Народная Русь

В канун Благовещеньева дня (в среду), суеверная деревня приготовляется ко встрече великого праздника тем, что сожигает старые, слежавшиеся за зиму соломенные постели, окуривает дымом зимнюю одежину, а местами — и весь домашний скарб свой, думая этим отогнать всякую нечисть, порожденную темными силами зимы-Мораны. В это время суеверный народный опыт советует сожигать белье болящих людей — для защиты от «лихого сглаза» и от «всяческого чарования».

Вечером в канун Благовещеньева дня крестьяне-туляки — (завзятые огородники) — ходят в погреба и подвалы, где скрытно ото всех чужих кладут на землю капустный кочан — первый, снятый по осени с огорода. Существует поверье, что если, возвращаясь от благовещенской обедни, повнимательнее осмотреть этот кочан, то («на счастливого») можно найти в нем семена. Если вперемешку с этими последними засеять рассаду, то для выросшей из нее капусты не будет страшен никакой утренник-мороз: ни весенний, ни осенний. Под Благовещенье в некоторых местностях, преимущественно — в южных губерниях, перебираются молодожены из теплой избы в холодную клеть-горницу — «на летнее положение», оставляя в хате стариков да малых ребят. А старухам к этому времени новая забота приспевает — пережигать соль в печи. Сведущие во всяких поверьях люди говорят, что — если этой «благовещенской», солью, как и «страстной-четверговой», умеючи пользовать болящих-немощных, то всякий недуг как рукой снимет. Мало того: посыпать этой солью тесто ржаное, спечь колобашки да крошить их потом, по малости, в месиво недомогающему скоту, — так и то помощь немалая будет от этого. Все это хорошо знают в деревенской глуши, от отцов-дедов хранят в памяти, детям-внучатам из уст в уста передают. И ходит седое поверье по светлорусскому простору, селами-деревнями, под окошками стучится, незвано-непрошено пороги хат обивает походя, костылями своими подпираясь, до честных людей пробираючись. И всюду, где люд православный крепко-цепко за землю держится, — почет стародавнему поверью.

Переступает через порог времен 25-е марта — день, встречающий своею зорькой-зоряницею Весну-Красну; а народ честной уже готов приветить его честь-честью, по праздничному; в чистоте всякой, по стародавнему обиходу древнерусскому.

«На Благовещенье и ворон гнезда не завивает!», — гласит седая старина. А уж если ворон-птица чтит-празднует этот день, то человеку подобает и подавно! Исстари заведено на Руси ничего не работать в этот весенний праздник, да не только не работать, а и с огнем не засиживаться. «Кто не чтит Благовещенья, с огнем за работой сидит, — убьет у того в это лето молоньей близкого-родного!» — говорят на посельской Руси. — «Завьет на Благовещенье гнездо птица — ослабнут у нее крылья: ни летать, ни порхать ей, век свой ходить по земле. То и человек: не будет ему, безбожному, ни в чем спорины, что и птице — без крыльев!»

Придерживающиеся старины люди советуют печь мирские, из общей муки благовещенские просфоры и нести их для освящения к обедне («вынимать за здравие»). Принеся домой такую просфору, кладут ее сначала под божницу, а после — в закром с овсом, оставляя в последнем до первого ярового засева. Сея яровину, сеятель берет с собой просфору из закрома и носит во все время посева привязанною к сеялке. Соблюдением этого обычая думают оградить нивы ото всякого «полевого гнуса» (вредных для хлебов насекомых) и вообще заручиться благой надеждою на урожай. Если у кого в хате есть образ «праздника», то ставят его на Благовещеньев день в кадку с яровым зерном, предназначающимся для посева, истово-богомольно приговаривая при этом:

«Мать Божья! Гавриил-Архангел! Благовестите, благоволите, Нас урожаем благословите: Овсом да рожью, Ячменем, пшеницей И всякого жита сторицей!»

В малорусских губерниях можно еще и теперь услышать в народе сказание о том, как Богоматерь засевает все нивы земные с небесной высоты. Гавриил-архангел водит, по словам этого сказания, соху с запряженным в нее белым конем, а Мать Пресвятая Богородица разбрасывает из золотой кошницы всякое жито пригоршнями, а в то же самое время «устами безмолвными, сердцем глаголящим» молит Господа Сил о ниспослании благословения на будущий урожай.

Народные поговорки-присловья, утверждают, дополняя одна другое, что: «До Благовещенья зимним путем либо неделю не доедешь, либо неделю переедешь!», «Каково Благовещенье — таково и Светло Христово Воскресенье!», «На Благовещенье дождь — уродится рожь: густа да колосиста, да умолотиста!», «На Благовещенье солнышко с утра до вечера — об яровых тужить нечего: благая весть — будет чего поесть!» и т. д. Но приметы идут в своих вещих предсказаниях и несколько дальше: они говорят, что если на Благовещенье день красный, то весь год будет пожарный. Благовещенский дождик, кроме изобилия ржи, предвещает и грибное лето. Для рыболовов он сулит спорый ход красной рыбы. Благовещенский утренник — тоже сулит какое-либо благополучие в хозяйстве.

На богатой всякими преданиями старой Смоленщине о Благовещенье «весну гукают». Во всяком доме пекутся поутру пироги. После обеда парни и девки берут каждый по куску, выбирают где-нибудь на припеке местечко, большею частью у бани — на кострике или на бревнах, обращаются к востоку или на полдень, (парни снимают шапки) и молятся Богу; потом кто-нибудь запевает: «Благослови, Боже, нам весну гукати!» — и все собравшиеся на «гуканье» подхватывают голосистым звонким хором:

«Ай лели-лели, гукати! Весна красная, теплое летечко! Ай лели-лели, теплое летечко! Малым деточкам вынеси, весна, по яичечку! Ай лели…»

После этой — затягивающейся на довольно продолжительное время — песни все садятся в кружок: пьют пиво, а то и водку, едят пироги и начинают петь новые, круговые песни. Вот, например, одна из таких песен, поющаяся, что называется, в самую первую голову:

«Уж ты, ластовка, ты косатая, Ай лели-лели, ты косатая! Ты возьми ключи, лети на небо. Ай лели-лели, лети на небо! Ты запри зиму, отомкни лето. Ай лели…»

Эту песню сменяет вторая — не менее красноречиво говорящая сердцу молодых певунов затейливых:

«Вир, вир, колодезь стюденый!.. А што в тебе воды нет? Ай лели… Кони воду выпили, Выпили, выпили, выпили. Копытом землю выбили, Выбили… Што в тебе, Иванушка, жены нет? Жены нет… Была бы голова, будет и жена И жена, и…»

За второй идет, звонкой трелью соловьиной-голосистою разливается третья:

«Как у нашей у Машечки вышит рукавок… Бог ей дал, царь жулувал, А Ванечка сполюбил, свое личко украсил, Взял душу-игрушу…» и т. д.

При пении последней песни, по словам одного из местных собирателей словесной народной старины, парень выбирает девушку и целуется с ней. Песня эта поется столько раз, сколько соберется на «гуканье» парней и девушек. Чуть не до поздней ночи веселятся девки с ребятами на свят-Благовещеньев день…

С незапамятных пор ведется на Руси добрый обычай — выпускать о Благовещенье птиц из клеток на вольную волю. Он соблюдается повсеместно: и по селам, и в городах. Этим празднуется приход весеннего тепла, победившего зимнюю стужу студеную, а одновременно как бы приносится бескровная жертва матери-природе. В городах к этому дню нарочно ловят бедные люди птичек и приносят на рынок целыми сотнями, выпуская их за деньги, охотно даваемые купцами и всяким прохожим людом, вспоминающим при виде чирикающих пернатых пленниц о завещанном стариною обычае. Впрочем, птицеловы и сами напоминают всем об этом своими возгласами вроде: «Дайте выкуп за птичек, — пташки Богу помолятся!» У деревенской детворы есть целый ряд особых песенок-«веснянок», приуроченных к благовещенскому выпусканию птичек на волю. Вот одна из них, записанная в симбирском Поволжье:

«Синички-сестрички, Тетки-чечетки, Краснозобые снегирюшки. Щеглята-молодцы, Воры-воробьи! Вы по воле полетайте, Вы на вольной поживите, К нам весну скоре ведите! За нас Божью Мать молите! Синички-сестрички»… и т. д.

