Народная Русь

«Ты запой, запой, жавороночек, Ты запой свою песню, песню звонкую! Ты пропой-ка, пропой, пташка малая, Пташка ль малая, голосистая, Про тое ли про теплую сторонушку, Что про те ли про земли про заморская, Заморския земли чужедальныя, Где заря со зоренькой сходится, Где красно солнышко не закатается, Где тепла вовек не отбавится! Ты запой-ка — запой, жавороночек, Жавороночек ты весенний гость, Про житье-бытье про нездешнее!»…

Так величают пташку, несущую с собой тепло, красные девушки словами старинной песни, которую еще и посейчас можно услышать в средневолжских губерниях, там, где за старину деревня крепче, чем по другим — подгородным — местам, держится.

С 12-м марта (днем Григория, папы римского) связана в народе примета о тумане. «Если утром туман Григорию дорогу застит», — говорит деревенский люд, — «быть большому урожаю на коноплю да на лен белый, на волокнистый!». В этот день в обычае разбрасывать по двору горсть-другую конопляного да льняного семени: на корм птицам. Опытные хозяева особенно зорко присматривают на Григорьев вечер за лошадьми: есть поверье, что, коли, — не дай Бог, — занедужится коню об эту пору, то все лето быть ему «не в своей силе».

За Григорием-римским — «Алексей с гор вода» на пятые сутки (17-го марта) идет: «Алексей — человек Божий, с гор вода, с холмов потоки». С этого дня ничто уже не может, по народной примете, остановить или задержать могучий наступательный ход весны-красной.

Бегут с гор вешние воды, шумят они, разбегаются по ложбинам ручьями быстрыми, поят ручьи поля, снегом крытые; все больше да больше проталин становится — куда ни кинешь взгляд. И солнышко ярче греет, и жаворонки, умильные Божьи пташки, заливаются — что ни день — все голосистее, — так и рассыпают серебро своих трелей над нивами земными с высоты полей небесных. «Дарья — грязная пролубница» обломает 19-го марта бережки у прорубей; посинеет лед, начнет его пучить-вздымать: вот-вот, того и гляди, тронется!.

Конец подходит позимнему март-месяцу, — Благовещенье, великий праздник (25-е марта), на двор глядит, чтобы завершить своим приходом последнее звено пестрой цепи предвесенних народных праздников — больших и малых — и начать собою вешние. У Благовещенья — свои вести-приметы, свои особые поверья, свои исконные обычаи стародавние.

XV Алексей — человек Божий

Перезимний январь-просинец первую весточку о весне своею лютой стужею подает, февраль-бокогрей путь-дорогу красной кажет, а позимний месяц март ее на Святую Русь из-за синя моря, из-за Хвалынского, ведет. Чуть только успеет Авдотья-плющиха снег заплющить, как на дворе уже и Герасимы-грачевники стоят. Налетят крикливые грачи, на старое гнездовье осесть не осядут еще, как «Сороки» жаворонка — птицу певчую — на светлорусский простор принесут. Глядь-поглядь, а уже сугробы снежные к земле приплюснулись, зачернели повсюду проталины, теплыми ветрами с полуден потянуло; залился в поднебесной высоте первый певец весны — жаворонок.

От «Сороков» — рукой подать и до дня св. Алексея, человека Божия [41] , 17-го марта, с приходом которого наступает весна-красна, а зиме только остается подбирать загрязнившиеся полы своей белоснежной шубы да бежать — давай, Бог, ноги! — в горы толкучие, в лесные трущобы непроходимые да в овраги глубокие, чтобы там, вдалеке от взора людского, изойти слезами горючими, припав на грудь Матери-Сырой-Земли. Только и дышится ей, старой, полегче по морозцам-утренникам, да и тем уже не век на Руси вековать: скачут утреннички по ельничку, прискакивают по березничку, пробегают «по сырым берегам — по веретайкам», заставляют вспоминать мужика-простоту о том, что, — как поется в старинной песне:

