Народная Русь

Эта песня имеет то же самое значение для деревенской брачущейся молодежи, как и только что описанное обливание водою.

А в то время, как по красным горкам за деревенскими околицами происходит все это, на погостах-кладбищах отводится место совсем иному. Там начинается с этого дня «радованье» покойников. Туда, под сень безымянных крестов, сходятся потерявшие детей матери, вдовы и сироты — плакать-причитать о своих дорогих, обездоливших их на этом свете покойниках. По могилкам расставляются оставшиеся от пасхальных столований снеди-пития, раскладываются крашеные яйца. С этого дня чуть ли не всю неделю, с утра белого до темной ноченьки, кишмя кишат кладбища народом, угощающимся в честь-память своих покойничков.

На следующий за Красной Горкою день — заправская Радоница («Радованец, Радавница» и т. д.), — та самая, которую поминает народное слово в поговорке: «Пили на Масленице, с похмелья ломало на Радонице!», или в песне: «Зять ли про тещу пиво варил, пива наварил, да к Масленице; звал ли тещу к Радонице, а теща пришла накануне Рождества»… В этот «родительский понедельник» (а местами — во вторник) ходят поливать могилы медом сыченым да вином зеленым-хмельным: «угощают родительские душеньки». В белорусских деревнях существует обыкновение обедать на Радоницу — на могилах; но только при этом строго соблюдается, чтобы кушанья были «нечетныя и сухия», иначе — быть беде неминучей. «Святые родзице-ли, ходзице к нам хлеба-соли кушац!» — приглашают покойников обедающие, предварительно похристовавшись с ними. В заключение поминальной трапезы, на которой, по уверению старых богомольных людей, присутствуют и загробные гости, большак семьи провозглашает: «Мои родзицели, выбачайте, не дзивицесь, чем хата богата, тем и рада!» — и считает свой долг по отношению к предкам свято выполненным. Нищие, окружающие трапезующих, оделяются остатками пищи и деньгами — чем Бог послал на их убогую долю. Если на радоницких поминках встречаются помолвленные жених с невестой, то они должны земно кланяться — каждый у могилы своих богоданных сродников и просить благословения их «на любовь да на совет, да на племя-род».

Поминовение родителей, продолжающееся и в следующие две недели, совершается не только на кладбищах, но и дома, в хатах. В течение всей Фоминой седмицы многие приверженные к доброй старине хозяйки оставляют на ночь на столе кушанья — в полной уверенности, что «покойнички, наголодавшиеся за зиму», заглядывают об эту пору в свои прежние жилища — повидаться со сродниками, памятующими о них. «Не угости честь-честью покойного родителя о Радонице — самого на том свете никто не помянет, не угостит, не порадует!» — говорят в деревне.

Во вторник на Фоминой неделе деревенская детвора «окликает» первый весенний дождь. С самого утра следят все: не покажется ли на небе туча. Опытные погодоведы утверждают, что не бывает такого радоницкого вторника, в который не капнуло бы хотя одной капельки дождя. При первом затемнившем высь поднебесную облачке ребята принимаются выкрикивать свою окличку, некогда произносившуюся и взрослыми детьми посельской-попольной Руси: «Дождик, дождик! Снаряжайся на показ. Дождик, припусти, мы поедем во кусты, во Казань побывать, в Астрахань погулять. Поливай, дождь, на бабину рожь, на дедову пшеницу, на девкин лен поливай ведром. Дождь, дождь, припусти, посильней, поскорей, нас, ребят обогрей!» Если, вняв увещевательным окликам детворы, небо и впрямь брызнет на землю весенним дождем, то все окликающие, наперебой, кидаются умываться струями «небесной водицы», — что, по словам знающих людей, должно приносить счастье. Когда же, в редкие годы, в этот день ударит первый весенний гром, то стародавний опыт советует молодым женщинам и девушкам — при блеске первых молний — умываться дождем через серебряные, а еще лучше через золотые, кольца. Этим сохраняется красота и молодость, столь дорогие в глазах их почитателей.

«И на Радоницу Вьюнец и всяко в них беснование», — гласит, между прочим, 25-й вопрос «Стоглава», в укор и порицание народному суеверию. «Вьюнец» или «вьюшник» справляется в деревенской глуши и до наших дней на Фоминой неделе. Этот стародавний обряд, только в остатках уцелевший от всесокрушающей длани беспощадного времени, состоит в хождении под окнами с особыми («вьюницкими») песнями в честь новобрачных, повенчавшихся на Красной Горке. Толпа веселой молодежи, собравшись в условленном месте, двигается из конца в конец селения и начинает «искать вьюнца и вьюницу» (молодых), стучась под каждым окном — с особым припевом-причетом: «Вьюн-вьюница, отдай наши яйцы!» Где нет молодоженов, там от непрошеных гостей отделываются тем, что, подавая несколько яиц, христосуются с кем-нибудь из них. Где же Красная Горка, действительно, повенчала молодую пару, — там этим не откупиться: «вьюнишники» станут петь перед таким домом до тех пор, покуда виновники торжества не выйдут к ним сами и не вынесут всякого угощения: шва, меда, пряников и даже денег. После этого старшой из певунов-весельчаков затягивает благодарственную песню:

«Еще здравствуй, молодой, С молодой своей женой! Спасибо тебе, хозяин, С твоей младой-младешенъкой Хозяюшкою счастливою — На жалованьи, На здравствованьи!»

Хор молодых голосов после каждого стиха подпевает: «Вьюнец-молодец, молодая!» — чем и кончается чествование новобрачных до другого осененного новым счастием дома, где повторяется то же самое.

В некоторых местностях о Фоминой неделе, в субботу, происходит изгнание смерти. Для совершения этого, ведущего свой корень исстари веков обряда сходятся в полночь со всего села старые и молодые женщины и, вооружившись метлами, кочергами, ухватами и всякою домашней утварью, гоняются по огородам за невидимым призраком древнеязыческой славяно-германской Мораны и выкликивают ей проклятия. Чем дольше и ревностнее устрашать гонимый призрак, тем — по мнению суеверной деревни — надежнее избавиться от всякой повальной болезни-«помахи», на предстоящее лето всему селу.

В древние времена соблюдался на Руси, а также и в Литве, обычай — обегать в Фомину субботу кладбища с ножами в руках и с возгласами: «Бегите, бегите, злые духи!» Этим думали облегчить загробные страдания покойников, уходивших из этого мира в страну, где царствовала злая нечисть.

В наши дни все страшное-злое отходит от народных поверий и обычаев, — в них более живучи веселье веселое да радость певучая. А что уцелело из грозных поверий старины, так и то потеряло свой первобытный облик, превратившись в осененный тлетворным духом забвения пережиток былой сознательной жизни. Так — и радоницкие поверья, объединявшие в себе не только радостное, но и грозное. Современная простонародная Радоница является только радостным весенним общением с покойниками, только веселым свадебным временем, только порою воскресающих песен, плясок да хороводов. Недаром в народе живет поговорка о том, что «веселы песни о Масленице, а веселей того — о Радонице». Другое изречение гласит, что «веселая Масленица — беспросыпная горе-пьяница, а гульливая Радоница — светлой радости приятельница». Третье крылатое слово добавляет, словно поясняя оба первых, что «масленые пьяные песни о голодный Велик-Пост разбиваются, колокольным постным звоном глушатся, а радоницкие-вьюнишные по красным горкам раздаются, с семицкими-девичьими перекликаются». Этим песням, по старинному поверью, радуются не только живые, а и мертвые…

XXI Егорий-вешний

«На Руси — два Егорья», — говорит народ: «один холодный, другой — голодный!» Егорий (Юрий) — то же, что и Георгий [47] . Память этого во всем славянском мире усердно чтимого угодника Божия (Победоносца), празднуется Православной Церковью дважды в году: весною, 23 апреля, и зимою, 26-го ноября. О зимнем Егорье-Юрии («холодном») и о наиболее замечательных из связанных с ним сказаний, поверий и обычаев говорится ниже, в особом очерке. «Голодный» же Егорий ведет в народную Русь свой, к нему одному приуроченный сказ, богатый красным словом, изукрашенный веками хождения от села к селу, веками преемственной передачи из уст в уста.

47

Св. великомученик Георгий Победоносец — родом из Каппадокии, происходил из знатного рода и был военачальником. Диоклетианово гонение на последователей Христа заставило его презреть все преимущества своего высокого положения и заявить себя христианином. Мученическая кончина св. Георгия последовала в Никомидии в 303-м году (он был обезглавлен после 8-дневных истязаний). На Руси этот святой пользуется великим почитанием. С первых времен христианства имя его повторялось в великокняжеской семье, воздвигались храмы в честь Св. Георгия, нарекались его именем города и монастыри. С ярославовых времен встречается на Русских печатях и монетах изображение его, впоследствии вошедшее в состав русского государственного герба. Св. Георгий — покровитель русского воинства. Георгиевский крест, жалуемый за выдающуюся храбрость, считается самым почетным военным знаком отличия

Для русской — любовно относящейся к стародавним обычаям — деревни свят-Егорьев день заменяет занесенное к нам из-за чужеземного рубежа первомайское празднование встречи весны-красавицы. «Пришел Егорий — и весне не уйти!», «Юрий на порог — весну приволок!», «Не бывать весне на Святой Руси без Егорья!», «Чего-чего боится зима, а теплого Егорья — больше всего!», «Апрель — пролетний месяц — Егорьем красен!» — можно услышать во многих уголках светлорусского простора. Говорит таковы слова пахарь-хлебороб, а сам — на крылатую молвь дедов-прадедов памятливый — приговаривает: «Егорий-вешний и касатку не обманет!» (на 23-е апреля, по примете; из года в год падает начало прилета касаток-ласточек), «Егорий Храбрый — зиме ворог лютый!», «Заегорит (перейдет за день св. Георгия Победоносца) весна, так и зябкий мужик — шубу с плеч долой!», «Не верила бабка весне, а пришел батюшка Егорий, — и ее, старую, в пот бросило!», «Алексей-человек божий — с гор воду сгонит (17-е марта пройдет), Федул (5-е апреля) тепла надует, Василий Парейский (2-е апреля) землю запарит, святой Пуд (15-е апреля) вынет пчелу из-под спуда, а мужик — все весне не верит, — пускай, говорит, земля преет, а я погожу полушубок снимать: придет Егорий — сам, батюшка, с плеч сымет!» и т. д.

Вот и выходит долгожданный-желанный гость народа-пахаря на торную путь-дорожку народного житья-бытья; встречает его, свет-Егорья Храброго, победителя зимы и всякой силы темной, русский мужик-простота, бьет челом ему, приветствует его своими присловьями живучими, а сам — себе на уме, знай приглядывайся ко всему, что вокруг да около него творится. Придет Егорьев день — сам стародавние приметы придерживающемуся их честному люду напомнит. А немало этих примет дошло до наших дней из далекой дали родной старины, убереглось от забвения в сердце народном, а частью — и подслушано-записано пытливыми кладоискателями живого слова. Недаром слово крылатое молвится: «У старой бабки — на все свои догадки: смотрит-примечает — ничего не прогадает; примет немного, а хоть отбавляй — так на возу не увезешь!»

Если выдастся двадцать третий день апреля-пролетнего теплый да ясный — быть, по стародавней примете, девятому дню май-месяца с зеленой понизью: «Егорий с теплом — Никола с кормом!» — говорит приметливая мудрость народная, пережившая десятки кормившихся от щедрот Матери-Сырой-Земли поколений. «Егорий с водой (с росой), Никола с травой!» — прибавляет она к этому, продолжая: «Егорий с летом — Никола с кормом!», «Егорий с ношей (с кузовом), Никола с возом!», «Егорий-вешний везет корму в тороках, а Никола — возом!», «На Юрья роса — не надо коням овса!»