Наука умирать

Лукомский вновь одобрительно кивал, даже хотел что-то сказать, но раньше его высказался Фёдоров, решительный, уверенный в собственной правоте:

— Русскую патриотическую армию, конечно, возглавят генерал Корнилов как главнокомандующий и генерал Алексеев как её создатель и идейный вдохновитель.

— Я заканчиваю, господа, — сказал Корнилов, словно не услышав Фёдорова. — В заключение ещё раз повторяю: во главе армии должен стоять один человек.

Корнилову официально поаплодировали, Алексеев поблагодарил его за содержательное сообщение и сказал:

— Разумеется, вы правы, Лавр Георгиевич, но ведь мы можем распределить роли. Я в своих руках оставлю финансовые вопросы и политику, внешнюю и внутреннюю, а вы всецело займётесь формированием армии и её управлением.

Корнилов был твёрд:

— Параллельная деятельность будет вызывать постоянные трения и, прежде всего, в финансовых вопросах, так как каждую копейку на организацию и нужды армии придётся испрашивать у генерала Алексеева. И политику тоже нельзя отделить от руководства армией. С развитием дела командующему придётся вплотную подойти к внутренней политике, если она будет в ведении другого лица, это опять-таки будет порождать недоразумения и трения. Да и внешняя политика: отношения с Центральной Радой обязательно будут зависеть от хода и направления военных действий.

В спор вмешался импозантный, знающий себе цену Милюков.

— Я не буду ломиться в открытую дверь, доказывая присутствующим здесь, насколько глубоко мы уважаем В Михаила Васильевича, и Лавра Георгиевича, и других генералов — патриотов России. Однако все мы — и Национальный центр, и Торгово-промышленный союз — хотели бы, чтоб начинающееся великое дело не погибло из-за разногласий между самыми уважаемыми участниками. Мне поручили заявить, что руководители аитибольшевистского движения могут рассчитывать на моральную и материальную помощь лишь при условии, что все они, а именно генералы Алексеев, Корнилов и Каледин, будут работать на Юге России совместно, распределив между собой роли и подписав соглашение, составленное между собой. Прошу вас не обвинять нас в бюрократизме. Письменное соглашение требуется не нам — мы верим русским генералам. Дело в том, что после того, как это соглашение подпишется, оно будет передано представителям Англии и Франции, от которых, как от союзников, мы можем рассчитывать на получение денежной помощи.

— И это главное! — воскликнул Лукомский. — То есть, конечно, не деньги, а то, что мы остаёмся союзниками.

— Мы можем свободно действовать в рамках этого соглашения, — сказал Алексеев. — Вы, Лавр Георгиевич, поезжайте в Екатеринодар и там совершенно самостоятельно приступайте к формированию частей Добровольческой армии, я буду формировать их на Дону.

Корнилов удивлённо развёл руками, сказал не столько с юмором, сколько с обидой:

— Если бы я на это согласился, то, находясь на таком близком расстоянии один от другого, мы, Михаил Васильевич, уподобились бы с вами двум содержателям балаганов, называющих к себе публику на одной и той же ярмарке.

Деникин полностью поддержал Корнилова, добавив при этом, что именно сотрудничество таких выдающихся русских патриотов привлечёт сердца тех, кто готов сражаться за Россию. Другие тоже высказывались в этом духе.

Марков устал следить за бесплодной дискуссией — все прекрасно знают, что, кроме Корнилова, командовать армией некому. Остальные разговоры впустую. Он ясно представил обстановку, о которой так убедительно говорил Корнилов, и уже думал о возможностях армии и о том, как они будут сражаться. Нет. Он никогда не отвергал настоящей военной науки. Чтобы принять решение, командующий и его штаб должны будут именно в соответствии с теорией рассчитать силы, расстояния, учесть наличие железных дорог и составов и множество других данных. Можно сосредоточить армию, сжать её в кулак и по очереди разбить все три группировки противника. Можно разгромить только главную группу, действующую на направлении Миллерово—Харьков. Остальные силы противника будут деморализованы, и армия продолжит движение к Москве.

Маркову пришлось прервать свои раздумья на самом интересном — на плане движения к Москве: опять выступил Корнилов.