41

Св. Алексей — сын знатного римлянина, живший во времена папы Иннокентия 1-го (402–416 гг.) и удалившийся из родительского дома в пустыню, возвратившийся из нее после долголетнего подвижничества, но не узнанный родителями и доживший свой век в бедности, в общем пренебрежении. Перед самой кончиной он открыл свое имя и был похоронен на Авентинском холме в Риме. Могила св. Алексея была открыта в 1216-м году, и над нею воздвигнут храм его имени. Житие его послужило темою для целого ряда легенд в средневековой поэзии, дошедших и до русского народа. На католическом западе он считается покровителем особого монашеского ордена — алексианцев

«Зимушка-зима Холодна больно была. Зима вьюжливая Да метелистая…»

Да и эта память коротка. Ударит поутру на Агея (9-го марта) морозко, а в полдни с крыши закаплет. На Алексея, человека Божия, не только уже с крыш, а и с гор побегут потоки. Так и слывет этот семнадцатый день марта-позимника за «Алексея — с гор вода»: нет ему в народе иного имени-прозвища, «Придет Алексей, человек Божий, — побежит с гор вода!», «Алексей — из каждого сугроба кувшин пролей!», «На Алексея — с гор вода, а рыба со стану (с зимней лежки)!», «Алексей, человек Божий, зиму-зимскую на нет сводит!» — говорит-приговаривает народная Русь.

В южной полосе матушки-России начинают с этого заветного дня свои весенние хлопоты-заботы о пчеле, Божьей работнице: «На Алексея-теплого, доставай ульи из мшенника!» — подает совет тамошний сельскохозяйственный опыт. «Покинь на Алексея позимнего сани, ладь-готовь телегу!» — откликнется на его умудренное житейским обиходом слово срединная, кондовая, Русь великая: «Придет Алексей, человек Божий, — брось сани на поветь!», «На Алексея — выверни оглобли из саней!» — приговаривает она. По старинной примете деревенской — «Каковы ручьи на Алексея, таковы и поймы (по весне)!» Если дружно побежит на Алексея, человека Божия, с гор снеговая талая вода, то, по словам старых, видавших всякие виды людей, — должно ожидать хорошего покоса. А пойдут в этот день сочиться порознь еле заметные ручейки из сугробов, не заплачут снега разом, — быть плохим кормам: станет животина на Алексея, человека Божия, богу жалобиться.

В давние годы забавлялись на Москве Белокаменной, да и по многим другим городам русским, на Алексея-теплого гусиными боями. С Алексеевским спуском бойцовых гусаков мог поспорить разве только осенний день Никиты-гусятника (15-е сентября), до сих пор приурочиваемый памятующими обычаи дедов-прадедов к гусиной потехе.

В великом почитании был всегда, и поныне остается, в народной Руси святой Алексей, человек Божий. Недаром и поется ему в духовных стихах калик перехожих такая песенная хвала-слава:

«Лико его пишут на иконы, Житье Олексиево во книгах. Кто Олексия воспоминает, На всяк день его, света, на молитвах, Тот сбавлен будет вечныя муки, Доставлен в небесное царство. Ему уже слава и ныне Во веки веков аминь»…

Многое-множество преданий, изукрашенных цветами красного слова народного, сохранили об этом святом памятливые сказатели. Поет-сказывает их народная Русь и теперь по многим местам — старым людям на утешение, молодым людям на поучение. Целый ряд таких сказаний занесен на страницы печатных сокровищниц словесной старины. В позабывшей, по словам поговорки, о своих боярах Смоленщине, у владимирцев-клюковников-гудошников, у олончан-добрых молодцев, о которых прошла молва: «Наши молодцы не бьются, не дерутся, а кто больше съест, тот и молодец!», близ полтавского Гадяча и даже за рубежом — в старой Сербии — подслушаны эти сказания. А мало ли осталось не подслушанных, до наших дней ходящих от села к селу — на память своих простодушных хранителей-сказателей, что на костыль подорожный, опираючись? Ходит народное, веками слагающееся слово да походя и тает-теряется в темном лесу житейской сутолоки; вымирает вещее слово-предание вместе со старожилами, воспринимавшими его из одних уст с тем, чтобы передавать в другие, из которых и долетало оно до чуткого слуха Сахаровых, Безсоновых, Киреевских, Рыбниковых, Якушкиных, Садов-никовых [42] и всех других родственных им по духу народолюбцев-собирателей.

