Наследница дворянского гнезда

Я сунула ему под нос купюры. Они действительно были новенькие.

И Казанчев сдался. Какая действительно разница, кого в каком гробу похоронили? Платила я хорошо, поэтому осталась и проконтролировала, чтобы в гробу дяди Ермака действительно оказался утопленник, похороны которого, как оказалось, тоже должны были состояться сегодня. Наконец гроб с телом был запечатан. Миша торопился, вот-вот за телом дядюшки Ермака должны были приехать. Естественно, Казанчев не знал, кем именно являлся племянник усопшего. А если бы знал, не согласился на мою «маленькую шалость» ни за какие сокровища мира.

Через грязное окошко морга я проследила, чтобы гроб погрузили в катафалк. После того, как машина отъехала, я расплатилась с Мишей, послала ему воздушный поцелуй и дала стрекача. Закрытые гробы не принято вскрывать, но авторитетам закон не писан. Коля Ермак был довольно сентиментален, вдруг он захочет запечатлеть на лбу дядюшки прощальный поцелуй… Тогда он слишком быстро вернется.

Санитар, обиженный на патологоанатома, курил на улице вонючую папироску.

– Видал, – притормозила я возле него, – повезли. Представляешь, самый крутой бандюган города любимого дядюшку собрался хоронить. А в гробу-то не он, а какой-то пьянчужка! Эх, и продажен же твой начальник! Представляю, что бы с ним было, если бы Ермак узнал, что сотворили с телом его дяди. Где-то, кстати, у меня визитка его была.

Я порылась в сумочке и нашла визитку Коли. Посмотрела ее на свет и небрежно бросила на землю со словами:

– И чего я всякую чепуху в сумочке таскаю?

После чего уже действительно быстрым шагом направилась к выходу из больничного городка. Боковым зрением я видела, как санитар поднял визитку и, шевеля губами, пытается разобрать то, что на ней написано. Я была уверена, что он сегодня же позвонит Ермаку. А если не позвонит, это сделаю я. Поэтому не стала терять время. Заехала домой и опять переоделась: черные джинсы, черная длинная толстовка с капюшоном, темные очки. Наряд на предстоящие «подходящие случаи». И в траурной толпе можно затеряться, и через заборы, если придется, попрыгать.

На похороны я успела вовремя. Близко подходить не стала, притулилась с букетиком гвоздичек у какой-то чужой могилки. Внимания на меня никто не обращал – я была достаточно далеко, вела себя тихо. Мне совершенно неинтересны были речи и прочие церемонии, мне важно было проследить, не произошло ли какого форс-мажора. Пока все было тихо. После похорон все отправились на поминки в ресторан, я поставила мини-купер на другой стороне улицы. Хорошо, что мой автомобильчик такой маленький, его совсем не было видно за капотами других машин. Ждать пришлось долго, но я и не рассчитывала на стремительный финал. Вышла из машины, забежала в ближайший магазинчик, закупилась немудреной провизией, чтобы не скучно было коротать время. Если я голодная, я грустная. А сидеть в засаде грустной – очень и очень неприятное дело.

Поминки закончились поздно, но братия Ермака не собиралась расходиться, все кортежем поехали в его загородный дом. Я знала, где живет Коля, поэтому позволила себе немного оторваться, чтобы не привлекать внимания. Припарковалась не возле дома Ермака, а на выезде; если ребятам Ермака придется покинуть его дом, они проедут именно тут. Я почти задремала, когда мимо меня неожиданно проскочило несколько черных автомобилей. Скорее интуитивно я поняла: Коля. А по скорости, с которой они мчались, уяснила, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Кажется, я понимаю что. На своем малыше я пристроилась им в хвост и нажала на педаль газа.

Улицы города еще не опустели, поэтому назойливо сидящий на хвосте черный мини-купер не привлек их внимания. Да и не до мини-куперов им было. Сначала несколько машин въехало во двор обычного городского дома. Спустя несколько минут из подъезда вытащили Мишу Казанчева. Даже в жалком фонарном освещении было видно: на нем лица нет. Мне было понятно, где будет следующая остановка кортежа, поэтому я не стала пристраиваться в хвост, а поехала прямиком на кладбище. Спрятала машину и пролезла между прутьями забора. В это время ворота, понятно, были уже закрыты.

Как на грех, начался дождь, и когда я подошла к месту захоронения дядюшки Коли, на мои ботинки налипли солидные и тяжелые комья грязи.

Ждать пришлось недолго. Скоро послышались голоса, чавкающие звуки шагов, и к месту захоронения притащили упирающегося Казанчева.

– Копай, – приказал ему Коля.

Думаю, Миша уже понял, что перечить этому человеку нельзя. Всхлипывая и повизгивая от ужаса, он принялся копать. Наверное, это было не так уж и трудно, могилу засыпали только сегодня, поэтому земля была еще рыхлой и мягкой. Скоро лезвие лопаты заскреблось о крышку гроба, Мише приказали спрыгнуть в могилу и открыть крышку. Когда он справился, в яму посветили фонариком:

– Он?

– Нет, – тихо ответил Ермак, – где мой дядя, гнида?

Еще какое-то время ушло на выяснение места захоронения того утопленника, в гробу которого покоился дядя Коли. Казанчев вспомнил его фамилию и даже то, что хоронить его должны были сегодня. Хорошо, что в Горовске только одно действующее кладбище, иначе эта история растянулась бы до бесконечности, а мне уже до чертиков надоело сидеть за ближайшим памятником и ждать, когда же это все закончится.

А сидеть пришлось и так довольно долго. Мише пришлось раскапывать вторую могилу, менять тела местами, возвращать в первозданный вид надгробный холмик первой могилки. Все это время моросил противный нудный дождь, естественно, Казанчеву никто не помогал. Помогали, вернее, но только матюгами и угрозами, когда Коле казалось, что Михаил работает недостаточно споро и не уделяет недолжного почтения останкам его дядюшки.

Наконец последний венок был возвращен на место и, по крайней мере, одна из могил имела вполне пристойный вид.

– Не могу больше, – рухнул на колени Миша, – что хотите делайте, не могу.

– Поможем, братцы? – расчувствовался Ермак. – Все-таки парень почти всю ночь работал. И во вредных для здоровья условиях.

– Поможем, – загалдели «братцы», – чего ж не помочь.

Двое из них подхватили под руки грязного, как черта, Мишу, сбросили в незакопанную могилу с гробом «утопленника» и стали резво кидать лопатой мокрые комья земли. Казанчев завизжал. Эдак они, пожалуй, всю округу перебудят. Я набрала на «сером» мобильнике номер Коли:

– Это ты уже слишком, дорогой, стоит твоим ребятам руки марать из-за эдакой свиньи?

– Ты? – отозвался он. – Ты здесь? Я тебя не вижу.

– Конечно, не видишь, – тихонечко усмехнулась я, – ангелов-хранителей редко видят, обычно только слышат. Внутренним голосом. Успокойся, Коля. Ему теперь жить страшнее будет, чем помереть. Думаешь, он сможет работать и спать спокойно? Да и орет так, что того и гляди покойники из могил драпать с перепугу начнут. Думаю, хватит с него. А ты?

– Я тоже, – гоготнул он, – да и не собираемся мы его закапывать, так, пугаем. Сейчас ребята еще пару лопат бросят, и пойдем. Светает уже. Так ты где все-таки? Выходи, поздоровайся хоть. Может, сходим куда? Я знаю местечко, которое еще работает.

– Сдурел? – искренне возмутилась я. – Нашел время и место. Все, пока, до следующих встреч.

– Погоди, – прикрывая трубку ладонью, попытался остановить меня Ермак, – ты-то откуда в этом деле взялась?

Я уже нажала кнопку отбоя. Знаю, что Коля питает ко мне слабость. Вернее, не столько ко мне, сколько к той сексапильной и наглой брюнетке, в образе которой являлась иногда перед ним я. Ни настоящего моего имени, ни истинного лица он не знал и не видел.

Как он и обещал, его ребята бросили еще несколько лопат земли в яму, где захлебывался криком от страха Миша Казанчев, побросали туда же окурки и ушли. Когда стихли их шаги, замолчал и Миша. Но я слышала, как судорожно он пытается выбраться из мокрой, с обвалившимися краями ямы. Я тихонечко подошла к краю и шепнула: