Наследница Шахерезады

Зоркий сокол Шперлинг, в данный момент больше похожий на мокрую курицу, торопливо распаковывался в предбаннике, спеша приступить к несению службы.

– Кто бы сомневался! – тихо фыркнул в усы инспектор группы Борман и вручную вылепил из морщин, желваков и брылей благообразное, отечески доброе лицо.

Долг есть долг, но мало кто из полицейских экстренно выходит в усиление по первому зову и с искренней радостью. Как начальник, группенинспектор должен был приветствовать похвальное рвение стажера Шперлинга, однако это вовсе не означало, что ему непонятны мотивы трудового подвига подчиненного.

Ясно было, что Якоб узнал о задержании наркокурьера, и примчался в надежде урвать свою толику славы и наград.

– Сейчас начнет активничать и примазываться, – озвучил невысказанное Борманом стажер Фунтель.

– Не примажется, – не меняя выражения отечески доброго лица, шепнул в усы группенинспектор Борман и сразу же, повысив голос, объявил:

– Шперлинг! Ты молодец, что вышел, очень кстати! Сейчас пойдешь в патрулирование.

– В патрулирование?

На румяной с мороза физиономии стажера Шперлинга отразилось разочарование.

Якоб планировал по горячим следам провести свое собственное расследование и лично выявить и взять сообщников задержанного «глотателя».

Ведь не может быть такого, чтобы «пирожок» с начинкой из килограмма кокса летел за океан сам по себе, без присмотра!

– Да, Якоб, в патрулирование, – твердо повторил группенинспектор и незаметно подмигнул стажеру Фунтелю. – Йохан ногу подвернул, иди за него.

Стажер Фунтель старательно скривил правую ногу хоккейной клюшкой и скорчил страдальческую гримасу.

– Что с ногой, Йохан? – досадливо спросил Якоб.

– Повредил, преследуя наркокурьера! – ответил Йохан. – Но не волнуйся, в итоге мы его взяли!

– Отлично! Я пошел в патрулирование! – вскричал расстроенный Якоб и вышел из участка, хлопнув дверью.

Группенинспектор Борман фыркнул, поднял руку, и проказливо хихикающий стажер Фунтель звонко шлепнул по подставленной ему ладони.

Снова хлопнула дверь.

– Якоб, ты что-то забыл? – добрым отеческим голосом позвал артистичный группенинспектор.

Но это был не Якоб.

24 января, 17.50

– Гутен морген, гутен таг, это снова мы, – сказала я, виновато разведя руками.

Ирка, не отходя от двери, моментально встала в позу и продекламировала:

Мы опять к вам с заявлениемПро второе ограбление!

– Слушай, я тебя умоляю, не надо разговаривать стихами, мы с тобой и без того изрядно смахиваем на сумасшедших! – прошептала я ей, старательно удерживая на лице смущенную улыбку милого девичьего фасона «малютка в беде». – Херы полицаи, помогите, наш коффер снова пропал!

– Коффер капут! – с нажимом сказал Ирка вполне себе по-немецки.

– Гестолен, – поправила я.

Однако быстро мы ассимилируемся на Неметчине.

Херы полицаи переглянулись.

– Сейчас они санитаров вызовут, – шепотом пригрозила я Ирке и пустилась в объяснения: – Я понимаю, это производит очень странное впечатление, я и сама неприятно удивлена, но факт остается фактом: та наша сумка нашлась и снова пропала!

– Потому что ее почти сразу умыкнула какая-то зараза! – встряла Ирка, от волнения по-прежнему раздражающе тяготеющая к любительскому стихосложению.

– Хорош тарахтеть! – Я гаркнула на подружку и с трогательной мольбой воззрилась на полицейских: – Коффер гестолен! Квадратиш грюн-гроу коффер гестолен цвайне!

– Что еще за «цвайне»? – тихо спросила Ирка. – Я знаю «швайне», это свинья, ты спятила – полицейских обзывать?

– Цвайне – это два! – так же тихо объяснила я. – Дважды! То есть я хочу сказать им, что квадратную серо-зеленую сумку у нас украли уже во второй раз! Доставай карандаш, видишь, хер полицай тебе снова книжечку для рисования дает, чтобы ты отметила, какая твоя сумка.

– Тени давай!

Я застонала.

24 января, 17.55

– Шеф, я правильно понял, у этих русских фрау украли вторую сумку? – посмотрев на рисунок через крутое плечо рыжей фрау-художницы, негромко спросил старшего смущенный стажер. – И эта вторая сумка у них была точно такая же, как первая?!

– Йохан, что тебя удивляет? – Мудрый старший слегка пожал плечами. – Это же русские! При коммунизме они все носили одинаковые валенки, штаны с лампасами, ситцевые рубахи и шапки со звездой на лбу. Они всегда страдали от дефицита качественных промтоваров и полного отсутствия индивидуального стиля. Сейчас, когда русскую экономику неумолимо душат наши санкции, они снова становятся неразличимыми болванчиками. Я уверен, эти сумки штампуют у них где-нибудь на танковом заводе и в таком количестве, чтобы хватило на всю страну!

24 яваря, 18.00

Синий квадрат на боку серо-зеленой сумки в глаза не бросался, и Лизин папа его даже не заметил. А вот сама Лиза заметила и сразу же насторожилась.

– Надеюсь, это не то, что я думаю, – проворчала она и подцепила ногтем изоленту.

Нашлепка слезала легко, как шкурка с банана. После второй полоски стал виден красный след.

– Так я и знала! – воскликнула Лиза и укоризненно посмотрела на родителя. – Папа! Это чужая сумка!

– Как чужая, почему чужая?! – заволновался папа, и Лиза почувствовала себя отомщенной.

Теперь они оба с папой и контрабандисты, и грабители!

– Папа, эту сумку я уже видела и специально отметила сигнальным крестом, чтобы не отвлечься на нее повторно, – объяснила Лиза.

Она отряхнула руки и скомандовала:

– Продолжаем поиски! Давай разделимся, и ты обойдешь все открытые зоны, а я буду осматривать магазины.

– А с этой сумкой что делать?

– Я знаю, что с ней делать.

Лиза решительно повела отвергнутую сумку в тупиковое ответвление коридора.

– Может, из девочки еще будет толк! – пробормотал Лизин папа, провожая целеустремленную дочь одобрительным взглядом.

24 января, 18.05

Ирка не просто так сверкала очами, она пустила слезу, а кто бы на ее месте не пустил?

Череда воссоединений и расставаний с дражайшей сумкой все больше походила на душераздирающий мексиканский сериал. Осталось только дать ручной клади, так активно живущей собственной жизнью, какое-нибудь звучное имя, и можно будет писать заявления в полицию в эффектном романтическом стиле: «Очередное загадочное исчезновение доньи Чемоданьи!»