Народная Русь

Лихие люди, умышляющие злобу на своего ближнего, «вынимают след» у него в эти дни, и, по преданию, это является особенно действенным средством. Чтобы избавиться от такого чарования, многие — по свидетельству Н. И. Костомарова [58] служат молебны с водосвятием и кропят «свяченой» водою в день Всесвятского заговенья все, что их окружает.

Есть местности, где Ярилин праздник начинается тем, что девушки — целым хороводом — выбирают из себя одну, наряжают ее всю в цветы и сажают на белого коня. Все участницы игрища одеты в праздничные наряды, с венками из полевых цветов на головах. На Белой Руси поют при этом песню о боге-Яриле и его радошном-веселом хождении по свету белому:

58

Николай Иванович Костомаров — русский историк; родился 4-го мая 1817 года в слободе Юрасовке, Острогожского у. Воронежской губ., в помещичьей семье. Отец его был женат на крепостной крестьянке и был убит за жестокость своими крепостными. Н. И-ч воспитывался в воронежском частном пансионе, а затем в воронежской гимназии, по окончании курса которой (в 1833 г.) поступил в харьковский университет (на историко-филологический факультет). С 1835 года он — будучи студентом — ревностно предался изучению истории. По окончании университетского курса он некоторое время провел на военной службе. В 1837-м году, выйдя из полка, Н. И-ч предпринял изучение местного, народного быта, являвшееся по его убеждению — необходимым для историка. Изучив малороссийский язык, он совершил целый ряд экскурсий по краю южно-русских исторических преданий. В 1838-м году он выступил в печати — с малорусскими произведениями под псевдонимом Иеремии Галки, под которым выпустил в 1839-41 гг. две драмы и несколько сборников стихотворений. В 1842-м году вышла из печати первая историческая работа его — «О значении унии в Западной России». Эта книга, однако, была изъята из обращения вследствие слишком страстного отношения автора к некоторым обоюдоострым вопросам. В 1843-м году Н. И-ч представил диссертацию «Об историческом значении русской народной поэзии», за которую и получил степень магистра. Некоторое время он был учителем в ровненской и киевской гимназиях, в 1846-м году избран преподавателем русской истории в киевский университет, где был только год с небольшим, потому что был вынужден переехать в Саратов. Здесь он усердно работал над монографией о Богдане Хмельницком и начал новый труд — о внутреннем быте московского государства. После поездки за границу, в 1856-57 г., (в Саратове же) написал «Бунт Стеньки Разина». В 1859-м году открылись его исторические лекции в с-петербургском университете, в которых выразилась вся самобытность этого замечательного русского историка. Лекции его пользовались громадным успехом. В это время появился ряд его очерков в «Современнике», «Русском Слове», а также в малорусском журнале «Основа». В 1862-м году Н. И. Костомаров вышел из состава профессоров с-петербургского университета. Один за другим печатались новые исторические труды его: «Северно-русские народоправства», «Смутное время московского государства», «Последние годы Речи Посполи-той», «Об историческом значении русского песенного народного творчества». В 1872-м году он начал свою «Русскую историю в жизнеописаниях главнейших ее деятелей». Последние работы его помещены в «Вестнике Европы» (между прочим — роман-хроника «Кудеяр»). Работая над новыми историческими исследованиями, он умер 7-го апреля 1875 года. Здоровье его было подорвано долгой болезнью. Могила Н. И. Костомарова находится на петербургском Волковом кладбище

«А гдзеж ен нагою — Там жито капою, А гдзеж ен ни зырне — Там колас зацвице!..»

И были дни, по словам все знающих, всякий сказ помнящих старых людей, когда перед искрящимся вешней цветенью взором Ярилы — бога плодотворения земного — все цвело-колосилось.

Всесвятские народные гулянья во многих местностях справляются по кладбищенским погостам. Проводы Ярилы — одновременно и проводы весны. В степных губерниях по селам происходит на Всесвятское заговенье развивание венков. Деревенская молодежь — женщины, девушки, парни и ребятишки — гурьбой идет на реку, или на родник, со своими завитыми перед Троицею березовыми венками. Водятся хороводы; затем — венки бросаются в воду. Парни достают венки приглянувшихся им девушек; те отдаривают их поцелуями. Каждый получивший такой поцелуй считается «кумом» поцеловавшей женщины, а для девушки — «красным молодцем». Все поют и пляшут в венках на голове, потом — возвращают венки, кому какой следует. Женщины немедленно развивают свои, девушки — несут домой, где хранят их до будущей «радости»-свадьбы. В Симбирской и Костромской губерниях на Всесвятское заговенье еще совсем недавно возили по деревенским улицам в телеге, запряженной гусем-парою лошадей, чучело Ярилы, — причем куклу держала на коленях старуха старая. Вечером «Ярилу» топили в реке.

В ярославском Пошехонье воскресенье «Всех Святых» зовется «крапивным заговеньем». В этот день парни и девушки красные, собирающиеся на гулянку, жгут друг дружку крапивою. Этот обычай является пережитком древних «русальих проводов», первоначально приурочивавшихся к купальским игрищам, а затем перенесенных на Всесвятское воскресенье.

Почти повсеместно сохранился древний обычай — ходить на Всесвятской неделе в гости к покойникам, на могилки. Здесь все угощаются, оставляя чем угоститься и лежащим в земле сырой. Нищая братия собирает в эти семь дней обильную дань от щедрот православных. Местами угощают не одних покойников, но и домовых: уходя из дому, оставляют стол накрытым и уставленным различными кушаньями и напитками. Великое счастье ожидает, по народному поверью, того домохозяина, который вернувшись домой, найдет все приеденным и выпитым.

«На Всесвятской неделе — всякий кусок свят!» — говорят в народе. — «Невестится невеста, а будет ли толк — Bсe-Святые скажут!», «Святая неделя — красная, Всесвятская — пестрая!», «Все Святые с одним богатырем — Ярилой борются, совладать не смогут!», «Ярило яровые ярит!», «На Ярилу торг, на торгу — толк. Толк-то есть, да истолкан весь!» — приговаривает деревня относительно этого времени, на считая возможным обойти его молчанием. «Ярило Купалу кличет!» — продолжает сыпать прибаутками краснослов-народ: — «От Ярилы до Аграфен-купальниц рукой подать!», «На Ярилу пьет баба, на Купалу опохмеляется».

Отойдет Всесвятская неделя — со всеми ее приметами, поверьями и обычаями. На дворе Петровки стоят, Петров пост идет.

Есть до сих пор местности, где — как, например, в Рязанской губернии — накануне заговенья на Петров пост несколько девушек изображают из себя русалок, ходя ночью по улицам в одних рубашках, с распущенными волосами. Часов в двенадцать ночи молодежь вооружается палками и бросается на таких девушек с криком: «Гони русалок!». Когда «русалкам» удается убежать на землю соседней деревни, преследованию — конец, и все возвращаются домой, приговаривая: «Ну, теперь прогнали русалок!»

Не успеет оглянуться трудящийся с зорьки до зорьки деревенский люд, как слышит-послышит: навстречу Яриле купальские игры-песни спешат:

«Он, Вербо вербо, вербиця, — Час тоби, вербице, розвитця! Ой, ище ни час, ни пора, Ощеж моя дивчина молода! Та нехай до лита, до Ивана, Шоб моя дивчина погуляла! Та нехай до лита, до Петра, Шоб моя дивчина пидросла!»…

А слова этой песни еще сливаются с причетом всесвятского заговора: «… навстречу мне семь братьев, семь Ветров буйных. Откуда вы, семь братьев, семь Ветров буйных, идете? Куда пошли? Пошли мы в чистыя поля, в широкия раздолья сушить травы скошенныя, леса, порубленные, земли вспаханныя! — Подите вы, семь Ветров буйных, соберите тоски тоскучия со вдов, с сирот, со малых ребят — со всего света белаго, понесите к красной девице в ретивое сердце; просеките булатным топором ретивое ея сердце, посадите в него тоску тоскучую, сухоту сухотучую, в ея кровь горячую»…

XXVIII Иван Купала

После Семика и нераздельно связанного с ним Троицына дня, главным летним праздником у нас в народе является Иванов день, называемый в просторечии «Иваном Купалою», или прямо «Купалою» без всякого добавления к этому имени. Словами старинной, поющейся и теперь в Костромской и некоторых других соседних губерниях, песни так определяется значение этого праздника:

«Как у нас в году три праздника: Первый праздничек — Семик честной, Другой праздник — Троицын день, А третий праздник-Купальница».

Этот третий праздник справляется в народной Руси два дня — 23-го и 24-го июня, во время летнего солнцестояния, когда прекрасное светило дня, по достижении высшего проявления своих творческих сил, делает первый поворот на зиму. Совпадая с днем св. Агриппины и с праздником Рождества св. Иоанна Предтечи, Крестителя Господня, ведущие свое начало с теряющихся в язычестве времен купальские праздники объединяют этих двух святых христианской церкви. «Купало» и «Купальница» — это древние Перун и богиня Заря. По сохранившемуся до наших дней болгарскому поверью, солнце (Перун) сбивается в эти дни с пути-дороги, и ясноокая дева Заря является на помощь светлому богу. Она не только ведет бога богов по небесной стезе, но и каждое утро умывает его росою с напоенных летними благоуханиями лугов, пестреющих к этому времени всеми цветами.

