Народная Русь

В Тульской губернии еще совсем недавно существовал обычай — валяться ранним утром в день Егория-вешнего по росе на полевых межниках. Кто по Юрьевой росе покатается, будет, — гласит поверье, — «силен и здоров, что Юрьева роса». Наберется, бывало, деревня силы-здоровья от Юрьевой росы, а наутро — за яровой сев. А и чудесные же свойства у этой росы: ею до сих пор пользуют знахарки — вещие бабки — «от сглаза, от семи недугов». Эта же роса, по орловскому поверью, просам на пользу идет: «На Егорья роса — будут добрые проса!»

Есть на Святой Руси местности, куда приводит Егорий-вешний и свои особые игрища, являющиеся отголоском старины. Таков, например, обычай «вождения Юрия», состоящий в том, что всей деревнею выбирают красны девушки молодого красивого парня, обвешивают его зелеными венками и кладут ему («Зеленому Егору») на голову большой круглый пирог, убранный цветами. Толпою идет деревенская молодежь в поле, оглашая воздух припевами, обращенными к св. Юрию. Трижды обходят красные девушки с молодыми парнями засеянные поля. Потом разводится на перекрестке межников небольшой костер — в виде кольца, посреди которого кладется на землю принесенный пирог («моленник»). Все пришедшие садятся с песнями вокруг костра, начинается дележ пирога: каждому должно непременно достаться хоть по малому кусочку. Кому из девушек достанется в пришедшемся на ее долю куске больше всех начинки — та выйдет по осени замуж. Доев пирог, молодежь возвращается по своим дворам, приплясывая да припеваючи:

«Мы вокруг поля ходили, Мы Егора-свет водили, Мы Егорья кликали»… и т. д.

На Егорья-вешнего в белорусских и малорусских селах закапывают на полевых межниках оставшиеся от «свяченой» пасхальной снеди кости поросят и барашков. Закапыванье это производится с особыми причетами, взывающими все к тому же Егорью. Это, по старинному, завещанному современной деревне дедами-прадедами поверью, должно оберегать посевы «от градобоя и бурелома».

Под Юрьев день старые, сведущие в преданиях суеверной старины люди строго-настрого заказывают молодым что-либо работать из шерсти. «Кто берет под Юрья шерсть в руки, у того волки овец перережут!» — приговаривают они. Объяснения этого поверья не найти ни у одного из собирателей-исследователей памятников старины: оно бесследно затонуло в волнах забвения. Несомненную связь с этим поверьем имеет другое, относящееся к Сретенью: в какой день придется Сретенье, в тот день во весь год нельзя сновать основ, чтоб не встретиться в недобрый час с волком. Есть поверье, подобное этому, и у болгар. Они во время зимнего солноворота не работают никакой шерстяной одежды: кто в такой одежине выйдет весною в доле на работу — того неминуемо разорвут волки.

У западных славян, между прочим — на Мораве, встречу весны приурочивают к весеннему Егорьеву дню. «Зима, зима («Смертная неделя!» — по иному разносказу)», — выкликает в этот день сельская молодежь: «Куда ключи девала? — Я отдала их Вербному воскресенью! — Вербное воскресенье, куда ты ключи девало? — Отдала зеленому (чистому) четвергу! — Зеленый четверг, куда ты ключи девал? — Я отдал их святому Юрию, Юрий вставал, отмыкал землю, чтобы росла трава, трава зеленая!» В Сербии, Боснии, Герцеговине, а также и в Болгарии, в каждом семействе колют на Юрьев день белого барашка, как бы принося его в жертву св. Георгию Победоносцу. Обреченной жертве связывают ноги, на голову надевают цветочный венок, завязывают глаза, рот мажут медом, а к рогам прикрепляют зажженные восковые свечи. Когда все эти приготовления сделаны, большак семьи громко читает тропарь св. Георгию, кадит ладаном и затем, занося нож над барашком, возглашает: «Св. Герги! На ти ягне!» и режет. Кровь барашка собирается в чистый сосуд и дается, как целебное средство, одержимым разными болезнями, а мясо жарится и съедается всею семьей; кости осторожно собираются и зарываются в землю. В прикарпатской округе на Егорья-вешнего пекутся из сдобного теста пироги в виде барашков, в Литве — повсюду при входе в церкви продаются в этот день восковые изображения коров, овец и лошадей. У чехов существует старинное поверье, гласящее, что, если у кого-нибудь есть дубинка, которую убита змея на весенний Юрьев день, тот смело может идти в самую горячую кровопролитную сечу: он делается неуязвимым ни для пули, ни для сабли. Записано любопытное болгарское предание о бабе, обернувшейся в первую на свете змею. В старое время, — гласит оно, — одна злая баба взяла грязную пелену и накрыла ею месяц, а месяц-то ходил в те времена чуть не по самой земле. Но, чуть накрыла его баба, поднялся он в высь поднебесную и проклял злую-нечестивую. От месяцева проклятия и обернулась она в змею, а от этой змеи и произошел весь змеиный род на земле. Много больше народила бы первая баба-змея змеенышей, да заступился за людей святой Георгий и убил змеиную прародительницу. Многое-множество других сказаний ходит по славянскому миру о святом Победоносце, и все-то они, эти сказания, доходят отголосками до народной Руси. Во всех них встает он богатырем-чудотворцем, верным-надежным заступником бедного трудового люда.

