Назад дороги нет

Одной рукой продолжаю играть с податливой грудью, а второй спускаюсь ниже, чтобы убедиться: Ася хочет меня так же сильно, я желаю её я. Когда ощущаю, насколько она горячая, выпускаю воздух сквозь сжатые зубы. Погружаю палец внутрь — медленно, аккуратно, почти загораясь изнутри, вспыхиваю, как чёртов факел, а валькирия обхватывает меня внутренними мышцами, выгибаясь и крепче прижимаясь ко мне, одним движением подводя к черте. Когда громко вскрикивает и дрожит от наступившего оргазма, а с губ срывается моё имя, понимаю, что не могу больше терпеть.

Ася всхлипывает, когда вхожу одним резким движением. Это невыносимо и так прекрасно одновременно. Подхватываю её под бёдра, развожу их в сторону и, нащупав трепещущий клитор, продлеваю её удовольствие. Ася кричит, мечется в моих объятиях, а у меня мозги плавятся от её страсти.

Оргазм сбивает с ног — обоих одновременно, мышцы на этот раз сокращаются вокруг члена, и мне кажется, что увидел ворота в Вальхаллу, до такой степени сейчас хорошо.

Нет, не просто хорошо — до невозможности прекрасно. Я уже и забыл, что секс может быть таким: уносящим куда-то вверх, лишающим воли.

— Снова охренеть, да? — спрашивает Ася, когда лежим в кровати, утомлённые и довольные до крайности. — Я тебя тоже когда-нибудь свяжу, вот увидишь.

Переворачиваю её на спину, нависаю сверху и заглядываю в глаза.

— Скажи сейчас честно: то, что я связываю тебя — нормально? В том плане, может быть, ты только ради меня на это идёшь?

Она обхватывает руками мои щёки и целует в губы — мягко и нежно, вкладывая в этой действо гораздо больше, чем можно было бы выразить словами.

— Витя, если бы меня что-то не устраивало, я бы давно уже об этом сказала, поверь мне. Просто… просто это кажется немного необычным. Нет, я знала, что так делают, но никогда не думала, что меня это коснётся.

— И каковы впечатления?

— Судя по всему, меня всё устраивает.

— Вот и чудесно. А меня тоже можешь когда-нибудь связать, разрешаю.

Она смеётся, а я перекатываюсь на спину, укладываю Асю себе на грудь и, поглаживая волосы, почти сразу засыпаю.

***

На часах девять утра, а я несусь по трассе, зажав в одной руке руль, а во второй — букет лилий. Они пахнут так одуряюще, что хочется нос заткнуть, но я ведь запомнил, что это любимые Асины цветы. Они и напоминают мне валькирию — такие же белые, сводящие с ума. Чёрт, вот никогда не имел желания дарить женщинам цветы, даже с Жанной таких мыслей не возникало, хоть и влюблён был до чертей перед глазами, но появилась Ася, и мчу с утра пораньше, чтобы купить букет. Чудеса…

Когда проснулся сегодня, валькирия ещё спала, доверчиво уткнувшись носом мне в плечо, а я вышел на улицу, чтобы покурить и вот, захотелось подарить ей цветы. Глупость, конечно, но почему-то кажется, что её слюнтяй муженёк не был большим поклонником романтики. Я, собственно, тоже так себе восторженный юноша с веником наперевес, но, как оказалось, благородные порывы мне тоже не чужды.

Сосновый бор тих и спокоен, и мерещится, что не осталось никого в целом мире — только я и Ася, которая так стремительно влезла мне под кожу, что и не вытравишь. Чувство к ней — татуировкой на сердце, и никаким лазером это уже не сведёшь. Любовь ли это? Не знаю, да и препарировать эмоции не хочется — хочется просто быть с ней, а об остальном подумаю как-нибудь потом.

Когда подъезжаю к “Солнечным просторам”, ворота уже открыты, радушно встречая всех, кто захочет заглянуть на огонёк и провести в сосновой, остро пахнущей хвоей и смолой тишине выходные. Мне, как официальному жителю, разрешили оставлять байк на стоянке для отдыхающих, потому можно уже не париться, что какой-нибудь утырок решит прокатиться на моём аппарате с ветерком.

