Назад дороги нет
Шрифт:
Давно я не был так близок к тому, чтобы вспороть кому-нибудь брюхо.
— Дима, позови Слона, — прошу одного из охранников, и тот скрывается в сумраке коридора.
Из двери одного из кабинетов высовывается всклокоченная голова нашего программиста. Смотрит на меня круглыми глазами, поправляет очки, а я хлопаю его по плечу и заталкиваю обратно в комнату.
— Юрик, не высовывайся, — прошу даже почти любезно. — Целее будешь.
Он что-то восклицает, а я захлопываю дверь и, вытащив из кармана ключи, запираю комнату снаружи. Всё равно он способен сутками не выходить
— Дамы, минутку внимания, — говорю, зайдя в кабинет, где девчушки операторы принимают заказы на бронь столов и отвечают на глупые вопросы.
Те отрываются от экранов мониторов и скандируют чуть не хором:
— Добрый день, Виктор Андреевич!
Мои ж вы дорогие птенчики.
— Я сегодня почти добрый, потому через час собирайте шмотки и дуйте домой.
— Спасибо, Виктор Андреевич! — щебечут, расцветая улыбками, а одна даже в ладоши хлопает.
Надо бы программиста не забыть отпереть, а то протухнет ещё за компом своим.
С моим возвращением работа в “Бразерсе” показательно закипела — бегают, суетятся с одинаково сосредоточенным выражением на унылых лицах. И хоть ребята Карла, которых он делегировал в качестве усиления, справились со своими обязанностями на все сто, но всё равно не идеально, — вон, охрана массово на перекур бегает. Понимаю, что моё понятие об идеальности претит большинству нормальных людей — я ещё тот тиран, привыкший держать управление клубом в железном кулаке, зная тут каждый уголок, ввинчивая когда-то, много лет назад, каждый болтик.
“Бразерс” — моё детище, моя отдушина и дело всей жизни. Это потом появилась “Жажда жизни” — сеть клиник по лечению от наркозависимости, изначально был только клуб. Иногда, оглядываясь назад, мне вообще кажется, что ничего, кроме “Бразерса” у меня и не было никогда.
— Ася, хочешь кино посмотреть? — спрашиваю, войдя в кабинет.
Нельзя ей здесь быть, когда приедут Роджер с Карлом, а они уже на подъезде, чувствую это. Мы с ними за столько общих лет до такой степени вросли друг в друга, что не разорвать, потому и без слов и звонков телефонных понимаю, что эти черти уже где-то рядом.
Пока меня не было, Ася сидела за моим столом и рассматривала мотожурнал. Судя по выражению лица и напряжённой позе, пыталась во что-то даже вникнуть. Поднимает голову и непонимающе смотрит на меня, а я беру её за руку и вывожу в коридор.
— Мне сейчас нужно решить пару производственных вопросов. Решать их могу не очень красивыми методами, не хочу, чтобы тебя зацепило. Понимаешь меня?
Сейчас не время разводить рыцарскую болтовню. Пусть знает, что я могу быть разным, так снимется большинство вопросов в будущем.
— Буянить будешь и ногами топать? Пена, наверное, изо рта пойдёт, как у бешеного пса, да?
Смеётся, но в глазах застыла тревога.
— Постараюсь обойтись без припадка. Но всё равно, в клубе слишком много интересного, чтобы проводить этот прекрасный день рядом со мной, тираном и деспотом.
— Только не убей никого, хорошо? — просит и послушно идёт за мной. Не знаю, шутит она или вправду тревожится, но постараюсь
оправдать её надежды и никого не прихлопнуть ссаной тапкой, как таракана.— Тут где-то телевизор, что ли? — отвлекает от раздумий Ася, а я отрицательно машу головой. Ха, телевизор.
Когда рухнул Союз, всё начали активно распродавать, пускать с молотка и планомерно херить. Тогда воровали все, загребали под себя любую копейку, главным было не сдохнуть в этом адском котле радикальных перемен. Одним из первых под раздачу попал главный кинотеатр города, в котором имелись четыре просторных кинозала, кафе и сувенирная лавка. Даже огромная статуя известного поэта и эпических размеров пальма украшали холл второго этажа — сказочное место.
Кинотеатр продавали, выкупали, ремонтировали и снова ломали, буквально пустив по рукам. Не осталось статуи известного поэта, афиши выгорели на солнце, а центральный холл почти уже не напоминал себя прежнего. И я выкупил часть здания, где и открыл “Бразерс”, быстро ставший культовым местом для многих и многих. Я вдохнул жизнь в разрушенную переменами память, наполнил кипящей энергией каждый уголок, вложив слишком много времени и сил во всю эту авантюру. Но результат того стоит.
Провожаю Асю в самый дальний зал клуба — вечно сумрачный и заполненный тихими звуками разговоров и громкими — фильма.
— Ого! — восклицает, когда провожу её к одному из столиков. — Это же кинотеатр, настоящий экран!
— Да, он самый. Я сохранил один из кинозалов.
Ася восхищённо обводит взглядом полутёмное помещение и садится на один из стульев возле круглого чёрного столика.
Подзываю официанта, прошу обслужить гостью по высшему разряду.
— Отвечаешь за неё головой и месячной зарплатой, понял? — спрашиваю, ловя официанта на излёте.
— Конечно-конечно! — суетится Гриша и прикладывает руку к банданистой черепушке. — Всё будет в лучшем виде.
— Смотри мне.
И ухожу разгребать угольной лопатой накопившиеся проблемы. На экране крутят “Касабланку” и, бросив взгляд на столик, за которым сидит моя валькирия, вижу, с каким восхищением она следит за происходящим на экране.
Вопреки ожиданиям и сложившимся стереотипам, в “Бразерсе” не крутят круглосуточно кровавые боевики и порнуху. Старый Голливуд, классика фильмом Феллини, творения Ларса фон Триера — вот то, зачем сюда приходят люди. Пусть многие считают байкеров — малообразованным быдлом, мыслящим исключительно матюгами, но это их право — думать о нас, что им хочется.
— Виктор Андреевич, вы меня вызывали? — спрашивает Слон — наш старший бармен. Он топчется возле закрытой двери кабинета, сжимает и разжимает кулаки, а я и так знаю, что ладони у него потные. Небось, от нервов даже задница в мыле.
Я сразу понял, что бармены в доле. Не мог утырок Борисов провернуть всё это сам, никак не мог, потому и отвечать им тоже всем вместе. Пока за барную стойку поставил одного из парней Карла — как-нибудь справится, зато Слон никуда не денется от меня, из моего кабинета не слиняет. В это же время его подчинённые уже съезжаются в клуб из разных концов города, думая, что едут на обычное собрание. Ну-ну.