Натальная карта

– Хорошо, тогда давай собираться, – усмехаюсь я.

Хоуп выбегает из гостиной и устремляется в коридор. Поворачивая за угол, она совершает дрифт, скользя по плитке.

С того момента, как моя дочь решила, что экстремально входить в этот поворот – лучшее развлечение дня, я неожиданно понял, что поседею раньше времени. Да что там говорить, думаю, первые седые волосы появились у меня в день ее рождения.

Не то чтобы я имел честь увидеть первый вдох своего ребенка. Если говорить откровенно, то меня лишили даже точной даты ее появления на свет. Я нашел Хоуп около своей входной двери, как рождественский подарок под елкой.

До сих пор помню тот день, словно он был вчера.

Я подъехал к своему дому и заметил непонятный предмет на пороге. Мне пришлось несколько раз протереть очки и глаза, чтобы поверить в то, что это была детская автолюлька. Я шел медленными и почти невесомыми шагами, словно приближался к динамиту, который должен рвануть с минуты на минуту. Младенческий крик прорезал воздух, из люльки показались маленькие ноги размером с мой большой палец. Я подпрыгнул на месте и, наверное, прочитал несколько молитв. Одинокая малышка лежала в полусонном состоянии, смотрела на серое небо и… Сюрприз – ждала меня.

«Ей около недели, может чуть меньше, может чуть больше» – сказал врач, когда я привез крошечную Хоуп, которая, наверное, при желании могла поместиться в моих ладонях. Либо у меня руки великана, либо мой ребенок – лилипут.

Хоуп до сих пор выглядит очень маленькой для своих трех с половиной лет. Самая низкая в группе детского сада. Самая миниатюрная в балетном классе. Самая замкнутая… Везде и со всеми, кроме меня (спасибо, Господи) и жен моих лучших друзей.

Аннабель и особенно Валери – ее феи-крестные. Они начали махать своими волшебными палочками с того момента, как я заявился на порог своего лучшего друга Макса с маленьким человеком в руках. Все остальные находятся в каком-то личном списке дерьма Хоуп, и она лишь иногда удостаивает их взглядом.

Я сломал себе голову, размышляя над ее характером. В какой-то момент так отчаялся, что начал изучать гороскопы, но даже здесь жизнь показала мне средний палец. Потому что, черт возьми, знак зодиака зависит от точной даты рождения, а ее знает только мать-кукушка, оставившая нашего – нет, моего – ребенка на пороге, подобно продуктам из доставки. Лучше бы в записке, которую она так любезно засунула в одеяльце Хоуп, эта сука указала бы дату и время рождения, а не громогласно фразу: «Это был лучший секс в моей жизни».

– Папочка, рюкзак не застегивается.

Хоуп окликает меня своим тонким голоском, рассеивая пелену ненависти. Она обнимает блестящий белый рюкзак с Эльзой, откуда вываливается балетная форма и куча игрушек.

Я приседаю, чтобы хоть немного приблизиться к ее росту.

– Нам обязательно брать столько игрушек, Одуванчик? – ласково произношу я, перехватывая ее рюкзак с арсеналом кукол всех видов и подвидов.

– Кон-е-е-е-чно. – Она широко распахивает глаза, словно не понимает, как вообще такой глупый вопрос мог прийти ко мне в голову.

Что справедливо.

– Хорошо, беги обуваться, я застегну.

Хоуп целует меня в щеку. В этот момент я становлюсь самым счастливым человеком.

Когда она убегает, я смотрю на торчащую голову Барби-наездницы и решаю, что сегодня она никуда не поедет. Достаю ее и прячу за подушку дивана. Вечером Хоуп обязательно обрадуется этой находке, а пока что я побуду отцом-обманщиком.

Я хватаю с журнального столика ключи от своей новой машины. Радуюсь поездке, как ребенок, и победоносно застегиваю рюкзак.

Мы тратим еще пятнадцать минут на то, чтобы сквозь слезы Хоуп и мою дыхательную гимнастику договориться надеть кеды, а не шлепки с пингвинами, а затем устремляемся навстречу сахарной коме. Я молю Бога и всех святых, чтобы она не решила проверить в рюкзаке Барби-наездницу, потому что в таком случае истерика из-за обуви покажется всего лишь легкой встряской.

Хоуп резко останавливается около машины и с умным видом произносит:

– Заколка.

По-видимому, в нашей семье умна только Хоуп, потому что я ни хрена не понимаю.

– Что?

Хоуп закатывает глаза. Иисусе, она уже научилась закатывать глаза.

– Заколка, – произносит она громче с явным раздражением.

Мой разум лихорадочно пытается найти разгадку. Невидимая лампочка в голове загорается, оповещая о верном ответе.

Долбаная мигающая заколка с Хэллоу Китти. Валери где-то раскопала эту шутку и последнюю неделю Хоуп не выпускала ее из рук. Она ела с заколкой, спала с ней же, купалась, ходила в туалет, а также цепляла мне на волосы в тех случаях, когда боялась потерять.

– Детка, – начинаю осторожно, – ты же знаешь, что Аннабель не разрешает носить на занятиях такие заколки.

– Только в машине.

Переиграла.

Я считаю от нуля до десяти, чтобы не взорваться, а затем беру ее за руку, и мы возвращаемся в квартиру, где переворачиваем дом вверх дном в поиске проклятой заколки. Потом проходим второй круг шлепок и заканчиваем истерикой из-за проверки Барби-наездницы.

Я не строг к своему ребенку, и, скорее всего, какой-нибудь психолог из тик-тока сказал бы: «Обращая внимание на истерики детей, вы теряете авторитет в их глазах и даете им поводы для манипуляций». Серьезно? Кто вообще в здравом уме может не обращать внимания на истерику своего ребенка?

Во-первых, мне дорога моя нервная система.

Во-вторых, Хоуп может манипулировать мной до конца моих дней, потому что я действительно готов положить весь долбаный мир к ее ногам, если в ответ меня будет встречать яркая улыбка с ямочками на щеках, а не пустое выражение лица.

Если честно, то мне пришлось давно отказаться от всех этих «умных» видео о воспитании, потому что если после них проанализировать свои поступки, то звание «худший отец континента» гарантированно. А я и без того не могу претендовать на золотую медаль за родительство.

Мы быстро доезжаем до места назначения под аккомпанемент страданий Хоуп, вместе с моим «давай просто успокоимся».

И вот наконец-то наступает сахарная гармония.

Мы сидим в сквере недалеко от балетной студии Аннабель, которую она недавно открыла. Теплый весенний ветер обдувает наши лица, а кусок сахарной ваты вылетает из пальцев Хоуп, застревая в ее волосах. Детский смех разлетается, как звон колокольчиков.

– Не шевелись, – хохочу я.

Мои пальцы пытаются аккуратно достать сладкое недоразумение из кудрей Хоуп, чтобы они не слиплись, и нам не пришлось выстригать ещё один клок волос. На прошлой неделе карамельная конфета уже забрала с собой часть ее шевелюры.