Назия просит обойтись без поминок

– В итоге вы извиняетесь перед ней?

– Нет. Слова тети Долли продолжают крутиться в моем сознании следующие несколько лет, особенно после одного случая в средней школе, когда моя одноклассница Садия перестает общаться со своей подружкой Найлой, потому что та поцеловала ее в щечку. «Она думает, что я хочу спать с женщинами, – с издевкой рассказывает она шумной толпе школьниц на перемене. – Найла чертова лесбуха!» Злорадство Садии меня задевает, заставляя сделать неприятный вывод о том, что за моей матерью числится тот же грешок; что она тоже «чертова лесбуха». Во мне просыпается глубокое отвращение. Когда мама на работе, я открываю ее ящики и просматриваю ее дневники, ищу любые намеки, которые могли бы подтвердить мои догадки. На страницах ее тетрадей, среди пятен чернил, я читаю подробности ее супружеской жизни с папой, которые мама скрывала от меня, – то, как сильно она страдала из-за его исчезновения. С каждой новой записью передо мной вырисовывается образ ДМК как банды буйнопомешанных головорезов, что идет вразрез с папиной слепой преданностью этой партии. Между этими записями находится всего один короткий абзац о ее дружбе с тетей Долли. Мама пишет, что их отношения – словно дождь после засухи в пустыне, побег от болезненного прошлого с папой.

– Как вы себя чувствуете, читая эти записи в дневнике?

– Мне жаль мою мать. Но некоторые ее слова меня злят.

– Почему?

– В паре записей она упоминает о своей интрижке с дядей Фаридом. Было неправильно так поступать с тетей Долли.

– Только это вас злит?

– В одной из записей говорится о телефонном звонке от папы, – сказала Сабин, внезапно притихнув, будто она девочка, вспомнившая, что нельзя читать мамин дневник. – Если ее дневнику можно доверять, то много лет спустя папа вернулся и хотел меня повидать. Но мама запретила ему, потому что считала, что он лишился своего права волноваться обо мне. Я читаю это, и меня охватывает ярость. Как мать приняла такое важное решение, не посоветовавшись со мной?! Она могла хотя бы спросить меня, хочу ли я видеть отца.

– В итоге вы спрашиваете ее, почему она так поступила?

– Нет. Мне не хватает духу. Я просто продолжаю читать ее дневники, чтобы найти ответы на свои вопросы.

– Мать знает, что вы читаете ее дневники?

– Не уверена, – сказала Сабин, подумав. – Она всегда держит их в ящиках. Но однажды я нахожу ее текущий дневник на прикроватной тумбочке. А на следующей неделе – на подушке. Еще неделю спустя я замечаю, что она загнула края у нескольких его страниц. Мой детский ум гадает, значит ли это, что она хочет, чтобы я прочла именно эти записи. Так продолжается несколько недель, пока мама вдруг не начинает дружить с дядей Асфандом.

– Почему же? – требует пояснений Салман. – Что меняется, когда она начинает с ним дружить?

– Она вроде как вообще перестает вести дневник. Я продолжаю рыться в ее ящиках, искать тетради, которые мать заполняет своими мыслями. Но ничего не нахожу. Сперва я думаю, что она спрятала их в каком-то новом месте. Но спустя несколько недель осознаю, что она просто больше не ведет дневник. Ей это не нужно. То время, что она тратила, чтобы излить свои мысли на бумагу, она теперь проводит с дядей Асфандом. И общение с ним, кажется, заменяет ей дневник.

– Что вы чувствуете по этому поводу?

Сабин вспоминает, как подростком проснулась в холодном поту от кошмара, в котором мать ее бросила. Она подавила крик, сделала глубокий вдох и включила настольную лампу. Залпом выхлебав стакан воды, девочка заметила, что мамы нет рядом с ней в постели. Встревожившись, она побежала к двери и выглянула на веранду. И ахнула от ужаса, когда увидела, что мать обнимается с дядей Асфандом, а затем идет с ним в гостевую спальню.

– Я не знаю, как реагировать, когда вижу, что она заходит с дядей Асфандом в ту комнату, – сказала Сабин Салману. – Меня тянет постучаться к ним и под каким-нибудь предлогом вернуть ее. Но я подозреваю, что она не пойдет. Снова ложась спать, я молюсь, чтобы дядя Асфанд умер, чтобы мама перестала проводить ночи с ним. Но господь всегда умел игнорировать мои молитвы и исполнять все с точностью до наоборот. Здоровье дяди ни капли не ухудшается, и он продолжает проводить время с моей мамой.

– Когда вы начинаете терять терпение? – вернул Салман девушку в водоворот ее боли. – Давайте вернемся в тот момент.

– Все начинается, когда тетя Пино приезжает навестить маму. Я ее до этого не встречала, но мама говорит, что они дружат с самого детства. Би Джаан очень рада ее видеть, хоть и говорит мне, что тете Пино не стоит доверять, потому что она всегда жаждет заполучить то, что есть у мамы. Даже тетя Наурин выходит из своей скорлупы и долго болтает с тетей Пино, чем очень меня удивляет, ведь всякому общению тетя предпочитает компанию своих потрепанных книг.

