Написано с сожалением

Боже, что происходит?

— Да. Конечно. Фотографии были бы кстати.

Розали завизжала от восторга и обняла маму за шею.

Черт. Ее мать.

Рано или поздно мне придется рассказать ей, кто Хэдли на самом деле. К счастью, садик скоро распустят на лето, и я решил, что смогу немного сдержать слухи.

У Хэдли оставалось еще три месяца посещений под присмотром, на которые она согласилась, но она дала понять, что никуда не собирается уезжать.

И, как бы это ни было хреново, эта идея мне тоже понравилась.

По звуковой системе раздался женский голос.

— Внимание, родители. Просим всех занять свои места. Все ваши драгоценные малыши должны встретиться со своими учителями в задней части зала. Не волнуйтесь. Мы скоро вернем их обратно. Она захихикала, и хотя это было не так гнусаво, как у Мэрилин, но было близко. Совсем не похоже на гладкий и… Черт. Меня.

— Поцелуй! — заявила Розали и потянула за рукав моего пиджака.

Я наклонился, и она чмокнула меня в щеку.

— Скоро увидимся, когда ты станешь звездой, детка.

— Не забывай о простых людях! — крикнула ей в след Хэдли, когда она побежала к детям, в задней части зрительного зала. Хэдли наблюдала за ней, на ее лице светилась гордость — обычно это была моя работа. И на этот раз я даже не мог разозлиться из-за этого.

Мне нравилось, что она так смотрит на мою малышку.

Мне нравилось, что она никогда не опаздывала на встречу с ней.

Мне нравилось, что она заботилась о том, чтобы прийти в этот чертов детский сад с фотоаппаратом в руках, готовая сделать дюжину снимков, как заботливый родитель.

Все это не компенсировало четырех лет ее отсутствия, но начало было положено.

Возможно, пришло время и мне отпустить эти четыре года.

— Кейвен, можно тебя на пару слов? — огрызнулся Йен.

Я изогнул бровь.

— Есть какой-то разговор?

Он понизил голос до шипения.

— Объясни, какого хрена ты делаешь?

У меня не было сил на этот разговор — и уж точно не с Йеном. Не секрет, что он не был самым большим поклонником Хэдли, и, хотя поговорить с ним и позволить ему быть голосом разума было бы правильным решением, но я выбрал для себя блаженное неведение.

Я толкнул его в грудь, заставляя пересесть на ряд сидений впереди меня.

— Мы должны сесть, пока кто-нибудь не занял наши места.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты не спишь с ней.

Несмотря на отрицательный ответ, она была слишком близка для этого разговора. Оглянувшись через плечо, я увидел, что Хэдли все еще улыбается и наблюдает, как класс Розали выходит из комнаты.

— Занимайся своими чертовыми делами.

Его челюсть стала твердой.

— Скажи мне это еще раз. Давай. Скажи, что твоя жизнь и эта маленькая девочка меня не касаются, потому что последние пятнадцать лет — это точно так.

Я подошел достаточно близко, чтобы никто не мог услышать наш разговор в быстро затихающей комнате.

— В чем твоя проблема?

Он рассмеялся без всякого юмора.

— Давай я задам тебе вопрос? Как все прошло, когда ты переспал с ней в прошлый раз?

— Ну, я потерял компьютер, но получил Розали, так что…

— Эй, Кейвен, — позвала Хэдли, и я повернулся к ней лицом точно так же, как это делала Розали, когда тайком брала печенье из кладовки.

— Да?

Она указала большим пальцем за плечо.

— Думаю, я встану сзади, чтобы лучше снять ее на сцене. Можешь присмотреть за моей сумкой с камерой?

— Конечно, — я забрал сумку из ее рук.

Она заправила рыжую прядь за ухо.

— Рада снова видеть тебя, Йен.

— Да. Фантастика, — пробормотал он.

Натянуто улыбнувшись, она поспешила прочь.

Поставив ее сумку на сиденье у прохода, я опустился на кресло рядом с ней. Йен последовал моему примеру с другой стороны.

— Ты хоть помнишь, что было с тобой в первые шесть месяцев, после того как она оставила Розали? Ты был в полном отчаянии, но сейчас ты готов забыть обо всем этом, только чтобы…

— Может, заткнешься? Я не сплю с ней, — ему не нужно знать о снах, вызванных инсультом. Лучший друг или нет, но я не обязан был сообщать ему об этом каждый раз, когда мой член становился твердым. — Я просто добрый. Тебе стоит попробовать. Нравится тебе это или нет, но она будет частью нашей жизнь. Поэтому перестань быть придурком и попробуй узнать ее получше.

— Если только она не уйдет.

— А если потом она захочет уйти, то, как и в первый раз, ни ты, ни я ничего не можем с этим поделать. Но позволь мне сказать тебе вот что: Пока она остается версией Хэдли, той, которая держит себя в руках, той, которая любит нашу дочь, и той, которая действительно появляется и работает со мной, а не против меня, тогда, возможно, ее присутствие в жизни Розали не так уж и плохо. Видит Бог, я бы все отдал, чтобы иметь такую маму в детстве.

— О, хорошо. Мне позвонить Дагу и сказать, чтобы он подготовил документы на совместную опеку?

Повернувшись всем телом, я окинул его взглядом.

— Скажи еще хоть слово, Йен. Клянусь Богом, скажи еще хоть слово.

— О, мне еще многое нужно сказать. Но я вижу, как ты смотришь на нее, поэтому не думаю, что все это имеет значение.

— Ты… ревнуешь?

— Я волнуюсь, придурок. Я знаю тебя. С ее прошлым… — он огляделся по сторонам, прежде чем понизить голос до почти неслышимого уровня. — Когда она вернулась, ты был полон решимости держать ее подальше от Розали. Потом она сказала тебе, что была в торговом центре, а теперь два дня в неделю проводит у тебя дома. А если учесть, что она милая, красивая и хорошо ладит с Розали… Не нужно быть сверхразумом, чтобы понять, к чему это приведет.

Я ухмыльнулся.

— Она милая, красивая и хорошо ладит с Розали, да?

Он покачал головой и посмотрел вперед, где через сцену проходила очередь детей. С ее рыжими волосами в море коричневых и светлых моя девочка была легко узнаваема. Она нашла нас почти сразу и захихикала, помахав нам с Йеном обеими руками.

Мы взволнованно помахали в ответ, и улыбаясь Розали, он прошептал:

— Сделай мне одолжение и надень презерватив на этот раз. Следующий может оказаться похожим на тебя, и тогда нам придется продать его троллям.

Моя улыбка не сходила с лица, когда я ударил его локтем в грудь. Он хрюкнул, но больше ничего не сказал.

Я любил Йена как брата. И было совершенно справедливо, что он беспокоился обо мне. Черт, я тоже волновался за себя.

Я не понимал, как меня тянет к Хэдли. Когда я впервые встретил ее в баре, это было чисто физическое влечение, но, с тех пор как она вернулась, это стало чем-то совсем другим. Эта женщина проникала мне под кожу.

Да, я чувствовал ответственность за ее прошлое и почти парализующую потребность все исправить. Но как бы я не старался отрицать это, игнорировать и бороться, в ней было что-то еще. Что-то, что поразило меня знакомым дежавю или шепотом тайны, которую я когда-то слышал в детстве. В глубине души я чувствовал правду, которую нельзя было не рассказать, и она была размыта до неузнаваемости.