«По колена ноги (у него) в чистом серебре, По локоть руки в красном золоте, Голова у Егоръя вся жемчужная, Во лбу-то солнце, в тылу-то месяц, По косицам звезды перехожих»…

Деревенские погодоведы накопили в своей памяти немало всяких примет, относящихся к весеннему Егорьеву дню. Если в этот день будет кропить небо дождем грудь земли-кормилицы, то, — говорит народ, — это сулит «скоту легкий год» (по белорусской примете — частые гречи). Если пойдет «на Юрья» крупа, будет богатый урожай гречи-дикуши. Если ударит на Егорьев день легкий морозец-утренник, — уродятся добрые проса и овсы. («На Егорья мороз — будет просо и овес!»). Целые века приглядывался народ к обступающим его явлениям природы, потому-то неспроста обронил он и следующее присловье: «Коли на Юрья березовый лист в полушку — к Успенью клади хлеб в кладушку!» Ранние овсы опытные хозяева советуют сеять «с Егорья», ранние горохи — досевать к 23-му апреля (Нижего-родск. губ.). Если егорьевское утро ясным-яснехонько, то урожайнее выйдут ранние посевы: яснее утра егорьевский вечер — поздние переспорят. «Сей рассаду до Егорья», — говорят завзятые огородники, — «будет капусты доводе!» Если закукует вещунья — бездомница-кукушка «до Егорья», — это, по народной примете, не к добру: надо тогда ждать либо недорода хлебов, либо скотину станет валом-валить.

Деревенских поговорок, приуроченных к Егорьеву вешнему дню, — не оберешься: одна другую переговаривает… «Сена достанет у дурня до Юрья, у разумного до Николы!», «Юрий богат пирогом, а рука — батогом!», «Богатый сыт и в голодный Юрьев день!», «Будь здоров — как Юрьева гора!», «Выпил бы нищий на Егорья вина косушку, да нет ни полушки: пошел по росу!», «Егорьевы пироги — дороги: дороже их нет, когда хлеб в закрому мыши доели!», «Егорил дед, егорил, да ни одной копейки не выегорил!», «Объегорили старика маклаки: выгодно хлеб продал, а стал считать — дыра в горсти, все утекло!» и т. д. Да всех и не переговорить, — так много летает их по народной Руси вслед за сказаниями-преданьями егорьевскими. «Стоит Егорий в полугорье, шатром накрылся, копьем подперся!» (гумно) — заключаются все они словами единственной русской загадки, связанной с этим близким народному сердцу именем.

XXII Май-месяц

Отопреет в тридцать апрельских-пролетных дней намерзшаяся за студеную зиму-зимскую Мать-Сыра-Земля; проснется люд крещеный поутру после тридцатой ночи этого месяца, а на дворе-то уже новый — «травень-цветень» месяц стоит, что маем, по примеру земли греческой, на Святой Руси прозывается. Если накануне выходило-всплывало на ясный небесный простор из-за гор-горы красное солнышко, то быть, по народной примете, не только весне, а и всему лету — ясным да ведреным.

Бывает, что начнет апрель распаривать, теплынью припекая, старые косточки приметливых людей, а май возьмет да и завернет холодами. Отсюда и поговорки: «Аи-аи, месяц май! Коню сена дай, а сам на печь полезай!», «Май обманет, в лес уйдет!» и друг. Да и то сказать — и без холодов май-месяц мужика-хлебороба смаит: не холоден, так голоден. К этой поре весенней подъедается хлеб, да и скоту бескормица настает, — одно спасенье, если да зазеленеет вовремя по лугам, по выгонам трава-мурава. А то недаром дошла до наших дней путем-дорогою из старины стародавней пословица: «Наш пономарь понадеялся на май, да и стал без коров!» Что и говорить, веселый месяц май, а тяжелый для пахаря. Хотя и повторяют деревенские краснословы, что «Майская трава и голодного кормит!» («Апрель с водою — май с травою!»); хоть и замечают погодоведы завзятые, что: «Май холодный — год хлебородный!», «Март сухой да мокрый май — будет каша и каравай», «Коли в мае дождь — будет и рожь!» и т. д.; но они же сами гуторят и: «Захотел ты в мае добра!»,

