрешено использовать в уголовных

расследованиях.

— Тогда я предлагаю вам закрыть на это глаза.

Он перевел взгляд на Йена с молчаливым предупреждением, словно тот был моим чертовым охранником или что-то в этом роде, но меня не волновала реакция моего лучшего друга. Мне нужно было работать.

Я снова нажал кнопку воспроизведения.

Йен указал на экран.

Я поставил видео на паузу и увеличил изображение брюнетки в короткой черной юбке и туфлях на каблуках, с черной огромной сумочкой. Даже если бы на ней был парик, ее нос был слишком большим, ноги слишком короткими, а кожа слишком загорелой, чтобы быть Хэдли.

— Это не она.

Он провел пальцем по сумке.

— Может, это и не Хэдли, но это ребенок.

Моя спина выпрямилась, когда я наклонился поближе. Из сумки выглядывал уголок желтого одеяла.

Волна адреналина забурлила в моих жилах.

Если это была не Хэдли, то, возможно, это был даже не ее ребенок.

Самое главное — если это был не ее ребенок, то невозможно, чтобы он был моим.

Мне было совершенно наплевать, что это какая-то хреновая попытка вымогательства. В такой ситуации я бы просто ликовал, если бы кто-то пытался выманить у меня деньги.

Я просто не мог стать отцом. После того ублюдка, который был моим отцом, для всех было бы лучше, если мои гены не передавались по наследству.