Назад дороги нет

Встаю на ноги и принимаюсь мерять шагами кабинет, потому что какая-то странная энергия переполняет. Хочется сесть на мотоцикл и рвануть вперёд, не оглядываясь, и ехать, ехать, пока от скорости тошнить не начнёт, а ветер не проникнет под кожу.

— Чего ты носишься туда-сюда, будто тебя в задницу клюнули? Присядь, брат, нечего халявное электричество вырабатывать.

— И как она?

Я знаю, что Роджер при всей своей периодической придурковатости, всю жизнь остаётся моим другом и человеком, на которого могу положиться в любой ситуации.

— Ну… если тебя это вдруг интересует, она от мужа ушла.

— Что?

— Глухой, что ли? — усмехается и, затушив сигарету, потягивается, кряхтя от удовольствия. — Ушла, говорю. От мужа. Андерстенд или по слогам повторить? Могу даже на бумажке написать. Или на лбу.

— Не глухой, конечно.

— Ну, раз ты не глухой и не тупой, то дерзай — дорога открыта.

— Да я уже целый день только и делаю, что дерзаю, но она телефон выключила.

— Странно… — замечает Роджер, передёргивая плечами. — Куда это она делась?

Он о чём-то размышляет, глядя в одну точку и оглаживая бороду.

— Ладно, пытайся ещё дозвониться, а я поеду к Брэйну в больницу. Там Полька торчит безвылазно, авось, что и разведаю. Не вешай нос, гардемарин престарелый, всё будет в ажуре.

Роджер уходит, а я остаюсь сидеть на краю столешницы, рассматривая экран мобильного.

Вдруг телефон оживает, но вместо имени Ася на экране высвечивается “Карл”.

— Мы Волка нашли, — раздаётся в трубке, от чего меня передёргивает. — Срочно приезжай, разговор есть.

— Что стряслось?

Но Карл не утруждает себя ответом, и это наводит на мысль, что ничего хорошего меня не ждёт. Я давно уже перестал верить в лучшее.

Матерюсь от досады, хватаю ключи и за несколько шагов преодолеваю узкий коридор, ведущий к чёрному ходу.

— Артур, можешь быть на сегодня свободен, — говорю своему водителю, сажусь на мотоцикл и уезжаю в ночь, потому что понимаю: нужно торопиться.

Всё время порываюсь свернуть на обочину и снова набрать Карла, потому что неизвестность убивает. Какого хрена случилось с Волком? И какого чёрта гад белобрысый трубку бросил?

Еду окольными путями, дворами и тихими проспектами, лавируя и порой отчаянно нарушая, но через тридцать минут оказываюсь на въезде в промзону.

Покоя не дают мысли о том, куда Волк мог вляпаться. Тёртый же калач, матёрый, три военные кампании прошёл, десантник. Куда его черти занесли?

Минуя преграду в виде охранника на входе, здороваюсь со случайно встреченными одноклубниками Карла, целенаправленно следую к ангару, где свил гнездо из сухих веток и обломков чьих-то судеб наш мудрый альбинос.

Сердце гулко бьётся о рёбра, и мне кажется, что давно так ни о чём не переживал. Я многих в этой жизни потерял, со многими простился, но так и не смог привыкнуть к этому ощущению сосущей пустоты и сквозным дырам в сердце.

— Что стряслось? — спрашиваю, ворвавшись в помещение, залитое искусственным светом.

— Быстро ты, — говорит Карл, поднимаясь. — В общем, Волк с пробитой башкой нашёлся в одном богом забытом городишке. Вроде и недалеко, но так сразу и не сыщешь.

— Он живой?

Наверное, больше ничего меня сейчас так не волнует, как жизнь Волка — человека, поддержавшего меня однажды в моём начинании и следовавшего за мной рука об руку долгие годы.

Я умею быть разным, но всегда стараюсь помнить добро.

— Да, — кивает, поднимаясь на ноги. — Хвала всем подряд, живой. Но в полной отключке. Его прилично по голове оприходовали, все мозги, считай, вышибли.

Внутри всё сжимается в гневной судороге, и я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы не разнести вотчину Карла в пыль и пепел. Опираюсь кулаками на дубовый стол и, наклонив голову, тяжело дышу, словно марафон пробежал. Нужно успокоиться, чтобы не причинить кому-нибудь непоправимый вред. Психами и нервами делу не поможешь.

— Вик, но ведь Волк живой, об этом нужно сейчас думать, — успокаивает Карл, и голос его при этом почти тёплый. Ну, насколько для него это возможно. — А на ноги поставим, не парься.

— Меня больше волнует, как он там оказался, да ещё и с пробитой башкой.

— Вот этого не знаю. Пока не знаю. Он и нашёлся только благодаря парням из местного байк клуба. Очень маленького — не больше десятка членов, но парни надёжные, проверенные.

— Надо к нему ехать, — говорю, не допуская для себя других вариантов.

— Надо, — соглашается, — только не сразу. Отдохни пока, всё равно больницы ночами закрыты.

— Карл, не могу я отдыхать! Как ты не понимаешь? Я же лопну от нетерпения.

Чёрный ангел сжимает пальцами переносицу, тяжело вздыхает и переводит на меня взгляд красных глаз:

— Ничего с тобой не случится, — говорит, массируя виски. — Парни держат меня в курсе, всё там пока хорошо. Да и ночами посетителей в больницы не пускают, так что расслабься. Не надо тебе в таком состоянии никуда ехать, поспи чуток.

Киваю, а Карл протягивает мне ключи.

— Сам знаешь, что делать. В пять я тебя разбужу, тогда и стартанёшь. Как раз успеешь, здесь не очень далеко.

Не говоря больше ни слова, выхожу из логова Чёрного ангела и иду к дальним ангарам. Там, в одном из них, расположена комната, которую глава клуба использует для своего лежбища — ночует, когда домой ехать лень. Мы во многом с ним похожи — предпочитаем жить там, где работаем, чтобы не гонять пустоту и одиночество по гулким пустым комнатам.

Отпираю дверь и попадаю в просторное помещение со светлыми стенами и высоким потолком. Карлу много не нужно, потому здесь лишь широкая кровать и шкаф со сменной одеждой, а больше и нет ничего.

Отлично, мне тоже не до излишеств и шикарных интерьеров.

Избавляюсь у входа от ботинок, вешаю кожаный жилет на крючок, и он позвякивает множеством заклёпок. Снимаю митенки с рук, складываю на край кровати брюки, футболку и падаю ничком на мягкий матрац. Господи, как же я устал — наверное, только сейчас это понял.