Наследие Ирана

Некоторые ученые, отправляясь от реконструированного праязыка, пытались восстановить облик материальной культуры, семьи, общества и даже религиозных верований индоевропейцев. Представление об общности языка, естественно, приводит к представлению об общности социальной и религиозной. О материальной культуре индоевропейцев написано так много, что вряд ли мы вправе здесь заниматься рассмотрением сложных и запутанных проблем, связанных с этим предметом. Можно предполагать, что индоевропейцы до их расселения были на пороге века металлов — об этом свидетельствует индоевропейское *aios «металл», восстанавливаемое, хотя и с не вполне ясным значением, по таким отражениям, как латинское aes «бронза, медь», санскритское ayas «железо» (позднейшее значение) и др. 2. Вероятно, что индоевропейцы одомашнили лошадь (индоевроп. *ekuos) и что им было известно земледелие (индоевроп. корень *аг «пахать») 3. Но дальше этих наблюдений мы не вправе идти.

Еще труднее восстановить социальную организацию индоевропейцев. Они, по-видимому, были знакомы с лесами, как и со степью. Можно искать параллели среди современных народов с примитивной цивилизацией, среди кочевников, представителей других языковых семей, однако следует быть очень осторожным в интерпретации явлений, внешне сходных, ибо это лишь параллели, не более. Так, например, может показаться весьма плодотворным сравнение алтайских (тюрко-монгольских) народов с индоевропейцами, поскольку первые пришли в степи из лесов Сибири, стали кочевниками и, как и индоевропейцы, вторглись на Ближний Восток. Но хотя алтайские народы расселились в сравнительно позднее время, о первых этапах развития алтайского общества данных далеко не достаточно, так что параллели проводить трудно. Судя по тому, что мы знаем об индоиранцах, дорийцах в Греции и о вторжении индоевропейцев в другие районы, можно предположить, что они были весьма воинственными. Подобно тюркам и большинству мигрирующих народов, они имели, по-видимому, крепкую, хорошо слаженную организацию, но из этого нельзя делать других выводов. Их семья скорее всего была патриархальной; основной ячейкой общества служила, вероятно, большая семья, «большой дом» (индоевр. *ueik, *uoikos). Сравнение литовского veszpats «господин», санскритского vispati «глава рода» с латинским vicus «деревня» дает не очень много для суждения об индоевропейском обществе. Можно предполагать, что это общество было тесно связано с религией, к которой нам и следует теперь обратиться.

Религия древних индоевропейцев привлекает к себе в последнее время пристальное внимание ученых, споры в этой области не затихают. Теория Макса Мюллера и его школы, согласно которой за мифами и религией индоевропейцев скрываются небесные явления, ныне отвергается, хотя многие из идей этой школы, в несколько измененной форме, продолжают иметь распространение. Краткие замечания А. Мейе, предостерегавшего об опасности использования весьма неясных намеков, ведущих к фантастическим построениям, показали ограниченный характер выводов, которых можно достичь методами сравнительной филологии; эти замечания и сейчас остаются классическим примером рационального подхода к проблеме 4. В индоевропейском для обозначения бога или божества употреблялось слово *deiwos, первоначально связанное, вероятно, с представлением о светлом, сияющем небесном божестве. Мы не можем здесь входить в рассмотрение вопроса об «отце неба», латинском Юпитере, dyau§ pitd в санскрите, а также о словах со значением «день» (лат. dies и т. д.). Достаточно сказать, что индоевропейцы обожествляли небо, солнце и многие другие космические и природные явления, причем божества, по-видимому, обозначались так же, как и сами явления, так что соответствующие слова имели два значения, общее и специальное. Так, в древнеславянском бог Перун был божеством грома, для обозначения грома как явления природы выступало слово того же корня, представленное, например, в современном польском в форме piorun; еще более показателен литовский, где Perkunas — «божество грома», perkunas — «гром». Но индоевропейцы обожествляли, вероятно, и некоторые социальные представления — на это указывает индоиранское mitra «договор» и Mitra «бог договора» (толкование, выдвинутое А. Мейе и поддержанное П. Тиме и другими). Можно, таким образом, сказать, что бог для индоевропейцев был феноменом, природным или социальным, равно как и магической силой, связанной с его наименованием. Мы не находим общеиндоевропейских слов для обозначения культа, жреца и жертвоприношения, что может указывать на существование особого культа у каждого индоевропейского племени или группы. Возможно, что сходным развитием религиозных представлений следует объяснять положение друидов у кельтов и брахманов в Индии, равно как и религиозную терминологию индоиранцев и италокельтов, но все это относится к числу общих и неясных гипотез, которые не могут подвести нас к пониманию особенностей религии древнейших индоевропейцев 5. Мейе очень хорошо сказал об этом, заметив, что история религий в большей мере, чем любая другая история, нуждается в текстах, написанных на языке изучаемого народа, — отсутствие таких памятников прежде всего затрудняет исследование религии индоевропейцев 6.

Новые перспективы для поисков и дискуссий в области индоевропейского фольклора и религии были открыты школой Жоржа Дюмезиля. Основное положение Дюмезиля можно в наиболее общем виде определить как новый подход к старым религиям. Главное внимание следует уделять идеологии и духу религий древности, а не их ритуалу и внешней форме. Согласно Дюмезилю, идеология религии обнаруживается в теологии, мифологии, священном писании и жреческой организации. Если индоевропейцы до расселения объединялись общностью языка, то они должны были иметь и общую идеологию.

Дюмезиль обнаружил, что для древней Индии, Ирана, да и для других областей была характерна «идеология» трехчленного деления общества, параллельная трехчленной классификации богов. Дальнейшие исследования привели его к заключению о том, что эта идеология лежит в основе религиозных верований всех индоевропейских дочерних народов и представлена только у них. Внутри трехчленного деления обнаруживается и дихотомия, которая также должна быть отнесена к основным концепциям идеологии индоевропейцев. Три члена идеологической системы могут быть охарактеризованы как наделенные и космическими, и социальными «функциями». Господствующим является первый член — представление о верховной власти, которое выступает в двух аспектах, юридическом и магическом (дихотомия внутри тройного деления) . У арийцев, позднее у индийцев, Митра и Варуна символизируют соответственно юридический и магический аспекты первой функции, область деятельности жрецов. Вторая функция — дух войны и насилие — поле действий воинов и бога Индры, тогда как третья функция — плодородие и изобилие — находится в ведении производителей, земледельцев. Таковы, коротко, основные положения теории Дюмезиля, если не касаться многочисленных ответвлений от нее и частных выводов, следующих из приведенных выше положений 7.

Можно приветствовать оживление интереса к изучению религии индоевропейцев, которое в какой-то степени возникло как результат споров вокруг теории Дюмезиля. Можно испытывать признательность к этому исследователю за его настойчивые попытки усмотреть какой-то порядок или систему в представлениях, ранее определявшихся очень мало говорящими общими понятиями — такими, как «примитивные верования» или «почитание природы». Влияние теории Дюмезиля проявилось и в вызванных ею исследованиях по сравнительной фольклористике и мифологии, в том числе весьма важных и интересных 8. В иранистике взглядам Дюмезиля последовал ряд ученых, стремившихся пролить новый свет на различные аспекты зороастрийской религии 9. Противники Дюмезиля критикуют его построения и методы, особенно нападая на широкое понимание его тезиса о том, что «дихотомия в трехчленном делении» пронизывает все стороны общества, религии и культуры дочерних индоевропейских народов. Если быть последовательным, замечают оппоненты, то пришлось бы объяснять политические воззрения, искусство и, конечно, все религиозные верования христианских народов с помощью представления о троице, столь характерного для христианства. Необходимо подчеркнуть, что в письменных или иных источниках не существует прямых доказательств справедливости теории Дюмезиля; есть лишь его умозаключения. Но, как это бывает при обращении в новую веру, страстность одерживает верх; Дюмезилю удалось убедить ряд ученых в том, что «индоевропейское трехчленное деление является сегодня» фактом, отрицать который так же нелепо, как, например, не принимать соответствия между латинским тех, санскритским rajan и ирландским ri» 10. Другие исследователи предпочитают пока не соглашаться с этим, как не соглашались они с И. Хертелем, который в свое время пытался найти огонь в основе всех верований арийцев 11. Предостережение Мейе, о котором нам пришлось вспомнить выше, и сейчас может быть лучшим путеводителем в лабиринте трудных и даже запутанных проблем, и, напомнив еще раз о нем, мы можем расстаться с древнейшими индоевропейцами.

Гораздо больше ясности в вопросах, связанных с индоиранцами, или арийцами. Не вызывает сомнений ближайшее родство индийских и иранских языков, видимо более тесное, чем любых двух других индоевропейских семей. Индоиранская общность восстанавливается не только на основе сходства словаря и грамматики; общее происхождение имеют и многие религиозные и социальные представления. Не следует забывать, что оба народа употребляли слово «арья» как самоназвание. Мы можем реконструировать общеарийский язык и вывести из него, хотя все еще гипотетически, праиндийский и праиранский. От праиндийского происходит язык Вед и другие древние индийские диалекты; к праиранскому восходит язык Авесты (представленный двумя диалектами — Гат и «Младшей Авесты»), а также древнеперсидский, засвидетельствованный в надписях ахеменидских царей. Если отвлечься от археологических материалов, которые можно отнести к ариям, то единственные известные фактические свидетельства о них содержатся в клинописных источниках. Впервые мы узнаем об ариях на Ближнем Востоке.

Очевидно, что арийцы проникли на территорию месопотамского культурного ареала из горных районов, лежащих к востоку. Неясно, пришли ли они на Иранское плато с севера, через Кавказ, или из Средней Азии, — они могли двигаться обоими путями, но более вероятен последний. По клинописным источникам можно заключить, что отряды арийцев впервые появились в Месопотамии в период больших передвижений народов, наступивший в XVII в. до н. э., после смерти Хаммурапи. К этому времени относится и экспансия хурритов — народа, лингвистические и этнические связи которого остаются во многом неясными; несомненно лишь, что они не были индоевропейцами 12. Хурриты основали сильную державу, называвшуюся Митанни, и именно в среде Митанни встречается наибольшее количество арийских имен собственных и других слов 13. Многие имена правителей Митанни, засвидетельствованные в письмах, из Эль-Амарны и в хеттских документах, могут быть истолкованы как арийские, хотя их этимологии по большей части остаются неясными, поскольку существует возможность нескольких чтений или интерпретаций. В знаменитом договоре, кото-

пропущена страница

диалектах и в пашто. Таким образом, aika- и Varuna могут рассматриваться как реальные арийские, возможно диалектные, формы, характерные для данного периода, и мы вправе заключить, что они отражают скорее речь отрядов арийских воинов, нежели индийцев (индоариев). Эти отряды, предшественники более поздней, главной волны движения арийцев, в середине второго тысячелетия до н. э. основали несколько государств на Ближнем Востоке. Вероятно, что другие отряды в этот же период наводнили Индию. Предположения такого рода базируются на признании «арийской» гипотезы, которая, как уже отмечалось, не раз подвергалась критике.

Ранние арийские пришельцы были ассимилированы местным населением Западного Ирана и Месопотамии, так что только позднее, после прибытия сюда иранцев, можно говорить об «иранизации» страны, носящей их имя. Керамика и другие предметы, обнаруживаемые археологами, мало помогают при реконструкции картины вторжения иранцев, так как весьма трудно (если вообще возможно) доказать, что данный слой раскапываемых поселений на плато связан именно с приходом иранцев и что данные предметы характеризуют их материальную культуру. В качестве основных источников для этого периода мы должны пользоваться Авестой и Ведами соседней Индии. По ним, с помощью аналогий и умозаключений, можно восстановить (хотя порой весьма приближенно) некоторые характерные черты жизни древних иранцев 14. Для решения этой задачи, особенно для установления критериев оценки имеющихся данных, полезно привлечь общую историю религии и этнографию.

Но прежде чем перейти к иранцам, непосредственно интересующим нас, нелишне сделать несколько замечаний относительно арийцев — не разделившихся еще гипотетических индоиранцев. Естественно предположить, что арийцы вели кочевой образ жизни или, точнее, что они были скотоводами, которые имели представление и о земледелии. Забота о скоте, несомненно, определяла все их действия, ибо скот был в такой же мере основой существования для арийцев, как верблюд для арабов. В Гатах и в Ведах скот — важнейший источник питания и в тоже время главное мерило богатства; большое место он занимает и в религиозных представлениях. Арийцы были знакомы с металлами, но применяли их очень редко. Конь и боевая колесница, как свидетельствуют Веды, играли важную роль в военном деле. Земледелие было известно индоиранцам еще в период, предшествовавший их отделению от других индоевропейцев; злаковые и иные возделываемые растения входили в состав их пищевых ресурсов 15. Важнейшей ячейкой социальной организации, как это обычно для пастухов-кочевников, был клан (ср. авест. zantu «племя», санскр. jdnafi «род. племя» и jantti «творение», лат. genus). Более крупные единицы, такие, как народ, нация или раса, вряд ли имели какое-либо практическое значение, хотя представления о них и могли существовать в зародыше. Пастушеские и кочевые народы и сейчас, как и в прошлом, на протяжении всей истории, характеризуются отсутствием четко выделившихся сословий или каст; образ их жизни плохо совместим со строгой специализацией, а потому нельзя считать доказанным деление арийцев (внутри клана?) на три группы — ведающих религиозными делами, большую группу воинов и наиболее многочисленную группу скотоводов, включающую в себя, по существу, весь простой народ. И в этом случае могли существовать представления о возможности такого деления, однако практическое влияние их на структуру общества остается неизвестным 16.