– Каково ваше первое впечатление от тети Пино? – спросил Салман, покашливая.

– Я думаю, что ей стоит добавить красок! – хихикнула Сабин. – Это впечатление сохраняется и в следующие месяцы, когда она начинает навещать нас чаще. Она всегда надевает серый шальвар-камиз и небрежно заплетает косу. Даже паранда у нее серая. Я не понимаю, как можно одеваться настолько уныло. Когда я говорю это маме, она бранит меня за бестактность. «Муж тети Пино умер в этом году. Она не хочет надевать ничего яркого, пока не пройдет год». Постепенно я узнаю тетю Пино ближе, она начинает надевать яркие курты и распускать волосы по плечам. Ее не назвать красавицей, но в ней есть некая грация, которая добавляет ей шарма.

– Почему из-за тети Пино вы становитесь нетерпимой по отношению к матери?

Постепенно Салман потерял интерес к длинному монологу Сабин. Он намеревался пореже вмешиваться в него, чтобы девушка могла излить все свои тревоги и обиды на мать. Но поначалу она напомнила ему Захру, а теперь Салман понял, что Сабин ни капли не похожа на его дочь. Захру Господь сделал умной не по годам, и она всегда умела поддержать родителей одним своим присутствием.

За эти годы Салман убедил себя, что Захра пыталась уговорить мать не уходить, потому что не хотела, чтобы родители разлучались. А Сабин была инфантильной, незрелой и жестокой. Слушая ее рассказ, Салман хотел отчитать девчонку за то, что она была так бестактна с матерью, которая лишь пыталась защитить дочь. Ему подумалось, что из-за его собственной расслабленности и блуждания мыслей Сабин от сытого, беззаботного детства до манеры тети Пино одеваться они лишь зря потратили время. Он выглянул в окно, сперва подняв взгляд в темное, беззвездное небо, а затем опустив его на грузовики, ехавшие по бульвару Сансет. «Время позднее. Нужно поскорее завершить этот сеанс».

– Тетя Пино все время со мной разговаривает, – сказала Сабин. – Спрашивает меня о матери. Хочет знать, что она пишет и как часто. Я достаточно проницательна, чтобы понять, что она завидует писательскому успеху моей матери. Я говорю ей, что не читала маминых книг и мне даже отдаленно не любопытно, что за истории она пишет.

Вскоре тетя Пино начинает задавать вопросы о том, что ее вообще касаться не должно. Спрашивает, дружит ли мама с дядей Асфандом. Я вру ей, потому что не хочу, чтобы тетя Пино подумала о маме дурно. Иногда она привозит мне сладости и новые платья и берет меня покататься на машине. Эти поездки ни капли не похожи на наши с мамой прежние экскурсии по Карачи. Мне неловко оттого, что тетя Пино беспрестанно выпытывает, скучаю ли я по отцу. «Ты с ним виделась с тех пор, как он уехал?» – спрашивает она как-то вечером, когда мы едем по бульвару Шахра-э-Фейсал. «Нет, не думаю, что он хочет меня видеть», – снова вру я, холодно опровергая то, что прочла в мамином дневнике. «Это не значит, что ты по нему не скучаешь», – возражает тетя Пино. Она продолжает меня допрашивать, и в итоге я сдаюсь: признаюсь ей, что никто, кроме нее, не хочет говорить со мной о папе, что мама вот уже два десятилетия держит рот на замке и не рассказывает, где он.

С этого дня у нас с тетей Пино возникает особая связь. Она ходит со мной гулять несколько раз в неделю и рассказывает мне все, что знает об отце, – или, по крайней мере, то, что помнит. Никто не ставит под сомнение нашу с ней крепнущую дружбу – никто, кроме Би Джаан.

– Вот как? – бросил Салман натужным шепотом. Он колебался, что прозвучит уместнее: вопрос или утверждение.

– Да. Она все еще не доверяет тете Пино. Но я говорю ей, что раз маму устраивает моя дружба с ее подругой детства, то какая-то старая экономка мне точно не указ.

– Значит, так… – раздраженно выдохнул Салман, не желая прощать нотки высокомерия в ее тоне. – Как ваши отношения с тетей Пино делают вас нетерпимой к матери?

Сабин вздыхает, раздраженная тем, что он повторил вопрос.

– Чем больше времени я провожу с тетей Пино, тем больше вижу ошибок, которые сделала мать. Она ведь просто выдернула меня из отчего дома и переселила в совершенно новое место. Она ждала, что я забуду отца так же легко, как она. С годами я понимаю, что она согласилась на отношения с дядей Асфандом из-за желания создать для меня тихую гавань. Может, он угрозами принудил ее к сексу? Этот вопрос я не смею задать никому, даже тете Пино. Я просто научилась верить, что в этих отношениях был элемент принуждения, – так мне удавалось меньше ненавидеть мать. Но тетя Пино заставила меня посмотреть на мать не как на жертву, а как на хищницу.