Наследница дворянского гнезда

– Завтра, все завтра, – утомленно простонала она, – иди домой. На сегодня рабочий день окончен.

Ну, домой, так домой. Я тоже устала. Сегодня я могла похвастаться кое-какими результатами, и если я сумею найти человека, сделавшего укол, считай, половина дела будет сделана. Даже если это не Ирина, а наемная медсестра, все равно она явилась убийцей Лепнина. И именно ее, как первый трофей, я с удовольствием преподнесу на блюдечке с голубой каемочкой Марте. Кстати, она говорит, что знакома с русской классикой. Интересно, является ли Марта поклонницей Ильфа и Петрова?

* * *

Вечер дома прошел восхитительно. Алина отсутствовала, Ариша пребывал в великолепном расположении духа, мы заказали ужин на дом. Вечера еще были прохладными, поэтому дед развел огонь в камине. Не знаю, что бы сделала с людьми, которые посмели бы поднять руку на моего Аристарха Владиленовича.

Я лениво перемешивала металлической кочережкой угли в камине, когда вдруг внезапная мысль посетила мою уставшую голову. Я бросила кочергу и хлопнула себя ладонью по лбу: как я могла забыть! Сверяясь с записью на листочке, набрала номер на мобильном телефоне. Мне ответил недовольный мужской голос.

– Виктор Конышев? – осведомилась я.

– Ну, – отвечающий человек явно что-то пережевывал.

– Я из страхового общества, провожу опрос. Вы лежали в токсикологическом отделении городской больницы с пятого по пятнадцатое сего месяца?

– Лежал. А чего надо-то?

– Хочу узнать, есть ли у вас какие-нибудь жалобы на обслуживание. У вас же имеется медицинская страховка?

– Ну.

– Вас должны лечить не только бесплатно, но и качественно. Вас качественно лечили? Претензий нет? Удобства все предоставили? Кормили хорошо? По ночам не шумели?

– Отвратительно кормили, – с пол-оборота завелся он, – и лечили хуже, чем других. Другим и таблетки дорогие давали, и процедур больше назначали, а мне всю задницу только истыкали. Вам претензию написать или так, на словах поверите?

– Придется писать, – со вздохом сожаления констатировала я, – на эту больницу давно жалуются, а вот показаний свидетелей в достаточном количестве никак не соберем. Представляете, выделяем им просто бешеные деньги, а люди жалуются. Так не забоитесь написать все, что о них думаете?

– Еще чего. Пусть другие боятся.

Мы договорились о встрече, и я с плотоядной улыбкой положила мобильник на каминную полку. Ариша с интересом наблюдал за мной:

– А не проще ли было бы просто договориться о встрече? Без всяких этих подзадориваний против медперсонала?

– Я скандалистов и стяжателей с первой фразы чую, – польстила себе я, – под эгидой лозунга «утопи ближнего своего» он расскажет мне гораздо больше, чем если бы я просто попросила его о помощи.

– Мое воспитание, – горделиво вскинул голову дед.

* * *

Опрометчиво назначив Конышеву свидание в первый рабочий день, с утра я встала перед дилеммой: кого выбрать для общения? Логика подсказывала, что гораздо больше шансов у меня в больнице. Чутье же тащило меня на встречу с Конышевым. Я постаралась привести эти два состояния в гармонию: итак, что я смогу сделать в токсикологическом отделении? Опросить больных? Те, что лежали при Лепнине, давно выписались, с одним из них я беседовала, второй на очереди. Поинтересоваться у персонала, не практикуют ли они введение воздуха в вены непослушным пациентам? Не скажут. Просто разгуливать по отделению и подслушивать у каждой замочной скважины? Может сработать, но не факт. Решено, еду к Конышеву. По крайней мере, обработка этого возможного свидетеля займет гораздо меньше времени, чем вариант с подслушиванием.

Жил бывший клиент больницы на окраине, в старой пятиэтажной «хрущевке». С отвращением зашла в замусоренный до неприличия подъезд, поднялась на третий этаж. Дверь мне открыл хозяин. Ничего себе дяденька, упитанный. Только пахло от него чем-то непонятным, не поддающимся определению. Отвратительно пахло.

Я достала припасенный планшет с прикрепленным стандартным листом, приготовилась записывать. Задавать наводящие вопросы не пришлось, Конышев выливал на меня грязь с такой скоростью, что я еле успевала делать пометки. Так, это все, конечно, замечательно, но как навести его на нужную мне тему?

– А что вы скажете по качеству постельного белья? – пролопотала я, успев вклиниться в паузу. – Не скрипели ли кровати? Не мешал ли спать свет из коридора? Не громко ли болтали ночные медсестры?

– Да я вообще ни одной ночи глаз не сомкнул! Другим хоть снотворное давали, а мне – жалели. Говорили, что я и так здоровый. А я не здоровый, просто полный. Только худые, что ли, больными считаются?

– Значит, у вас жалоба на то, что на вас сэкономили на снотворном… запишем. Кстати, снотворное вашим соседям по палате в таблетках давали или кололи?

– Какая разница?

– Принципиальная. Снотворное в уколах гораздо дешевле, – плела полную чушь я, – персоналу выгодно закупать устаревшие, дешевые, запрещенные в цивилизованных странах растворы вместо того, чтобы выдавать пациентам аккуратные дорогие капсулы. А знаете, к чему может привести инъекция запрещенным раствором? К летальному исходу. Моменто море.

– А знаете, – призадумался он, – что-то такое действительно было.

Я затаила дыхание.

– У нас в палате дед лежал, так после укола снотворного и преставился. Думаете, из-за того, что снотворное просроченное было? Или запрещенное?

– Само собой, – как можно равнодушнее произнесла я, – вот, паразиты, что делают! Что делают! Ничего не боятся. Расскажите-ка поподробнее об этом вопиющем факте. А то все остальные какие-то неубедительные.

Довольный Конышев поведал, что в ту ночь он как раз никак не мог уснуть. И свет в коридоре мешал, и медсестра ночная громко топала, и сосед по палате ворочался. Вставать и идти с кем-нибудь ругаться было лень, поэтому он просто лежал и жалобно вздыхал на всю палату. Медсестра вошла как раз между такими вздохами, постояла в дверях, привыкла к темноте. Конышев наблюдал за ней, полуприкрыв глаза: чего приперлась-то? На посту ей не спится. Топает. Впрочем, тут он лукавил, медсестра вошла тихо. Подошла к кровати Лепнина, тихонечко тронула его за плечо, прошептала:

– Матвей Васильевич, я вам внутривенный сделать забыла. Если не сделаю, старшая медсестра завтра голову оторвет. Я тихонечко, даже не почувствуете.

Лепнин что-то пробормотал ей в ответ, вынул руку из под одеяла. Медсестра в неярком свете, льющемся из открытой двери, завязала жгут, нащупала вену, быстро ввела раствор и так же быстро вышла из палаты. Спустя какое-то время Матвей Васильевич захрипел и попытался встать, но тут же рухнул на место и уже не шевелился.

– А к утру и вовсе помер, – выкатив глаза, констатировал Конышев.