До вечерней зари тешатся на улице ребята малые — старым старикам на утешение. А все кругом так и дышит желанной близостью весны; благой вестью о ней так и разливается разымчивый теплый воздух, — словно и он вырвался на волю из леденящих оков зимней стужи. Три века тому назад, на Москве, в палатах государевых справлялся-праздновался Благовещеньев день по особому торжественному обиходу-обряду. В канун великого праздника изволил выходить государь ко всенощному бдению, а в самый день его — к обедне, в Верховый Благовещенский собор. За всенощною совершался патриархом особый «чин хлеболомления». Этот чин состоял в том, что, благословив «благодарные хлебы и вино», патриарх раздроблял первые и подносил целый хлеб с чашею вина государю; затем — остальное раздавалось боярам, детям боярским, служилым людям и всему предстоявшему во храме народу. В царицыны палаты посылались патриархом особые ломти («укруги») хлеба и кубки с вином; то же — и всему семейству государеву. Это патриаршее поручение исполнял который-нибудь из ближайших бояр со стольниками — по нарочитому указу. На самое Благовещение венценосный богомолец, в большом наряде царском, окруженный сонмом бояр в золотых ферезеях, стоял обедню; а затем возвращался в палаты свои. Здесь, «в покоевых хоромах» (в «Комнате» и «Передней»), происходило, по его государеву изволению, кормление нищей братии, собиравшейся кроме того на Аптекарском дворе — под надзором дьяка Тайного Приказа. Кроме рыбных и мучных яств, нищим раздавались — от щедрот царских — деньги. Убогие гости расходились с благовещенской трапезы по стогнам Белокаменной, повсюду разнося благую весть о благочестии и щедротах государевых.

XVII Апрель — пролетний месяц

Март позимье кончает, — апрелю, пролетнему месяцу, путь-дорожку кажет. Апрель весну починает необлыжную; в апреле, по народному слову, земля преет. Недаром молвится, что «апрель всех напоит», что «март — пивом, апрель — водою славится». Идет весна к апрелю еще с самого Алексея — человека Божия, идет да зиму со свету белого сживает! А как перешагнет она — красная краса — через порог позимнего март-месяца, да поравняется с Марьями Египетскими (1-м апреля), — так и зиме, седой лиходейке, карачун пришел! Оттого-то и слывет в народе св. преподобная Мария Египетская за «Марью-зажги-снега» да за «Марью-заиграй овражки». Но русский мужик прост-прост, а сам все-таки не верит ни первой ласточке, ни первому апреля. «Апрель сипит да дует, бабе тепло сулит, а мужик глядит: что-то еще будет!» — говорит посельщина-деревенщина. «Апрель обманет — под май подведет!» — приговаривает она, памяту-ючи, что май — самый тяжелый в году месяц. Но есть и более доверчивый народ на Руси: «Дождались полой водицы, ай да батюшка апрель!» — не нарадуется, не натешится он, по заваленкам сидючи да на апрельском солнопеке пригреваючись. Что такому легковерному мужику-рубахе до воркотни стариков, семь раз меряющих да один отрезающих, — пусть их там твердят-повторяют свои поговорки, вроде: «Не ломай печи, еще апрель на дворе!», или — «Ни в марте воды, ни в апреле травы!» Играют полой водою овражки, горят-тают снега, — стало быть, весна на дворе, стало — пришла она «с милостью, с великою радостью», с надеждами на будущий урожай, — думает надеющийся на весну люд. Не привыкать ему к «пустым щам», с которыми приходит на светлорусский великий простор первый день пролет-него месяца.