Огромный букет мешает, почти бесит — он огромный, неудобный какой-то, но раз взялся быть романтиком, терпи. Редкие отдыхающие проходят мимо, кто-то здоровается, кто-то просто молча улыбается — в “Солнечных просторах” все на удивление приветливые, точно в какую-то параллельную реальность попал, где нет хмурых лиц и другой подобной шелухи. Или, может быть, я слишком счастлив сейчас, чтобы замечать такое дерьмо? Не знаю, не знаю…

Останавливаюсь, чтобы покурить в беседке, положив букет на железный столик с вензелями-узорчиками. Белоснежные лилии красивы и девственно чисты, и провожу пальцами по цветкам, ощущая прохладу слегка влажных лепестков. Подношу руку к лицу, закрываю глаза и вдыхаю сладкий аромат, думая, что жизнь действительно интересная штука, где за любым поворотом тебя могут ждать перемены.

В голове мелькает мысль, что нужно, наверное, придурку Генке бутылку коньяка послать — не реши он распустить свои грабли, я бы никогда не заметил Асю. Забавно, ничего не скажешь.

Выбрасываю окурок в урну, беру букет и иду к нашему домику. Нашему… как странно это звучит в контексте моей жизни, но мне нравится так думать.

Вдруг какой-то шум, голоса привлекают внимание, и я ускоряю шаг, потому что явно слышу возмущённые ноты в голосе Аси, а ещё какой-то, явно мужской, бубнёж. Это что там за херота происходит?

Дверь в домике распахнута, а я точно помню, что прикрывал её перед уходом. Какого долбаного чёрта? Да, точно, прикрывал, но не закрывал на ключ — в пансионате тихо и спокойно, и мне не хотелось, чтобы Ася чувствовала себя запертой в клетке, реши проснуться раньше моего возвращения.

— Я, мать твою, неужели непонятно объяснила? — орёт Ася, а я весь обращаюсь в слух, и каждый нерв натянут до крайности. — Ты как меня вообще нашёл?!

Судя по голосу, свидание у неё сейчас не из приятных. Неужели муж? И, правда, как нашёл-то? Сердце в груди гулко стучит, а кровь шумит в ушах яростным потоком, но делаю глубокий вдох, чтобы не позволить гневу затопить всё кругом.

— Ася, Асенька, ну выслушай же ты меня! — тьфу, такой неприятный козлотон, гнусавый какой-то.

Так, ладно, хватит прятаться, нужно посмотреть проблеме в глаза. Кладу букет на стул возле входа и переступаю порог домика. Хорошо, что здесь только одна комната, потому можно сразу оценить масштаб катастрофы, без лишних расшаркиваний.

От открывшейся взгляду картины в голове что-то щёлкает. Ася, замотанная в ещё пока целую простыню, стоит на кровати, возвышаясь, уцепившись в тряпку до побелевших костяшек, чтобы не упала ненароком. Во второй держит мой ремень, замахиваясь им на мужика в светло-серых боксерах. Да, блядь, он натурально стоит в центре снятого мною домика в своих драных труселях, рядом с моей женщиной. Мать его, сейчас точно кого-нибудь убью.

— Отвали от меня! От-ва-ли! — почти визжит Ася, а щёки покраснели так, что во тьме, наверное, видно было бы.

Голубые глаза сейчас кажутся просто огромными, и горят почти безумием. На секунду забываю обо всём и просто любуюсь своей валькирией, как всегда, неумолимой в своём гневе.

— Хочешь я перед тобой на колени стану, хочешь?! — возвращает к реальности противный голос незваного гостя.

— Я хочу, — говорю, а мужик подпрыгивает и резко поворачивается в мою сторону. Ой, тощенький какой, несчастный. — Становись, я жду.

Волосы непонятного оттенка торчат, лицо бледное, а голубиная грудка ходит ходуном от тяжёлого дыхания. Назвав его мужиком я, конечно, погорячился — пацан ведь ещё совсем. И вот это чмо трепало нервы моей валькирии?