42

Дмитрий Николаевич Садовников — талантливый поэт и собиратель памятников русского простонародного творчества — происходил из потомственных дворян, родился в гор. Симбирске 25 апреля 1847 г., умер в Петербурге 19-го декабря 1883 года, где и похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря. По образованию он — питомец симбирской классической гимназии; вся его жизнь прошла в писательских трудах и в изучении народного быта. Стихи его печатались с 1868 года во многих (до 40) журналах и газетах и хотя до сих пор не были изданы отдельным сборником, но обратили внимание своей красотою и самобытностью. Лучшие из них — волжские песни и сказания («Легенды и песни о Стеньке Разине», «Усолка», «Богатырь-девка», «Попутный ветер» и друг.). Из сочинений Д. И. Садовникова в прозе изданы отдельною книгою рассказы о заселении Сибири — «Русские землепроходцы». Собранные им на Волге произведения простонародного творчества напечатаны в его книгах «Загадки русского народа» и «Сказки и предания самарского края»

Кроткий юноша Алексей, возложивший на неокрепшие рамена свое тяжкое, и не всем богатырям оказывавшееся под силу, бремя смирения, пришелся по сердцу славному своим терпением народу-пахарю. Сын римского патриция, проведший жизнь в странничестве, отрекшийся от богатства и всех соблазнов мира сего, ответил своим святым подвигом взыскующей града вышнего пытливой душе русского человека. Любвеобильная, жаждущая познания истины и, несмотря на всю свою мятущуюся размашистость, алчущая слияния со Светом Тихим, она — эта стихийная душа — как бы заслышала в повествовании о жизни святого угодника Божия ответ на свои заветнейшие вопросы. И вот — откликом на пробудившиеся в душе народной Руси голоса — зазвучали из уст излюбленных ею убогих певцов-сказателей свои, русские, песенные сказы о перенесенном греческою церковью в сердце нашего народа римском великом подвижнике. И стал св. Алексей, человек Божий, воспеваемый каликами перехожими, родным и близким народной Руси, умиленно вглядывающейся в его прекрасный облик, осиянный проникновенной святостью действенной веры в Распятого Спасителя мира. Наши простонародные сказания о нем основаны на общеизвестном житии подвижника, но этот последний является в них словно возродившимся на русской черноземной почве. Ему приданы многие, чисто славянские черты, да и самый сказ веет на чуткого слушателя родной стариною.

В смоленском, записанном в Краснинском уезде сказании — наиболее полном из сохранившихся — действие происходит «в преславном пре-граде пре-в-ов-Ремие» («во Риме», «во Рыме» — по другим разносказам). «При том было царь-Ановрии» («При царе было Онорие»), — продолжают затерявшиеся-затонувшие в волнах моря народного сказатели-песнотворцы: «Як жиу себе славен Алхумиен («великий Ефимьян») князь со своею со млодою княгинею Катериною («супруга его Аглаида»), со своею со млодою обрушною. С отроду у них чадов не бывало»… Бездетность, считавшаяся позором у избранного народа Божия, слыла несчастием почти у все других. И вот Алхумиен (Ефимьян) князь, видя в этом несчастии кару Божию, обращается к Творцу-Промыслителю с мольбою. Он, — по словам сказаний, — «до Божьих церквей доступает и молебны пред Богом закупляет, поставныя свечи становляет, земные уклоны откладает, ён и молится Богу со трудами, сы горючими сы слезами»… Далее приводятся и самые слова этой молитвы: