Народная диверсия
Шрифт:
– Да... А люди в деревне Дубровино, где проживают как минимум двести человек, двадцать лет выбивали себе газ, – усмехнулся Владимир.
– Что им люди! Для них люди – это они сами и такие, как они, остальные для них – мусор под ногами, через который можно перешагнуть и не заметить.
– Валер, а что же делать с хутором?
– Не кипиши. Говорю, подожди до завтра, я кое-что уточню и позвоню тебе. Ладно?
Владимир кивнул. Богоборцев встал.
– А ты – молодец! – сказал он, посмотрев с восхищением на Владимира. – Не прошел мимо, вступился за стариков.
– Почему только за стариков?
– Природу я и сам люблю, например, посидеть с удочкой на бережку. Чтобы тишина и никого вокруг... Только вот с этой работой времени на отдых совсем нет.
– А если надумаешь все-таки вырваться, старики Угорцевы будут очень рады. Они даже баньку нам истопят. Банька у них...
– Все, все! – замахал руками журналист. – Не соблазняй, а то все брошу и махну в этот твой хутор на рыбалку и в баньку...
– Давай, до созвона!
Они пожали друг другу руки и разошлись. Богоборцев пошел к лифту, а Владимир – к выходу из здания.
Он остановился на полпути и, подумав, вернулся назад. Достав из кармана телефон, набрал номер сестры.
– Настена? Привет. Ты на работе?
– Где же мне еще быть?
– Я сейчас загляну к тебе, я в вашем здании.
– Давай, я у себя.
Сестра работала в фирме по продаже магазинного оборудования. Фирма эта продавала прилавки, кронштейны для одежды, манекены, примерочные кабинки, зеркала и тому подобное. Настюха сидела в кабинете с трубкой возле уха. Она кивнула ему на стул возле ее стола.
– Привет, братишка! Ты каким это ветром ко мне?
Они были совершенно непохожи. Если у Володьки глаза были серые, то у сестры они почему-то были светло-карие. Брови у него были прямые, темные и густые, а у Насти – тонкие, с изящным изгибом и светлые, и ей приходилось подкрашивать их коричневым карандашом. Наверное, это потому, что он пошел в мамину родню – там все были с серыми или голубыми глазами, а Настя была в отца – кареглазого высокого красавца с тонкими чертами лица. Только рост она взяла у бабушки – чуть ниже среднего. Зато волосы у них были одинаковые – темно-русые, густые и чуть-чуть волнистые.
Настя была на четыре года младше брата. Позапрошлым летом она вышла замуж за компьютерного дизайнера, стала носить фамилию Кашкина и снимала вместе с мужем квартиру в центре.
– Ну? Когда сделаешь меня дядей? – шутил Владимир каждый раз при встрече с сестрой, но та с ребеночком не торопилась.
– Сначала надо для себя пожить, заработать денег, – рассудительно говорила она, – а с этим успеется. Куда спешить? Мы еще не присмотрелись друг к другу. А вдруг Костик не подходит для семейной жизни?
– Опомнилась! – усмехался Владимир. – Об этом надо было до свадьбы думать.
– До свадьбы я о другом думала, – улыбалась Настюха.
– О чем же?
– Как бы скорее замуж выйти!
Он поражался женской логике, но сестру любил и всегда старался сделать ей что-нибудь приятное.
– Родите мне племянника – подарю вам коляску! – говорил он.
– Нам пока и без коляски неплохо, – отшучивалась Настя.
– Так,
говоришь, каким ветром я к тебе? – переспросил Владимир. – А таким: дело у меня...– Да ты что? В кои-то веки я тебе понадобилась по делу, а не просто так! Ну, говори, какое такое дело.
Настюха уселась на стуле поудобнее и даже телефон положила на стол.
– Скажи, сестренка, есть у вас в конторе какой-нибудь не особо нужный вам манекен?
– Что? – Глаза Настены округлились. – Тебе-то зачем манекен, Строгов?
– А затем, Кашкина, – в тон сестре ответил Владимир, – что решил я на него свою одежду на ночь надевать.
– Одежду? Зачем?
– Насть, ну, это долго объяснять. Короче, колись: можешь мне манекен подарить? Может, у вас есть какой ненужный-завалящий?
Сестра подумала.
– Ну, есть вообще-то. Продать его не можем, там брак: нога не крепится к туловищу. Думали мастера вызвать, чтобы починил, так где ж такого мастера найти, который в манекенах разбирался? У нас, сам знаешь, легче компьютер починить.
– Вот! И не нужно вам его чинить, подари этого Джона Сильвера мне.
– Какого Джона Сильвера?
– Эх ты! «Остров сокровищ» в детстве читала? А, ладно... Так вот, я готов избавить вас от бракованного манекена.
– Володька! Ну, правда, зачем тебе манекен? Ну, скажи! – заканючила Настена.
– Лиде подарок хочу сделать, с приколом.
– Вот здорово! Расскажешь потом, как она отреагировала?
– Спрашиваешь!
– Ну, тогда пошли...
На складе было штук сорок этих самых манекенов – женщин, мужчин и даже детей. Все они были обнажены и даже лысы. Настя подвела брата к одному, лежащему в стороне прямо на полу.
– Вот... У него что-то с креплением... Слушай, а может, ты его нам починишь? Тогда с меня – бутылка лимонада и шоколадка для твоей Лиды.
– Сейчас! Размечталась. Нет, Кашкина, чинить я его не буду, он мне именно таким и нужен. Так что, отдаешь?
Настя вздохнула и махнула рукой:
– Бери, что с тобой делать? Все равно его списывать придется, кому нужен манекен-инвалид? Он здесь уже полгода валяется...
Калитку открыл Егорыч.
– О! Володя! А мы тебя ждем. Дарёна щи варит, сало солит, а я вот убираюсь тут... Зарезали поросенка-то, да... Макариха немного мяса взяла, и Угорцевы взяли. Остальное я в Дубровино отвез, там продал... Ты заходи, заходи, сейчас ужинать будем. Внучка моя такие щи варит, что язык проглотишь! Столько зелени туда кладет – и петрушку, и укроп, и базилик... И эти... стрелки чеснока. Ты такие щи никогда не ел!
Владимир подошел к крыльцу. Возле него стоял большой медный таз с кровью.
– Вон сколь натекло, – кивнул на таз Егорыч. – Кровь я тебе в ведро солью, а кости в погребе лежат, тебя дожидаются. Ну, ты чего встал-то? Давай проходи...
Они поднялись на крыльцо, зашли на веранду, Владимир сбросил сандалии. На веранде стояла газовая плита, в которую газ подавался из баллона, спрятанного в специальном отсеке. На плите дымилась большая кастрюля, из нее шел такой аромат, что просто слюнки текли. Рядом с плитой был разделочный стол, за которым работала Даша. Она резала зелень на большой самодельной доске, выструганной, похоже, Егорычем, потом сбрасывала ее в кастрюлю.