— Мне представляется, что правильнее всего будет разделить наши с Михаилом Васильевичем функции следующим образом: я еду на Волгу, а оттуда — в Сибирь. Я знаю край, и меня там знают. Я бы мог создать в Сибири большое дело. А Михаил Васильевич оставался бы работать на Юге. Так будет лучше — никто друг другу мешать не будет.

Почти все приезжие посчитали своим долгом возразить: «Соглашение... Союзники... Материальная помощь... Корнилов, Алексеев, Каледин...» — эти слова звучали в каждом выступлении, в каждой реплике. Корнилов и Алексеев тоже вступали в дискуссию, но чувствовалось, что совещание идёт к концу. Марков, несмотря на свои отвлечённые раздумья, точно заметил, что Лукомский одобрительно кивал или выступал, поддерживая все предложения Корнилова. Антон Иванович Деникин при всей своей генеральско-купеческой солидности тоже не оставался безучастным: и кивал, и реплики подавал, но в основном в тех случаях, когда с предложениями были согласны и Корнилов, и Алексеев.

Составление соглашения о распределении функций решили поручить трём главным руководителям — Алексееву, Корнилову, Каледину. Последний молчал на совещании и молча согласился с поручением. По его лицу было видно, что мысли генерала очень далеко от споров о том, кто кем ждёт командовать. Корнилов попросил в помощь Александра Сергеевича Лукомского, и ему, конечно, не отказали.

Расходились небольшими группами. Деникин, Романовский и Марков шли мимо городского базара.

— Как вы думаете, господа, кто больше всех выиграл рогатом совещании?

— Разумеется, Лукомский, — мгновенно ответил Романовский.

— Деникин восхитился.

— Сергей Леонидович, вы идёте рядом с умнейшим генералом Генштаба.

— Для меня это не новость. И вообще мне надо заглянуть на базар за семечками и ещё кое за чем, благо, Алексеев содержание выплатил. А вы, Антон Иванович, в магазин за тортом для Ксении? День свадьбы назначили? После Рождества?

— Нет-нет, подождите, Сергей Леонидович. Точно определив победителя, Иван Павлович не высказал нашего отношения к факту победы.

— Вот этого я вам не скажу, — с хитрой усмешкой ответил Романовский.

— Так я вам скажу, — прорычал Деникин, сбросив свою помещичье-дипломатическую маску. — Мы попали я глубокую ...! Лукомский — масон! Всё это знают, и все молчат. Через месяц у нас будет не русская армия, а масонская. И мы должны этому помешать.

— Да, — задумчиво произнёс Романовский. — Конечено, он его сделает начальником штаба.

— Нет! — резко возразил Деникин. — Начальником штаба будете вы. Это я вам обещаю.

Марков бродил по базару, мысленно посмеиваясь над собой: вот она, оказывается, в чём военная наука, а вовсе не в выборе направления главного удара.

Горилку он пробовал на спичку: если горит и керосином не пахнет — можно пить. Но главная покупка — это карты для пасьянса. Свои, семейные, он забыл в Быхове, а без пасьянса вечерами тяжело.

Пробираясь по базару, непроизвольно оглянулся, почувствовав чей-то пристальный взгляд. В толпе среди серых шинелей, надвинутых на брови платков каких-то баб с мешками, казачьих тёмных папах и редких офицерских фуражек мелькнуло что-то знакомое. Кажется, неприятно знакомое. Марков отвернулся к рядам, нашёл что нужно: пожилая дама с неизжитой печалью на тонком петербургском лице продавала ёлочные игрушки, свечи, хлопушки, украшения, когда-то сверкавшие в рождественские праздники в её доме. Поверх старой шляпки платок — морозец.

— Сами не будете ёлку ставить? — спросил Марков.

— Некому, милый. Некому, — ответила дама и заплакала. — Внучков моих любимых бандиты-большевики побили насмерть в октябре. Юнкерами они были. Хотели Россию защищать. Хозяин умер — сердце не выдержало. И на родные могилки не могу сходить. Прибежала вот сюда к знакомым. Приютили. Продаю кое-что.

— Не плачьте, вернём мы вас в Питер к родным могилам, к родным местам. И ёлку поставите, а я к вам в гости приду.

— Дай вам Бог удачи, а я уж не доживу.