Наследие мертвых

Этой картиной было ничто иное, как портрет самого Аттайи.

Глава VII

Судя по всему, в тот день Конану было суждено познакомиться со всеми членами этой семьи. Не успел он закончить разговор с Конгуром, и спуститься на первый этаж особняка, как лицом к лицу столкнулся с неким пожилым господином. Возраст наложил на его черты свой суровый отпечаток, и тем не менее человек этот выглядел весьма примечательно. Очень высокий, ростом не ниже самого киммерийца, с завидной осанкой, резкими, словно вытесанными из камня, чертами, сильным подбородком и умными холодными глазами, глубоко посаженными под прямыми светлыми бровями, он выглядел, как будто вождь некоего северного племени, решительный и безжалостный. Конан понял, что перед ним Донал Ог, и первым приветствовал его. Тот задержал на нем пристальный взгляд, прежде чем ответить, затем надменно кивнул.

— Я о тебе слышал. Насколько я понимаю, твое появление в Бельверусе уже успело ознаменоваться участием в безумствах моего родственника, киммериец.

Конан почтительно поклонился, словно не заметив язвительного тона.

— Увы, некое маленькое недоразумение потребовало моего вмешательства.

— Увы, — в тон ему ответил Донал Ог, — это маленькое недоразумение стоило жизни двоим стражникам, слугам закона, о чем ты, возможно, не знаешь. Впрочем, вина лежит на Тариэле. Он прикончил обоих, не ты. И ответит за это.

Конан хотел возразить, объяснив, что стражи закона в противном случае прикончили бы его самого и были очень близки к этому, но не успел.

— Отец, — Дара встревоженно приблизилась к Доналу Огу, — выслушай меня, прошу.

— Я только и делал, что слушал тебя свыше пятнадцати зим, моя дорогая, а теперь буду говорить с другим человеком. Где твой муж?

— Он провел тяжелую ночь в камере тюрьмы и сейчас нуждается в отдыхе.

— Ничего. Пусть прервет свой отдых. Скажи ему, чтобы немедленно явился, я жду его. Для беседы, — добавил Донал Ог. — И пусть поторопится.

Она все еще колебалась, откровенно не желая сдвинуться с места.

— Что такое, Дара, — раздраженно и нетерпеливо произнес Донал Ог, — можно подумать, что ты видишь во мне чудовище, готовое уничтожить твоего Тариэля.

— Но разве это не так, господин? — тихо, но оттого не менее дерзко спросила женщина.

— Мои желания не всегда совпадают с реальными намерениями, — тень улыбки тронула его губы, — однако, дорогая, если ты и дальше станешь меня раздражать, клянусь, что на Тариэле это может отразиться самым непредсказуемым и неприятным образом.

Последнее заявление вынудило Дару поторопиться, и она тут же отправилась за мужем. Он появился спустя не более пары минут, и, разумеется, в ее сопровождении.

— Очень хорошо, что я наконец имею счастье лицезреть столь важную особу, — процедил Донал Ог, — хотя уже и не чаял удостоиться подобной чести, ибо мне не вдруг удалось преодолеть кордон в лице собственной дочери. Теперь же я вынужден попросить ее удалиться. Дара, оставь нас. Мой разговор с Тариэлем тебя не касается.

— Меня касается все, что имеет к нему отношение, — возразила Дара, вставая рядом с мужем и — Конан готов был поклясться, что это совершенно бессознательный жест — переплетая собственные пальцы с его. — Особенно если ему угрожает опасность, от кого бы она не исходила. Я имею право знать, что ты задумал, отец.

— Не сомневайся, узнаешь в свое время, — Донал Or был непреклонен. — Оставь нас, — повторил он.

— В самом деле, Дара, — вмешался Тариэль, — не думаю, что твое присутствие здесь уместно, — он почти подтолкнул ее в сторону двери.

Поскольку от Конана никто не требовал покинуть общество Донала Ога и Тариэля, киммериец за ней не последовал.

— Верно, ты можешь остаться, — позволил Донал Ог. — Не вижу причин, почему бы нет. Сядь, Тариэль.

