Наследники Авиценны

А однажды поехала в порт. Там зазимовали две баржи, вмерзли прямо. На первой бухали, а на второй уже нет, там какой-то матрос с перепою стал задыхаться. И трапа нет, чтобы с одной баржи перейти на другую.

Но докторша полезла и провалилась между баржами, пробила лед. Синтепоновая куртка не дала ей сразу утонуть, стала барахтаться. Тут на помощь кликнули фельдшера, алкаша с вялотекущей шизофренией. Размотали какой-то канат, а тот оказался коротким, так вот этого фельдшера привязали к канату и стали забрасывать, как удочку, чтобы он выудил докторшу.

Уронили обоих.

Вытащили при помощи МЧС, напоили чаем и водкой. Переодели: отобрали всю одежду и дали взамен по тельняшке до пят. Вот они забрали задыхавшегося матроса и повезли в больницу.

Вторая фельдшерица, при том присутствовавшая, рассказывала:

– Я к ним и не подходила, ну их на хуй.

Они так и вкатили в больницу каталку с перепившим матросом: оба в тельняшках до полу. Все взялись за телефоны: что еще такое? Позвонили, куда надо, но там сказали: пускай. Все это сошло, огласки не было.

Летом докторша полезла в обвалившиеся строительные леса, спасать гастарбайтера, застрявшего на четвертом этаже. Заведующая станцией Скорой Помощи кричала ей после:

– Еще раз сделаете такую хуйню - уволю!..

Это подействовало. Когда из окна какого-то этажа вывалился очередной икар и зацепился за что-то на уровне четвертого, она уже не полезла сама, а вызвала МЧС. МЧС хотело все сделать красиво. Можно было подняться на третий этаж и подхватить икара оттуда. Но надо было красиво, с тросами. Спустили тросы, подцепили и уронили. С концами, вечная память.

Нотабене

Вот даже не история, а мелкое наблюдение. Многих оно заставит недоуменно пожать плечами. Но тот, кто почует жуткую бездну, пусть берет с полки пирожок.

В нашем отделении вели журнал выписки.

Это была обычная амбарная книга для удобства и ориентации в перемене слагаемых. Сумма все равно не менялась. Этот журнал даже не числился в реестре медицинской документации, никто его никогда не проверял и не вменял в обязанность заводить. Он служил - ну, не знаю: блокнотом, органайзером или чем-то еще. Чтобы доктор и сестры знали, кто когда идет на выписку. Подготовили документы, транспорт и так далее. Я, например, назначал дату выписки еще при поступлении, мне это было очень приятно делать. Я вспоминал при этом, что все когда-нибудь закончится.

Старшая сестра потом переписывает, подает сведения на пищеблок. В общем, рутина.

Так вот. Бывали экстренные выписки, довольно часто. Пришел на работу, весь сияешь, но тут тебе докладывают о ночном поведении, скажем, двадцать шестой палаты, и она вся отправляется на дембель. И садишься их выписывать.

Вообразите: страница за страницей, страница за страницей, месяц за месяцем, год за годом. Фамилия и число - всё. Больше ничего.

Никаких пояснений не нужно.

Никто их и не писал. Все прекрасно знали, кого и почему.

Но у старшей сестры иногда что-то щелкало в голове.

И вот листаешь, листаешь, и вдруг видишь запись, сделанную ее рукой. Один, среди сотен подобных, отмечен. Ни для кого, ни для чего. Никто не просил. Никто не велел.

Дано пояснение: "за пьянство".

Уставишься - и сразу оледенеешь, примерив эмоции нашей старшей сестры: неудовлетворенность до примечания и тихая сатурация - после. Бездна разверзлась. Кто не прочувствовал - моя вина, не донес, плохо написал, непонятно.

Эпидемиологический прецедент

Однажды наш уролог загремел из-за беляшей в инфекционную больницу. Его угостил верный товарищ, хирург Кумаринсон, с которым они изображали специальных мусульмано-иудейских врачей и промышляли обрезанием.

Кумаринсон купил беляши и подарил урологу.

У того разразился понос длиною в жизнь. Выйдя из больницы, он не переставал восхищаться персональным ночным горшком, который ему выдали - с личным номером и даже, по-моему, с фамилией.

Но до того все недоумевали, куда вдруг подевался уролог.

Я рассказал сестрам, и они захохотали:

– В носках своих, что ли, Кумаринсон ему беляши принес?

Холера и Doom

Противохолерные учения случались у нас приблизительно раз в год.

Доктора, можно сказать, блаженно небожительствовали, потому что основная ответственность падала на сестер.

Противохолерные мероприятия чрезвычайно сложны, они выливаются в замысловатое противохолерное поведение, подлежащее доведению до автоматизма.

Все это очень напоминает Doom с его уровнями и препятствиями, тогда как докторам по чину показаны не стрелялки, а стратегии.

Здесь мало системы боксов с хитро расположенными дверями. Надо соблюдать строгую последовательность действий, которой я, конечно, не то что не помню, но и когда и не знал - как и в Doom'е. Меня убивали сразу.

Вошел, снял одно, надел другое, сверху - третье; шагнул, третье снял, бросил в таз с ядовитым раствором; проконтактировал с фекалиями, снял первое и второе, напялил третье, два шага вправо, четыре влево; переменил ядовитую жидкость единожды или дважды, вернулся, проконтактировал с фекалиями, снял третье, натянул четвертое; пятясь задом, вышел из игры.

Никто не проходил эту игру с первого раза.

Проигравшим доставался бонус.

Проблема

Скорая Помощь приехала по случаю самоубийства.

Виновник торжества был настырен в своем желании. Сначала он перерезал себе вены. Не помогло.

Тогда он решил повеситься. Порвалась веревка, и глотка тоже порвалась, но все остальное уцелело.

Прыгнул из окна девятого этажа, сломал руку.

– Какие проблемы?
– допытывался доктор.

Хрип:

– Да, проблемы, проблемы у меня.

– Какие?..

– Кабачки не могу есть.

– Почему??..

– Боюсь подавиться.

Репрезентативная выборка

Однажды мы дома долго и оживленно беседовали о сумасшедших домах.

Я вижу, что в обществе бытуют не вполне правильные представления об этих местах. Многие рисуют себе такие дома почти достоверно, но несколько перегибают палку. Выносят впечатления, в основном, из достаточно правдоподобных фильмов, где и атмосфера вроде передается, и дело поставлено на широкую ногу. Одна беда: в этих фильмах показаны сплошные психи. Бродят, в себе замкнувшись; рубят руками воздух, воют, визжат, бросаются на персонал с безумными мыслями, пророчествуют.