Приуроченные к именам христианских святынь, эти древние празднества, являющиеся до сих пор одним из наиболее ярких пережитков стародавней старины, некогда были общи языческому богословию большинства европейских народов. Они были известны даже в древней Индии и Персии, где приблизительно в то же самое время и с теми же обрядами справлялось празднование богу огня. У древних греков (елевзинския [59] таинства) и римлян (праздник Весты и Цереры), в древней Германии («Sungihte», «Sonnenwende» и, позднее, «lohannisfeuern»), в Англии («Midsummersnat»), у бретонцев [60] , датчан, финнов, — везде встречается нечто подобное. В славянском мире, у всех без исключения народностей, до сих пор купальские празднества не вполне утратили свое первоначальное значение, несмотря на многовековую давность христианства. Из области народной веры они перешли в круг простонародных суеверий, из обрядов — в обычаи, в большинстве случаев служащие забавою для сельской молодежи, совершенно бессознательно воскрешающей на своих игрищах потускнелые образы, безвозвратно канувшие в реку забвения. В старину, когда еще была свежа в народе память языческого прошлого, славяно-русская Церковь вела упорную борьбу с этими обычаями и играми. В настоящее же время только в трудах, оставленных пытливыми исследователями старины в наследие будущему бытописателю человечества, и можно найти более или менее ясное представление о какой-нибудь определенной связи современных простонародных поверий с былой верою.

59

Елевзинскяе таинства — древнегреческие празднества, ежегодно справлявшиеся в гор. Елевзисе (в Аттике, на севере от Саламина), именующемся теперь Левзиною. Эти празднества состояли из ряда мистических представлений и были учреждены с целью распространения в народных массах самых возвышенных религиозных понятий. Им придавалось столь важное значение, что на те девять дней, когда совершались они, прекращались даже все судебные дела

60

Бретонцы — жители Бретани (северо-западного полуострова Франции). Суровая, сравнительно, природа этой гористой страны отразилась на самом характере ее обитателей, — гордых и в то же время меланхолично-суеверных, но смелых мореходов и рыбаков. Во времена Юлия Цезаря Бретань входила в состав Арморики; в IV-м веке она совершенно освободилась от римского владычества и встала во главе мелких армориканских республик, превратившихся сперва в монархии, а затем подчинившихся франкскому королю Хлодвигу (в 497 г. по Р. X.). Франки уступили здесь господство нормандским герцогам; в 1298-м году образовалось особое Бретонское герцогство, слившееся с Францией лишь в 1532-м году

В «Стоглаве» рассказывается о купальских празднествах, что во время них «нецыи, пожар запалив, предскакаху по древнему некоему обычаю»; что «против праздника Рождества Великаго Иоанна Предтечи и в нощи на самый праздник, и в весь день и до нощи мужи и жены и дети в домех и по улицам и ходя и по водам, глумы творят всякими играми и всякими скомрашествы и песни сатанинскими и плясками, гусльми и иными многими виды и скаредными образовании. И егда нощь мимо ходит, тогда отходят к роще с великим кричанием, аки бесни, омываются водою». Приблизительно в это же время летописец псковского Памфилова монастыря, описывая эти празднества «во градех и в селех», находил возможным сказать, что «в годину ту сатана красуется, яко же сущий древние идолослужителие бесовский праздник сей празднуют». Столетие спустя, один русский церковный писатель (XVII-гo века) называет купальские огни и перескакивание через них «обычаем поганым в честь идолов». Но чем позднее, тем все менее и менее враждебно относилась и русская письменность к этому отголоску прошлого. В настоящее время, когда в недрах народа утратилось всякое представление о его прежнем язычестве, никому не мешает уже и цветистая пестрядь все более и более сливающихся с обыденным обиходом жизни народных обычаев, еле сочащимися ручейками вытекающих из обмелевшего моря славянских предании.

Купальские обычаи наиболее сохранились в Малороссии, в белорусском Полесье, на Волыни и по соседству с финнами — в северно-русских губерниях. День Аграфены-купальщицы (23-е июня) посвящается здесь собиранию трав, имеющих — по народной лекарской науке — целебную силу. Из собираемых в канун Купалы травяных зелий пользуются особенным уважением «купаленка» (желтоголов) и цветок «Иван-да-Марья». С последним связано стародавнее предание о купавшихся в дождевых потоках Перуне-громовнике и богине Заре, звучащее громким откликом в белорусской купальской песне: