Наследница из заброшки

Вдруг Зина зашевелилась, уткнула лицо в ладони и заплакала. Тётя Паша прижала её к себе, слушая, как колотится её сердце. Зина рыдала, и это её радовало. Это были первые признаки эмоций за последние дни. Но, всё же её надо было успокоить. Тётя Паша встала перед Зиной на колени, убирая с лица послушные, расчёсанные волосы, и заглянула ей в глаза:

– Бедная моя, испугала я тебя? Ну, не надо, не надо плакать. Я больше не буду. Обещаю, обещаю тебе. Просто ненавижу я стены. Это из-за них я здесь. Сын мой с невесткой… Двенадцать квадратов… Им нужна была эта квартира. А я старая… мешала я им.

Голос тёти Паши снова задрожал, и она заплакала – в этот раз тихо, стараясь не волновать соседку. Зина положила ей на голову руку и погладила.

– Сын мой, сыночек… Им нужна была эта квартира. Три года я здесь. А может и больше, не знаю. День – ночь, день – ночь…

По побережью в сторону моря шли двое. Возле обочины дороги они оставили автобус и, завидя рыбаков, направлялись к ним. Женские босые ножки погружались в прогретый солнцем рыхлый песок, который покрывал малолюдный пляж вблизи порта. Мужчина шёл прямо в кедах, не обращая внимания на песок.

– Привет, дядьки! – окликнул он рыбаков.

– Здрасьте, – поздоровался один из них, в то время, как второй просто, молча, зыркнул.

– Ловится?

– Да, по-разному бывает, – ответил тот, который был более приветливым. – А вы что, тоже…? – кинул он взгляд на море.

– Да, нет! Мы тут мальчишку одного ищем. Вон с интерната сбежал, – кивнул он в сторону женщины.

– А вы, значит, воспитательницей его будете? – полюбопытствовал рыбак. – И много таких сбегает?

– Подожди, Василий! – остановил разглагольствования своего напарника второй рыбак и спросил: – Что за мальчишку?

Женщина кинула на песок туфли, которые держала в руках, и достала из кармана брючек фотографию мальчика лет двенадцати.

– Посмотрите, может, знаете? Его Миша зовут.

Было заметно, что рыбаки сразу узнали мальчишку. Они переглянулись и усмехнулись.

– Кто ж Мишку-то не знает? – обрадовал воспитательницу Василий. – Это ж вы с того автобуса? – посмотрел он на дорогу, где был виден автобус. Женщина кивнула, и он продолжил: – Тогда езжайте вдоль побережья. Он в порту работает. Там его и найдёте.

– Спасибо большое, – поблагодарила женщина.

– Ну, давайте, хорошего улова! – пожал рыбакам руки мужчина.

– Вы там сильно его не прессуйте, он хороший пацанёнок, добрый, – попросил один из рыбаков.

– Да я-то что? Я – водитель, вон её просите, – указал он добродушно в сторону воспитательницы.

– Ладно уж, как получится, – ответила она и, прихватив туфли, направилась в сторону автобуса. Водитель поспешил за ней.

Когда рыбаки остались одни, один из них спросил:

– Слышь, а ты знал, что Мишка – интернатовский?

– А что, по нему не видно?! Оборвыш голожопый!

В порту водитель автобуса отыскал бригадира и показал тому фотографию мальчишки.

– Женщина с вами? – указал бригадир на воспитательницу, которая стояла поодаль. И, не дожидаясь ответа, позвал: – пойдёмте там поговорим, здесь посторонним нельзя. Не пойму, кто вас вообще сюда впустил?

Они отошли и только собрались перейти к интересующему их разговору, как бригадир заметил слоняющегося без дела паренька:

– Так, Степан, а ну-ка, давай иди работай! – прикрикнул он на него.

– А я что? Я работаю, – сделал обиженное лицо Степан, перекладывая какие-то верёвки.

Воспитательница протянула фотографию бригадиру:

– Посмотрите, знаете его?

– Да видел уже! – отмахнулся от фотографии бригадир, – Мишка там, – тыкнул он на фотографию. – А что случилось, зачем он вам?

Воспитательница объяснила суть дела. И бригадир рассказал, как есть:

– Он у нас подрабатывает иногда. Заработает денег и был таков – несколько дней не показывается.

– А когда он был последний раз? – спросила воспитательница.

– Да вот вчера и был. Значит, так… – стал подсчитывать он про себя, – выходные… на этой недели вряд ли будет.

Водитель окинул взглядом кипящую работу в порту и присвистнул:

– А кем же он работает у вас?! Работа, смотрю не из лёгких!

– Да он так, принеси-подай. Но пацан он хороший, что не попросишь, всё выполнит. Жалко его, не знал, что из интерната…

– «Жалко»! – усмехнулся водитель. – Кого жалко, так это вот её, – показал он на воспитательницу. – Который день с ног сбилась, ищет. Хорошо, хоть автобус дали, меня к ней приставили, – подмигнул он воспитательнице.

– Ладно, мы пойдём. Спасибо, что помогли. А вообще, вот… – воспитательница достала из сумочки блокнот, записала номер телефона, вырвала листок и отдала бригадиру, – Как появится, позвоните.

Бригадир смотрел вслед незваным гостям и в сердцах сплюнул:

– Твою ж мать, Мишка! А говорит: «мать больную кормлю! Один я в семье кормилец!».

Тут же нарисовавшийся Степан, вступился за Мишку:

– Да, ладно тебе, Михалыч! Нормальный пацан ведь!

– Иди работай, защитник! – отмахнулся Михалыч и пошёл к своей бригаде.

Тётя Паша вот уж несколько дней не находила себе места. Её соседка была на последнем издыхании. Она совсем потеряла волю к жизни и улеглась помирать. Только взгляд зелёных глаз, который она изредка вскидывала на потолок, говорил о том, что та ещё жива. Да и то, какой-то мутный, неживой был взгляд.

В палату вошла медсестра, которую в интернате все, по примеру главврача, называли просто Светкой, и сразу кинулась журить тётю Пашу:

– Почему раньше не говорили, что сдыхает? – ткнула она брезгливым взглядом в Зину и грубо повернула её на бок, – А ну, давай, поворачивайся! Разлеглась тут, корова! Кто пролежни твои мазать будет?

Она задрала ночную рубашку, открывая спину, поражённую пролежнями. И, грубо втирая мазь, запричитала:

– Никакой пользы от неё! За тех хоть пачку сигарет когда родственнички подкинут. А эту, как кошку лишайную выбросили, а мы – добрые, подобрали. Возись теперь с ней!

Она закончила втирать мазь и подтолкнула Зину к стенке. Та – измождённая, исхудавшая, лёгкая, как пушинка, ударилась лицом о стенку и застонала.

– Не тронь её! – кинулась к Светке тётя Паша. Всё это время она сидела на своей кровати и с ненавистью глядела на медсестру.