Научи меня дышать

Мама проводит пальцем по завиткам рисунка.

Мне было пятнадцать, когда я впервые так рьяно захотел бросить вызов отцу. Это было за два месяца до моего отъезда в Америку. Никто не соглашался бить татуировку несовершеннолетнему, но пара лишних тысяч сверху помогли убедить мастера. В отличие от сестры у меня всегда были сбережения. Она получилась корявой и со временем рисунок исказился, но я ничего не стал исправлять. Эта работа является напоминанием, что я не имею права отказываться от своих желаний.

Она стоила мне домашнего наказания, лишения камеры и всех карманных денег, но мне было плевать. В тот день я чувствовал себя по истине счастливым.

— Ты промолчала, — напоминаю я.

— Я знала, как для тебя это важно, — она пожимает плечами. — Пусть я не совсем понимаю зачем наносить на свое тело подобные рисунки, но твой взгляд значил для меня гораздо больше.

Между нами повисает короткое молчание.

— На протяжении долгих лет, я видела, как ты упорно работал, достигал вершин, падал, поднимался. Как безумно тяжело тебе было. Но ты никогда не просил помощи, — она протягивает руку и касается моей щеки. — Даже когда вы потеряли ребенка, ты не показывал свои эмоции, хотя я видела насколько больно тебе было.

Я хмурюсь и отвожу взгляд. Мама пыталась со мной поговорить. Она приехала и пробыла в Нью-Йорке около недели, ожидая, что я пойду ей на встречу, но максимум, на что я был способен — сказать, что все в порядке и вновь закрыться в студии. Я не хотел слушать глупые слова сожаления об утрате. Какой в этом смысл? Мы ее потерли. Оставалось пережить эту чертову боль и принять тот факт, что ее с нами никогда не будет. Мама молча смотрела, как я разбирал детскую и складывал по сумкам розовые ползунки и пеленки. Как все отнес в приют, а потом напился до такой степени, что отключился в прихожей ее номера. Как на следующий день, отправился на работу, беззаботно стряхнув утрату со своих плеч, хотя с каждой секундой она разрывала меня на части.

Я делал вид, что все в прошлом, но на самом деле все еще не смирился с этой потерей.

Мама опускает руку и разглаживает край платья.

— Твой отец никогда не признается, но ему тебя очень не хватает. Он читает каждую заметку о тебе, слушает рассказы Вики, стоит ей вернуться из Нью-Йорка и нервничает, когда нам удается поговорить по телефону.

— Мне кажется, мы с тобой говорим о разных людях.

Даже в последнюю нашу встречу, отец предельно ясно выразился насчет моей работы.

— Нам всем не легко дается признание собственных ошибок, а таким гордецам как вы оба это сделать практически невозможно. Вы с отцом очень похожи, хоть ты и не хочешь этого признавать.

Видимо мама замечает мой недоуменный взгляд, потому что качает головой.

— Вот видишь, даже сейчас ты противишься этому. Да, он хочет, чтобы ты продолжил его дело, но это только из-за желания, чтобы ты был рядом с ним. Когда я узнала, что беременна вами, то я в жизни не видела более счастливой улыбки, чем у вашего отца. Богдан, он все сделает ради семьи, только дай ему шанс.

— Думаю для этого слишком поздно.

Если я слишком горд по отношению к отцу, то он сам виноват в этом. Это он раз за разом захлопывал передо мной дверь, и я больше не собираюсь в нее стучаться. И гордость — единственное, что у меня осталось, чтобы не упасть.

Она поджимает губы.

— Я не права, что так себя веду: вечно пытаюсь починить то, что сломано, но я не могу отказаться возможности вновь соединить нашу семью. Мне очень жаль, что меня не оказалось рядом в нужный момент и мне ничем не искупить вину перед тобой за годы, которые превратились в пропасть, но я сделаю все, чтобы сократить расстояние между нами.

Я лишь киваю.

Мама обводит взглядом гостиную и на ее губах появляется улыбка, когда она видит гитару Миры, стоящую в углу.

— Ты счастлив с этой девушкой? — робко спрашивает она.

— Да, — без раздумий отвечаю я. — Правда временами Мира делает меня сумасшедшим.

— Значит это и есть настоящие чувства. — она похлопывает меня по колену. — Когда ты познакомишь нас?

— Вот так сходу? Мам, а как же тысяча вопросов перед этим?

— Зачем они мне нужны, если я вижу, что ты счастлив и сходишь с ума. Я уже хочу познакомиться с этой девушкой.

— Я пока что не думал об этом. Возможно, после того как вернемся из Нью-Йорка.

Хотя Мира так мне и не сказала, полетит ли она со мной.

— Ты улетаешь? — ее взгляд впивается в меня. — Я думала, раз у вас все серьезно, то ты останешься дома.

— Я не могу бросить Майка, к тому же у меня все еще есть обязательства. Может Мира согласится пожить некоторое время в Америке, — я пожимаю плечами.

Мама смотрит на меня таким странным взглядом, что я не могу разобрать его. Но в груди появляется чувство, которое я испытывал в детстве, когда совершал ошибку и мама всегда давала мне время чтобы ее исправить.

Она слабо кивает, а затем встает.

— Я хочу на следующей неделе устроить семейный ужин и жду вас с Мирой вместе. Отказы не принимаются.

Снимаю с крючка ее пальто и помогаю надеть. Мама поправляет волосы и поворачивается ко мне. Она сжимает мои плечи, а затем прислоняется щекой к моей груди.

— Прошу тебя, дай мне шанс все исправить, — шепчет она и отстраняется. — Я не хочу вновь терять тебя.

***

— Почему не спишь? — слышу я тихий голос Миры.

Она облокачивается плечом о дверной косяк и с сонной улыбкой на губах, смотрит на меня. Ее волосы завязаны в небрежный пучок, несколько прядей свисают около лица, в тусклом свете я замечаю очертания груди под моей майкой. Во мне все трепещет от ее вида. Такого родного и привычного.

— Решил еще раз проверить снимки, — бросаю взгляд на экран ноутбука и вижу, что сейчас уже три часа ночи. — Я тебя разбудил?

Мира машет головой и направляется ко мне. Она садится рядом и кладет голову мне на плечо. Я даже не заметил, как провел за работой несколько часов.

— Нервничаешь?

— Отчасти. Если бы я находился в Нью-Йорке, то было бы проще проконтролировать некоторые моменты, но с акульей хваткой Риты, никаких оплошностей не должно быть.

— Эта женщина своего не упустит. Я слышала ее издалека, но даже на таком расстоянии она убедила меня сделать пожертвование.

Чем ближе день выставки, тем больше я не нахожу себе места. Несмотря на то, что я уверен в уже имеющихся снимках, где-то внутри меня все завязывается в тугой узел нервозности от которого я начинаю сомневаться в своей работе. На карту поставлено слишком много.

После того как ушла мама, мы с куратором еще два часа проходились по важным моментам выставки. Она сказала, что помимо городского управления пригласила еще несколько влиятельных людей, которые заинтересованы в том, чтобы построить в Бронксе торговый центр и предложить рабочие места исключительно местным жителям и тем, кто хочет начать жизнь заново.