Наследие Ирана
Шрифт:
Наследие веков — 56
Неожиданно появившиеся правители — 102
Возвышение Персиды — 114
Кризис державы — 125
«Единый мир Ахеменидов». Двор и аппарат управления — 135
Экономика — 156
Религия при последних Ахеменидах — 161
Падение Ахеменидов — 168
Глава IV. Внешний Иран
Александр Великий и его наследие — 177
Централизм Селевкидов — 154
Наследие эллинизма — 169
Иранцы севера и востока — 214
Греко-бактрийцы — 225
Гандхара и западные влияния — 237
Глава V. Восприимчивые Аршакиды
Забытая династия — 242
Начало — 244
Путь на запад — 250
Парфия и Рим — 254
Государственный строй и аппарат управления — 259
Литература и культура — 269
Судьбы зороастризма — 271
Кушаны и Восток — 275
Традиции Персиды — 279
Глава VI. Наследники Ахеменидов
Ардашир и исторический цикл — 284
Завоевания Шапура — 291
Ереси и церковь — 299
Величие былого Ирана — 307
Глава VII. Завоевание персами ислама
Крушение старых порядков — 319
Ислам против Ирана — 327
Обстановка в Средней Азии — 333
Ортодоксия в Фарсе — 337
Новоперсидский Ренессанс — 341
Примечания
Карты — 347
Список сокращений — 351
Библиография- 354
Приложение I — 366
Приложение 2 — 367
Приложение 3 — 368
Указатель имен- 369
Указатель географических, топографических и этнических названий — 378
Дополнения к библиографии — 389
Иллюстрации — 393
ОТ РЕДАКТОРА
Прошло ровно тридцать лет после публикации первого русского издания книги американского ираниста Р.Н. Фрая «Наследие Ирана». Во втором английском издании своей книги (1993 г., изд-во Mazda Publishers, Costa Mesa, California) он назвал ее русский перевод «превосходным». Книга посвящена истории и культуре мидийцев, персов, парфян и других иранских народов, начиная с возникновения Мидийского государства в VII в. до н.э. и до X в. н.э., когда после принятия ислама персами и появления новоперсидской литературы в арабской графике заканчивается, по мнению автора, древний период истории Ирана. Р.Н. Фрай полагает, что иранская цивилизация сыграла не меньшую роль в развитии мусульманской культуры, чем греческая цивилизация в развитии христианства и его культуры. При этом автор многократно подчеркивает идею постоянства, исторической преемственности и целостности культуры, государственных традиций и институтов на всем протяжении истории Ирана. Несмотря на отдельные неточности и спорные утверждения, предлагаемая вниманию читателя книга показывает глубокое знание автором истории и культуры Ирана. Она содержит большое количество тонких наблюдений и написана доступным для широкого читателя языком. Автор опирается на основательное знание источников и обширной литературы, в том числе русской. Поэтому новое издание труда, несомненно, принесет пользу как многочисленным специалистам по Ирану и смежным странам, так и широкому читателю.
Как правило, автор проявляет большую осторожность в интерпретации источников и воздерживается от категорических суждений в тех случаях, когда данные источников не позволяют делать определенных выводов. Естественно, что в большой работе, охватывающей почти двухтысячелетний период истории народов Иранского нагорья, трудно было избежать отдельных спорных положений; последние были рассмотрены подробно в совместной с Г.А. Кошеленко рецензии редактора на первое английское издание книги («Вестник древней истории», 1965, № 3, стр. 192—202), которую в издании 1993 г. автор охарактеризовал как «очень полезную» для дальнейшей работы над книгой. Однако он внес в новое английское издание лишь незначительные изменения, сославшись на то, что оно было подготовлено во время его пятилетнего пребывания в Ширазе на посту директора Института Азии, где многие новейшие публикации были недоступны. Поэтому русская версия книги является наиболее полной по сравнению с ее английскими изданиями и переводами на другие языки. В ней учтены те исправления, которые автор внес в свое переиздание книги, а наиболее важные исследования, вышедшие в свет с 1962 по 1972 г. (годы выхода соответственно английского и русского изданий), представлены переводчиками и редакторами в примечаниях, которые даны в квадратных скобках; наиболее важные публикации по истории, культуре древнего Ирана, появившиеся в течение последних трех десятилетий, рассмотрены в приложении, составленном В.А. Лившицем. Главы I—IV переведены В.А. Лившицем, главы V-VII — В.А. Лившицем и Е.В. Зеймалем.
М.А. Дандамаев март 2002 г.
ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ПЕРЕВОДУ
За 25 лет, прошедших после второй мировой войны, наши знания по истории Ирана и народов, говорящих на иранских языках, значительно расширились. В предвоенные годы лишь немногие исследователи знали, что в Средней Азии уже в древности существовали высокоразвитые цивилизации и культуры, созданные согдийцами, хорезмийцами, бактрийцами и другими иранскими народами. Нередко высказывалось мнение о том, что среднеазиатское искусство было лишь ответвлением сасанидского, провинциальным подражанием образцам, создававшимся в Ктесифоне, Рее и Исфахане. Французский востоковед П. Пельо предложил пользоваться термином «Внешний Иран» (I’Iran ехterieur), а его коллега Р. Груссе настаивал на том, что культура иранских народов Средней Азии была чем-то большим, нежели сасанидским провинциальным искусством. Однако открытия, сделанные уже много лет назад в Восточном Туркестане, казались Груссе недостаточными, чтобы резко изменить традиционное представление о Средней Азии как о восточной и северной периферии Иранского плато. Находки в Восточном Туркестане в начале нынешнего столетия открыли для науки памятники на трех неизвестных ранее иранских языках — согдийском, парфянском и хотано-сакском, но значение их выяснялось лишь постепенно, в ходе их расшифровки и исследования. В полной мере важность этих памятников обнаружилась только позднее, когда их удалось сопоставить с новыми находками, которые по праву могут быть названы «недостающими звеньями» цепи, связывающей культуры Ирана и Восточного Туркестана. Среди этих звеньев важное место занимает открытие и исследование памятников еще двух иранских языков — хорезмийского и бактрийского (называемого также кушано-бактрийским), существенно пополнивших наши представления о среднеиранских языках. Грандиозные по масштабам работы советских археологов в Узбекистане, Туркмении и Таджикистане открыли новые школы изобразительного искусства, новые, неизвестные ранее факты истории культуры и идеологии, позволили сформулировать новые точки зрения относительно распространения буддизма и других религий на территориях Средней и Центральной Азии. Замечательные стенные росписи и другие памятники искусства, обнаруженные советскими археологами, монеты, надписи и документы, памятники материальной культуры открыли науке новый, неизвестный ранее мир. Интенсивные работы советских археологических экспедиций позволили лучше понять и значение
сравнительно небольших по объему, но весьма ценных по результатам раскопок, которые ведутся в Афганистане французскими археологами, в течение многих лет терпеливо изучающими превосходные памятники буддийского гандхарского искусства. Показательно, что открытые в Афганистане памятники искусства и культуры Южной Бактрии перестали быть загадочными лишь после того, как их удалось связать с находками, сделанными на территории Северной Бактрии — нынешнего Таджикистана — советскими археологами.Новая картина прошлого Средней Азии, представшая перед, глазами исследователей, внушительна и сложна. Работы советских ученых позволили выявить наличие нескольких культурных ареалов, сходных между собой в некоторых отношениях, но во многом различающихся. Хорезм, страна в низовьях Амударьи, имел особый язык, специфические особенности изобразительного искусства и свою систему летосчисления, причем последняя, существовала так долго, что — для древнего мира — она может быть сопоставлена с селевкидской эрой. Согдийские города-государства в долине Зеравшана, прежде всего Бухара и Самарканд, равно как и согдийские городские поселения на востоке, в Ферганской долине и в других районах, пользовались согдийским языком, довольно единообразным в своей письменной форме, хотя и членившимся на диалекты. Монументальные стенные росписи Варахши, Афрасиаба и особенно Пенджикента демонстрируют локальные варианты общей художественной традиции. Раскопки городов Хорезма и Согда свидетельствуют, по-видимому, о преобладании здесь маздеистских культов, тогда как для Северной Бактрии характерно господство буддизма и буддийской иконографии. Греческий алфавит, приспособленный для фиксации бактрийского языка, стойко удерживался на территории Бактрии, хотя из Индии вместе с буддизмом сюда проникали индийские языки и письменности. Терракоты, которые археологи в большом количестве находят во всех областях Средней Азии, свидетельствуют о разнообразии вкусов и художественных стилей и служат одной из примечательных особенностей многоликого среднеазиатского мира искусства.
В те годы, когда советские ученые открыли для науки картину жизни иранских народов-древней Средней Азии, на территории Иранского плато в результате раскопок были добыты материалы, позволившие в новом свете представить историю проникновения и расселения на плато первых иранских племен, а также процессы создания империй мидян и Ахеменидов. Публикация эламских табличек из Персеполя и новых фрагментов 12 древнеперсидских надписей, а также археологические находки в Персеполе и в других местах во многом изменили прежние представления. Открытие и публикация среднеперсидских надписей определили поиски новых путей изучения сасанидской культуры и перехода к исламу.
В предлагаемой вниманию читателей книге я старался изложить различные точки зрения и различные подходы к изучению некоторых проблем истории древнего Ирана; в тех случаях, когда я отдавал предпочтение определенной гипотезе или теории, я, как правило, руководствовался критерием простоты — я писал об этом в предисловии к английскому изданию, но должен повторить это и здесь. Я полагаю, что историк должен следовать примеру естественных наук и стремиться к таким заключениям, которые способны наиболее простым образом объяснить факты. Руководствуясь данным принципом при исследовании, например, истории зороастризма, я пытался проследить развитие этой религии от Зороастра, предполагаемого ее основателя, до современных парсов Бомбея. История зороастризма не может быть представлена в виде прямой непрерывной линии, но тем не менее я думаю, что многие явления, ставящие в тупик ученых, которые стараются объяснить кажущиеся противоречия в текстах Авесты, следует истолковывать как отклонения от основного, преемственного пути развития этой религии. Такой подход оказывается более плодотворным, чем попытки создания весьма сложной картины, в которой нашлось бы место для любого непонятного авестийского слова или представления, не укладывающегося в рамки ортодоксального зороастризма. При исследовании истории религии полезно различать две стороны веры; ортодоксию, строгое следование догматам, и ортопраксию, соблюдение установленного ритуала и обрядности; в разные периоды доминировала либо первая, либо вторая. Сходным образом при изучении языковой ситуации, складывавшейся в древнем Иране, следует считаться с возможностью сосуществования в одно и то же время и в одном и том же ареале четырех языковых форм: 1) «официального» письменного языка; 2) «официального» разговорного языка; 3) языка религии; 4) диалектов. Так, в древнем Исфахане во времена Ксеркса «официальным» письменным языком был, очевидно, арамейский, «официальным» разговорным — древнеперсидский язык (или один из древнеперсидских говоров), языком религии — авестийский (скорее младоавестийский, чем диалект Гат?), а в кругу семьи или в пределах определенного селения употреблялся местный диалект. Такого рода соображения полезны при подходе и к другим явлениям древней истории.
Отмечу некоторые частные проблемы. Традиционная дата Зороастра — «258 лет до Александра», отраженная в среднеперсидских текстах и в парсийской традиции и принимаемая многими исследователями, не может считаться достаточно достоверной, так как общая продолжительность правлений царей, начиная с Виштаспы (Гуштаспа) и до Александра, как они представлены в «Шахнаме» Фирдоуси, превышает 258 лет. Вопрос о дате Зороастра до сих пор продолжает оставаться спорным.
Работы последних лет позволяют более уверенно, чем когда-либо, утверждать, что именно Дарий I ввел в употребление древнеперсидскую клинопись — об этом, как кажется, свидетельствуют наблюдения археологов: древнеперсидский текст знаменитой Бехистунской надписи Дария I был добавлен позднее к аккадской и эламской (наиболее ранней) версиям.
Я хотел бы также подчеркнуть справедливость мнения о том, что распространение персидского языка в Средней Азии и вытеснение им согдийского и бактрийского языков было связано более всего с арабским завоеванием. Только после этого иранские народы Средней Азии оказались объединенными — впервые после Александра Великого — с родственными народами Иранского нагорья. Более подробную трактовку проблем такого рода читатель найдет в соответствующих разделах этой книги.
Для русского перевода я внес в текст ряд изменений. Переводчики и редактор в некоторых случаях сочли необходимым дополнить библиографические ссылки; я должен выразить им свою искреннюю признательность. Ответственность за все ошибки и недостатки, которые не удалось исправить, остается, конечно, на мне. Надеюсь, что русский перевод моей книги вызовет у читателей интерес к сложной истории иранских народов.