Написано с сожалением

— Да, но он имел в виду, например, закидать яйцами твой дом или подать жалобу в товарищество собственников жилья, потому что ты оставила мусорное ведро на ночь.

— Я в этом не уверена.

В этот раз я не стал пытаться остановить свои руки. Я сжал ее предплечье.

— Расслабься. Я защищу тебя от Йена.

Она откинула голову назад и уставилась на меня, ее щеки приобрели самый яркий розовый оттенок.

— Я знаю, что так и будет.

Я улыбнулся.

Она улыбнулась в ответ.

Никто из нас не шевелился, пока зал заполнялся вокруг нас.

— Привет, я Мэрилин, — она придвинулась ко мне, и мой отрезок линии AB с Хэдли внезапно превратился в треугольник. — Кто вы?

Она улыбнулась широко и по-доброму.

— Я Хэдли.

Лицо Мэрилин скривилось, когда она окинула ее быстрым взглядом.

— Девушка?

— Нет, — одновременно ответили мы с Хэдли.

Глаза Мэрилин сузились, а губы скривились.

— Сестра? Секретарь? Личный помощник?

Я должен был отдать ей должное. В ответе Хэдли не было и намека на недовольство:

— Нет, нет и нет.

— Нам стоить сесть на места… Было приятно познакомиться с тобой, Мэрилин.

Я положил ладонь на поясницу Хэдли и начал выводить ее из неловкого положения, когда Мэрилин выдернула чеку из моей гранаты.

— Ты мама Розали? — мы с Хэдли замерли на полушаге.

Прежде чем поддаться на уговоры дочери и пригласить Хэдли на церемонию награждения в тот вечер, я подумал о том, что кто-то может заметить сходство между ними. Но я никогда не представлял себе сценарий, при котором у кого-то хватит наглости спросить об этом.

Но мне не следовало недооценивать пронырливую и неосмотрительную Мэрилин Не-Монро.

— Ты ее мать, — вздохнула она, удивление наполнило ее глаза.

Хэдли превратилась в камень.

— Я… э-э… — она подняла на меня глаза, и ее паника заставила меня еще больше возненавидеть Мэрилин.

— Знаешь, мы всегда удивлялись, почему тебя никогда не было рядом. Я делала ставки, что ты умерла. Видимо, я не выиграю в этом пари. — она ухмыльнулась, скользко и высокомерно.

Этого, блядь, не может быть. Не-а. Ни что, блядь.

— Ставки? — я сделал зловещий шаг к ней. — Ты что, издеваешься?

Ее тусклые, скучные карие глаза переключились на мои.

— Это была шутка… — она обвела длинным острым ногтем вокруг Хэдли. — Но ты определенно была темой многих разговоров на детской площадке. Подождите, пока я расскажу другим мамам, что ты действительно существуешь.

С меня хватит. Все терпение кончилось. Все светские любезности вылетели в окно. Меньше всего мне хотелось, чтобы вся школа сплетничала о том, что Хэдли — мама Розали. Достаточно было бы одного невоспитанного ребенка и их матери, чтобы изменить мир моей дочери.

Если и когда этот разговор состоится, то не из-за слухов в гребаном детском саду.

— С этого момента, Мэрилин, ты не должна упоминать имя моей семьи ни на детской площадке, ни где-либо еще, — она откинула голову назад.

— Прости?

Хэдли потянула меня за предплечье и прошептала:

— Забудь об этом, Кейвен.

Но я не мог этого оставить: слишком многое было поставлено на карту.

— Ты слышала меня. Не лезь в дела моей семьи. Кто она, для тебя не имеет ни малейшего значения. И, пожалуйста, во что бы то ни стало, беги к своим приспешникам и сообщи им, что я не стану шутить по этому поводу. Если я услышу хоть одно чертово слово о Хэдли или Розали, обещаю, что ни для кого из вас это добром не кончится.

— Ну что ж, тогда, — презрительно фыркнула она, будучи глубоко оскорбленной.

Я не мог сосчитать, на сколько мне было наплевать на фарфоровые чувства Мэрилин.

— Скажи, что ты понимаешь.

Мэрилин поджала губы.

— Я понимаю, что ты очень грубый человек.

— Тогда ты можешь только представить, насколько грубее я могу стать, если ты не прислушаешься к моему предупреждению держать язык за зубами.

Схватив Хэдли за руку, я бросился прочь, увлекая ее за собой. Наглость этой женщины была

поразительной. Я знал, что возненавижу эту чертов садик, с того самого момента, как подъехал к нему, и все машины на парковке были высшего класса. Не хочу сказать, что моя машина не была такой, но я не вырос среди денег, поэтому у меня никогда не возникало чувства превосходства или гордости, которые так часто сопутствует им.

У Мэрилин эти чувства явно были.

Я все еще был в гневе, когда увидел Йена, держащего Розали на бедре посреди прохода. В его глазах мелькнуло беспокойство.

— Все… — он приостановился и посмотрел на наши соединенные руки с Хэдли. — Хорошо?

Хэдли попыталась отдернуть руку, и я приказал себе не мешать ей. Меньше всего нам нужны были слухи о том, что мы состоим в отношениях, которые подливали масла в огонь и без того пылающего поезда сплетен. И все же я не отпустил ее.

Я заставил себя улыбнуться, когда взгляд Розали метнулась в нашу сторону, хотя ее глаза были обращены не ко мне.

— Хэдли!

— Привет.

Забота Йена сменилась неодобрительным хмурым взглядом, когда он поставил

Розали на ноги. Она побежала прямо к Хэдли.

— Ты принесла свою камеру.

Хэдли присела на корточки, потянула за руку, которую я держал, и бросила на меня укоризненный взгляд. Только тогда мне удалось убедить свой упрямый мозг отпустить ее руку.

— Да, — вздохнула она. — Я надеялась, что твой отец позволит мне сфотографировать тебя, когда ты будешь получать награду.

Две пары одинаковых зеленых глаз выжидающе смотрели на меня. От красоты их созерцания я на мгновение потерял дар речи.

За последние несколько месяцев я неоднократно видел их вдвоем, склонившихся над моим обеденным столом, но в этот раз все было по-другому. Ладно, может, не по-другому. Но мой недиагностированный инсульт, который превратил меня в тряпку, заставил ощущать это по-другому.

Мы были на людях. Втроем. Вместе. На такой обычной церемонии награждения моей малышки в конце года. Розали улыбалась.

Хэдли улыбалась.

И если не пар, все еще выходящий из моего организма благодаря надоедливой Мэрилин, я бы тоже улыбался. Все было так комфортно, вплоть до того, что я держал ее за руку.