Наветренная дорога

Решив, что для возобновления отношений с гостиницей «Мирамар» мой приход не обязателен, так как в дневные часы никто комнатами не пользуется, я отправился ис­кать место, где можно было позавтракать.

Я пошел вдоль небольшой улицы, заросшей по обеим сторонам мелкими лилиями. Цветы были трех различных окрасок: желтые, ярко–красные и белые. В этом городе лилии росли повсюду и в некоторых дворах и на обочинах дорог заменяли траву. В одном месте преобладал один цвет, в другом — иной, но повсюду виднелись все три окраски. Мне говорили, что можно встретить еще одну, четвертую окраску — нежно–голубую, но я ее не видел. Лилии никто не высаживал, за ними не ухаживали, и ни у кого не возникал вопрос, откуда они появились.

Густые заросли лилий напомнили мне апрельский пейзаж флоридских низин, но там росли только белые лилии.

Вскоре я сбился с пути и неожиданно попал в cosa de bomberos [79] , где красная по­жарная автомашина сорокалетнего возраста, сверкавшая медным блеском, привела меня в восхищение. Машина была любовно начищена и так отчаянно стара, а на­чальник с такой гордостью и медлительностью ее показывал, что солнце успело об­жечь мне голову и аппетит так возрос, что я даже расчувствовался. Но основной при­чиной моей сентиментальности было сильное желание позавтракать, и, распрощав­шись, я отправился на поиски ресторана.

79

Здание пожарной команды ( исп.).

Я шел боковой улицей вдоль деревянных домов с верандами, расположенными на уровне мостовой, что напомнило мне Пуэрто–Лимон и Блуфилдс. Вскоре я выбрался на широкую улицу, где были китайские лавки, и, пройдя еще немного, увидел вывес­ку ресторана «Мэрфи» и площадь, находившуюся в двух кварталах от ресторана.

Ресторан «Мэрфи» я отыскал еще третьего дня. Здесь можно было отлично поесть, однако лишь после того, как вас переставали считать североамериканцем. В первый раз меня накормили фаршем из солонины, жареным картофелем и консер­вированным зеленым горошком, которые, по мнению большинства карибов, считают­ся настоящими национальными блюдами североамериканцев. Вскоре я нашел об­щий язык с хозяином ресторана мистером Мэрфи — жизнерадостным человеком средних лет, уроженцем Каймановых островов. Мистер Мэрфи быстро избавился от первоначального заблуждения относительно моих вкусов и был доволен тем, что я предпочитаю местные блюда. Чтобы доказать, насколько сильно мое предпочтение, я купил дюжину отличных омаров и принес их с собой. У Мэрфи был большой керо­синовый холодильник и отменная повариха. Я сказал хозяину ресторана, что, имея море под боком, можно угощать меня и более вкусной пищей. Уже в следующий раз меня накормили лучше, а сегодня мой неожиданный приход в полуденный час не вы­звал общего смущения.

– У нас сегодня черепаха! — сказал мистер Мэрфи.

– Приготовьте мне омара в придачу, — попросил я.

За большой дверью послышалось хихиканье поварихи, усмотревшей в моих сло­вах признание ее кулинарных способностей. Мистер Мэрфи открыл холодильник, вы­нул омара и передал его на кухню. Я вышел на улицу, чтобы умерить свое томление голодом за кружкой пива.

Когда я вернулся, омар красовался на столе, и я расправился с ним, запивая пи­вом. Затем десятилетняя подавальщица–индианка, необычайно напоминавшая японку, подала жаркое из черепахи. Несмотря на обыденное название, это блюдо, приготовленное из грудной части крупного самца зеленой черепахи, было изумитель­ным на вкус. Оно напоминало оленину, только было гораздо сочнее. Мистер Мэрфи рассказал мне, что мясо сначала выдерживают в вине, потом готовят с испанским луком и маленькими помидорами и что рецепт приготовления получен им из Сан–Ан­дреса. Я впервые ел приготовленную таким способом черепаху, и ее превосходный вкус меня удивил. После жаркого из черепахи были поданы черные бобы, рис, пече­ные пизанги, дольки нарезанного ананаса azucaron [80] и кофе.

80

Местный сорт очень сладкого ананаса (исп.).

Я заплатил по счету и, несмотря на ужасную жару, направился к городской площа­ди, которая в Бокас–дель–Торо называется парком Боливара.

Этот парк — миниатюрное повторение парка Варгаса в Пуэрто–Лимоне, где я ви­дел ленивцев. Так же как и в парке Варгаса, одна половина территории была густо засажена большими деревьями, а другая представляла правильной формы маври­танский сад, где цветы росли на геометрически ровных клумбах, по краям обсажен­ных пальмами.

Как ни тянула к себе прохладная полутьма тенистой части, пришлось все-таки пой­ти в Palacio de Gobierno [81] , стоявший в конце площади. Мне нужно было получить све­дения о Milla Maritima [82] — береговой полосе государственных земель, которая в Па­наме и Коста–Рике ежегодно сдается в аренду для промысла черепах и сбора коко­совых орехов. Использование этой полосы — одна из основных причин уменьшения численности черепах. Мне хотелось ознакомиться с существующими здесь правила­ми и порядком эксплуатации.

81

Губернаторский дворец ( исп.).

82

Приморская миля (исп.).

В Palacio [83] меня направили в одну из комнат, расположенную в конце длинного ве­стибюля. Приятная худощавая женщина, ведавшая делами по сдаче в аренду мест­ных государственных земель, предложила мне взять копию договора на аренду побе­режья Бокас — Сиксаола. Покуда документ перепечатывался, я вышел на улицу, направился в сумрак тенистой части парка и уселся на скамью.

Несмотря на раскаленность и ослепительное сверкание прилегающих улиц, эта часть парка удивительно напоминает парк Варгаса: тот же мягкий полумрак, контрас­тирующий с залитыми солнцем улицами, тот же приятный для глаз вид, словно смот­ришь сквозь воду, тот же холодок и тот же чистейший воздух. Прохлада тропических парков как бы осязаема и удивительно приятна. Значительная часть многословного описания парка Варгаса, о котором я рассказывал в другой главе, может быть с успе­хом применена к парку Боливара. Разница только в величине парка. Если вы помни­те, в Пуэрто–Лимоне пастбище для ленивцев состояло из двадцати восьми дере­вьев, здесь же их было всего лишь два. Но здешние деревья были огромными, с ши­роко раскинутыми густыми кронами, сбрасывавшими на землю мелкие круглые пло­ды. Я наклонился и поднял плод, он показался мне знакомым. Посмотрев на дерево, я увидел лоснящиеся стрельчатые листья, плоскую крону и ствол с отходящими вбок спутанными корнями. Тогда я понял, что передо мной те же индийские фиговые де­ревья, которые давали тень, убежище и пищу Весельчакам Питам из парка Варгаса, находившегося в двухстах милях к северу.

83

Дворец (исп.).

Удивляться тут было нечему. Деревья эти более всего пригодны для посадки в го­родах, так как они лучшие из всех даюших большую тень деревьев. В тропиках их можно увидеть повсюду: на площадях, на улицах и в парках Но не в этом дело. Самой удивительной была одинаковая свежесть воздуха, которую ощущаешь под всеми индийскими фиговыми деревьями, и об этой особенности вы не найдете ни единого упоминания в книгах по ботанике.

Чтобы сделать правильный вывод о причинах такой схожести воздуха, надо срав­нить плоды, стволы, листву отдельных деревьев. Однако пока что это кажется очень странным. Пожалуй, не менее странным, чем определение названия дерева по лазаю­щему на нем Весельчаку Питу.

Размышляя на эту тему, я взглянул кверху и вдруг увидел на ветвях темную, непо­движную массу. По опыту я знаю, что темные, неподвижные пятна на ветвях индий­ских фиговых деревьев почти всегда оказываются Весельчаками Питами.

Пренебрегая любопытными взглядами посетителей, я влез на скамейку и, защитив обеими руками глаза от света, стал всматриваться в темную массу. Она шевелилась! Какой-то ее выступ ритмично двигался, нанося медленные и малозаметные удары по самой массе. Вопреки здравому смыслу можно было предположить, что ленивец по­чесывается.

Можете ли вы представить мое волнение: два расположенных рядом дерева в цен­тре города и живущие на них ленивцы! Я пристально всматривался в кружевную кро­ну, но нигде не обнаружил второго темного пятна. Видимо, здесь обитало только одно животное.

Глубоко взволнованный, я обратился к сидевшей на соседней скамейке парочке и, показав на ленивца, спросил, откуда он здесь появился.

– Это Весельчак Пит! — сказала девушка, которая была метиской.

– Это ленивец! — сказал юноша, который был креолом.

– Знаю… Но как он очутился на этих деревьях?

– Он живет здесь, — ответил юноша.

Однако девушка явно отвергала версию о том, что Божественное провидение до­ставляет сюда ленивцев, и принялась объяснять своему спутнику и мне, откуда по­явились ленивцы. Оказывается, здесь работает сторожем старик креол из Пуэрто–Лимона. Время от времени он приносит сюда ленивцев. Животные не причиняют вреда, а старик любит их потому, что сам из Пуэрто–Лимона и ленивцы напоминают ему о родине.

– Вот он! — сказала девушка.

– Быстро оглядев парк, она показала на несколько сутулую, курьезную на вид фи­гуру человека с метлой, неторопливо сметавшего в кучу листья.

– Aquel viejito [84] , вот тот старик! — сказала она.

Я подошел к сторожу и попросил его рассказать о здешних ленивцах.

– Бокас–дель–Торо не такой хороший город, как Пуэрто–Лимон, — начал он свой рассказ, — но ленивцы на деревьях здешнего парка делают его немного похожим на парк Варгаса. Последнего ленивца я изловил на дереве цекропии вблизи кладбища и принес в парк недели три тому назад. Как и его предшественники, он отлично здесь прижился и вскоре родил детеныша.

84

Тот старик ( исп.).