«Захотел ты в мае у мужика перепутья (хлебом-солью на перепутьи подкрепиться)!», «Живи-веселись, да каково-то будет в мае!» Да и не только для одних деревенских хлебоедов тяжеленек месяц май: с чего-нибудь, откуда ни на есть да взялись привившиеся к нашему суеверию крылатые слова: «В мае родиться — век маяться!», «Женишься в мае — спекаешься, всю жизнь промаешься!», «Рад бы жениться, да май не велит!» В старые годы все сватовства приканчивались с последним днем апреля.

«Соловей-птица мала-мала, а и та знает, когда май», — гласит простонародная мудрость: — «мужику ли не знать, что в майские дни ему на веку положено!». А положено на соловьиный месяц для сельщины-деревенщины немало всяких заветов многоопытной старины, семь раз примеривающей и один — отрезывавшей во всяком нешуточном деле. Целая стена обычаев, примет и поверий обступает родную им Русь в его зеленые-расцветающие дни. Слывет особо важным, из всех выделяется в городах первое мая — «гуленый» день; а в деревенской глуши — чуть ли что ни на шаг ступишь в этом причудливом месяце, то и на важную примету его натолкнешься.

Первомайский весенний праздник — чужестранный гость на хлебосольной Руси: занесли его к нам петровские времена, — сперва в Немецкую Слободу [48] на Москве Белокаменной, где и строились в этот день «немецкие столы» и разбивались «немецкие станы», а потом поприглядывались к нему горожане да и переняли пришедшуюся им по душе весеннюю гулянку веселую. Стала она сперва школьным праздником, а потом и «народно-городским», для мещан да посадских, да купцов — торгового люда. В настоящее время и в деревнях веселится-гуляет молодежь, на свой, русский, лад справляя немецкое «первое мая» — на весеннем зеленеющем приволье-раздольице. А в эту самую пору домовитые хозяева, прислушивающиеся к крылатой молве, вспоминают и спешат выполнить на деле мудрые советы старины: «С Еремея-запрягальника (1-го мая) запрягай коня в соху, выезжай в поле, подымай сетево (лукошко с семенами)!», «На первую майскую росу (утреннюю) бросай первую горсть яровины на полосу!». Благочестивая старина советует молиться в этот день святому пророку Иеремии: «Овес сея, проси Еремея!». С молитвой, обращенною к нему, и выходили в старые годы хлебопашцы, бросив три горсти семян, отвешивали три поклона на все стороны, кроме полунощной-северной, а потом шли, благословясь, от борозды к борозде по всему засеваемому загону. «Ведро на Еремеев день — хороша хлебная уборка, ненастье — всю зиму будешь его помнить да маяться!» — говорят приметливые люди.

48

Немецкая Слобода — заяузское предместье Москвы, отведенное для жительства иноземцев, которые все у нас слыли в старые годы за «немцев». По большей части это были купцы и ремесленники. Лекаря были также из иноземцев. С XVII-гo столетия, со времен Алексея Михайловича, число иностранцев в Москве значительно возросло, а с воцарением Петра Великого мы видим «немцев» уже и на русской государственной службе. В Немецкой Слободе были у иноземцев и свои церкви, где они совершенно свободно отправляли все свои духовные нужды

Народная мудрость увещевает сеять хлеб осмотрительно, по старине. А в старину сеяли только в теплую погоду, да и то не очертя голову. Клал сеятель обе руки наземь, замечал: тепла ли земля, и, только уверившись в этом, начинал ронить зерно, не опасаясь, что заморозки-утренники поздними слезами лиходейки-зимы, укрывающейся в глубинах подземных, поморозят всходы еще в зародыше. «Сей неделю после Егорья да другую после Еремея!» — ведут свою речь приметы: — «Раннее яровое сей, когда вода сольет, а позднее — когда цвет калины будет в кругу!», «Яровой хлеб сей с одышкой да с поглядкой», «Рожь говорит: сей меня в золу, да в пору; а овес: топчи меня в грязь, а я буду князь, хоть в воду — да в пору!», «Лягушка квачет — овес из-под земли скачет!».