Наш общий друг (Книга 1 и 2)
Шрифт:
Он снова остановился и поглядел на бледное лицо сестры. Ее взгляд был полон тревоги и нежности к нему, и все-таки она отрицательно покачала головой.
– Что же ты молчишь?
– резко спросил он.
– Мне очень не хочется это говорить, Чарли, но сказать придется. Я не могу передать с тобой такой ответ мистеру Хэдстону, я не могу отпустить тебя к мистеру Хэдстону с таким ответом. К тому, что я сказала ему сегодня сказала окончательно, добавить нечего.
– И она считает себя хорошей сестрой!
– воскликнул мальчик, с презрением отталкивая ее от себя.
– Чарли, милый!
– Я все знаю!
– сказал мальчик, будто и не слыша ее упрека и думая только о своей обиде, о своем разочаровании, - я знаю, что за этим кроется, и опозорить себя не позволю.
– Я сказала тебе все, как есть, Чарли. Ничего другого за этим не кроется.
– Неправда!
– злобно крикнул он.
– И ты сама знаешь, что это неправда! Все дело в твоем драгоценном мистере Рэйберне - вот в ком!
– Чарли! В память наших прежних дней - перестань, замолчи!
– Опозорить себя я не позволю, - упрямо продолжал он.
– Я выбрался из грязи, и тебе не удастся столкнуть меня в эту грязь обратно. Позор сестры не ляжет на брата, если он отречется от нее, и я отрекаюсь от тебя навсегда!
– Чарли! Сколько ненастных вечеров, таких, как этот, и худших, чем этот, сидела я на улице с тобой на руках! Возьми назад свои слова, просто возьми назад, не прося прощения за них, и мои объятия откроются тебе так же, как и мое сердце!
– Нет, я не возьму их назад! Я повторю их еще раз. Ты плохая сестра, ты бесчестная, и я отрекаюсь от тебя, отрекаюсь навсегда!
Он поднял свою неблагодарную, безжалостную руку, точно воздвигая преграду между собой и сестрой, круто повернулся и зашагал прочь. Она так и осталась на месте, безмолвная, неподвижная, и простояла там до тех пор, пока бой башенных часов не заставил ее очнуться. И первое же ее движение растопило слезы, скованные точно льдом словами себялюбца брата. "Умереть, лечь вот тут в могилу!" и "Чарли, Чарли! Так вот к чему привели картины, которые виделись нам среди углей!" - это было все, что она сказала, закрыв лицо руками и припав головой к каменному выступу ограды.
Какой-то человек поравнялся с ней, прошел мимо и вдруг, задержав шаг, оглянулся на нее. Это был согбенный старик в широкополой шляпе с низкой тульей и в длинном сюртуке. Нерешительно переступив с ноги на ногу, он повернул назад и проговорил голосом, полным мягкости и участия:
– Простите, что я обращаюсь к вам, сударыня, но вы чем-то опечалены. Я не могу пройти, как бы ничего не заметив, не могу оставить вас здесь одну, в слезах. Чем помочь вам? Как вас утешить?
Она подняла голову, услышав эти ласковые слова, и радостно воскликнула:
– Мистер Райя, неужели это вы?
– Дочь моя!
– сказал старик.
– Удивлению моему нет конца! Я заговорил с вами, не зная, что это вы. Возьмите мою руку, обопритесь о нее. Что вас так огорчило? Кто тому виной? Бедная девушка, бедная девушка!
– Мы поссорились с братом, - всхлипывая, проговорила Лиззи, - он знать меня больше не хочет.
– Неблагодарный щенок!
– в гневе воскликнул старик.
– Не удерживайте
Девушка приняла протянутую ей руку, и они медленно вышли с церковного двора. Переулок вывел их на большую проезжую улицу, и тут какой-то человек, который со скучающим видом прогуливался по тротуару, поглядывая то направо, то налево, то вперед, то назад, кинулся к ним со словами:
– Лиззи! Куда вы запропастились? Позвольте! Да что с вами такое?
Услышав голос Юджина Рэйберна, она прижалась к старику еврею и опустила голову. Райя окинул Юджина быстрым, пронизывающим взглядом и тоже потупился, не произнеся ни слова.
– Лиззи, скажите, что случилось?
– Мистер Рэйберн, если я когда-нибудь и смогу ответить на ваш вопрос, то не сейчас, не сегодня. Прошу вас, оставьте меня!
– Но, Лиззи, ведь я пришел сюда, чтобы встретиться с вами! Я знаю, когда вы возвращаетесь с работы, и решил пообедать в кофейне, тут неподалеку, а потом проводить вас домой. И вот слоняюсь по улице взад и вперед, точно судебный пристав, или, - Юджин поглядел на Райю, - или старьевщик.
Еврей поднял глаза и снова окинул Юджина быстрым взглядом.
– Мистер Рэйберн, прошу вас! Оставьте меня, я под надежной охраной. И умоляю, будьте осторожнее, берегите себя!
– Удольфские тайны! * - сказал Юджин, с удивлением глядя на нее.
– Но все же разрешите мне спросить в присутствии вашего престарелого защитника кто он такой, этот добрый джентльмен?
– Друг, который печется обо мне, - ответила Лиззи.
– Я освобожу его от попечений о вас, - сказал Юджин, - но говорите, Лиззи, что вас так огорчило?
– Брат огорчил, - ответил старик, взглянув на него.
– Ах, братец огорчил!
– презрительно бросил Юджин.
– Наш братец не стоит ни одной нашей слезинки. Но все-таки, что же наш братец сделал?
Старик внимательно посмотрел сначала на Юджина, потом на Лиззи, которая стояла потупившись. Оба эти взгляда были полны такого значения, что Юджин сразу осекся и ничего не сказал, ограничившись задумчивым "гм!".
Старик снова опустил глаза, продолжая удерживать руку Лиззи в своей, и, вероятно, мог бы простоять так в полной неподвижности, не произнося ни слова, всю ночь - столько покорности и безграничного терпения чувствовалось в нем.
– Если мистер Аарон соизволит поручить мне заботы о своей подопечной, сказал Юджин, когда ему наскучило молчать, - у него останется время на посещение синагоги. Мистер Аарон, будьте любезны...
Но старик не тронулся с места.
– Прощайте, мистер Аарон, - вежливо проговорил Юджин.
– Не смеем вас задерживать.
– И, обращаясь к Лиззи: - Кажется, наш друг, мистер Аарон, несколько туг на ухо?
– Я очень хорошо слышу, сударь, - спокойно ответил старик.
– Но сейчас слуха моего может коснуться только один голос. Если эта девушка сама попросит меня не провожать ее домой и уйти, я так и сделаю. А никого другого слушать не буду.