— Итак, твое пребывание в Бельверусе становится, мягко говоря, бурным, — размеренно и монотонно роняя каждое слово, начал он. — И мне кажется, я вполне переживу твое отсутствие.

— Означает ли это, что я должен покинуть Немедию? — с достоинством, сохранять которое ему было весьма нелегко, спросил граф.

— Помнишь, я предупреждал, что, если ты не остановишься в своих бесчинствах, тебе придется понести наказание. Надо ли также напоминать, что к моим предупреждениям следует относиться серьезно?

— Нет, господин. Я понял, что мне придется ответить перед судом.

— Ничего подобного, я имею достаточный вес в определенных кругах и не допущу, чтобы член моей семьи оказался в столь жалком положении, — холодно ответил Донал Ог. — Разумеется, не ради тебя лично, Тариэль, но дабы честь рода не была окончательно опозорена. Но на определенное время тебе, действительно, придется оставить Бельверус.

— Произошло чудовищное недоразумение, мне очень жаль, — сказал Тариэль, — двое убитых мною людей угрожали жизни моего друга и моей собственной, и я был вынужден защищаться. Я лишь не соразмерил силу удара. К тому же их было пятеро, верхом и вооруженных, я же отбивался голыми руками, не имея при себе даже ножа!

— Я знаю, что ты стащил тех двоих с седел конец и свернул им шеи, — согласился Донал Ог. — Допускаю даже, что при этом ты действительно защищался. Но видишь ли, в чем неувязка: они служили закону, а не являлись некими затеявшими уличную драку пьяными бандитами. И ты, и твой друг должны были не сопротивляться, а без лишних пререканий последовать за ними, вот и все, а затем спокойно ждать, пока случившееся не получит должной оценки в законном порядке. Здесь не северная Хайбория с ее лесами и. полнейшим беззаконием! У себя в Киммерии, — тут он перевел осуждающий взгляд на Конана, — вы можете убивать кого и когда угодно дюжинами в качестве легкой разминки, но не в Бельверусе, где подобное недопустимо!

— Тариэль виновен только в том, что не смог спокойно ждать, пока меня затопчут копытами, — вмешался тот. — Вообще-то мне пробили голову рукоятью меча, как ни стыдно в этом признаваться, и я какое-то время не мог сам за себя постоять. А он действовал достойно. О каком позоре для рода можно говорить, если эти стражники, или кто они там, собирались встать на сторону как раз мерзавца, только что жестоко и несправедливо оскорбившего графа Тариэля, обозвав его последними словами? У него не оставалось выхода, кроме как драться. За свою честь, между прочим, а не ради удовольствия. И я где и когда угодно готов это подтвердить.

— Меня не интересуют твои чувства, киммериец, а также и чувства Тариэля. Но то, что он своим поведением заставляет волноваться мою дочь и ставит под угрозу будущее моих внуков, затрагивает меня несомненно. Этого я никогда не прощу. Я вверил тебе, Тариэль, судьбу Дары — и что же ты творишь?! Все, довольно! Ты покинешь Бельверус немедленно.

Граф был очень бледен, у него подергивался уголок рта.

— Я останусь, предстану перед судом и понесу наказание, любое, к какому меня сочтут нужным приговорить, но я не могу разлучаться с моей семьей. Я отказываюсь.

— Ну, в таком случае тебя выдворят насильственно и против твоей воли, друг мой, — Донал Ог пожал печами, насмешливо приподнимая бровь. — Конечно, твоя трогательная верность семье весьма впечатляет но ты что-то поздновато о ней вспомнил, да и я нее сентиментален. Спешу также сообщать, что своим освобождением ты обязан не столько усилиям Дары, сколько моему поручительству в том, что я лично — благо наделен таким правом в исключительных случаях — рассмотрю твое дело и приму решение, которому ты будешь обязан подчиниться. Я — для тебя и судья, и исполнитель собственного приговора. Признаться, поначалу у меня было сильнейшее искушение поступить с тобой куда более жестоко, и оно не исчезло. Могу предложить выбор.