Не бракованная

Кристина приобняла Марка, что-то взяла из его рук и пошла в школу. Учительница повернулась на парня, почти зайдя в здание обучения. Пришлось подойти к окну поближе, чтобы увидеть девушку. Марк отрицательно покачал головой, смотря на учительницу, и Кристина вошла внутрь.

Парень сделал шаг назад, прикладывая к бровям прямую ладонь. Он смотрел на меня. Я была замечена.

«Ангелина, отвернись», – сказала я себя.

Но я не могла. Каблуки туфель прилипли к полу, взгляд закрепился на его глазах, незаметная тонкая нить привязалась от меня к Марку. Я не видела её, но ощущала, как свербит в груди от закрепления моей душевной паутинки к его отчуждённому взгляду.

Меня дёрнули за плечо и толкнули вниз, чтобы я упала. Разные глаза не отпускали меня и тогда, когда я упала на колени: я всё так же смотрела на Марка, как и он на меня. Неразделимым. Неразрывным. Взаимосвязанным взглядом.

– Тебе нужно на урок, что ты здесь делаешь? – Кристина стоит надо мной. Она берёт мой подбородок в пальцы, и поворачивает мою голову на себя. Марк исчезает, появляются ноги учительницы.

Я не ощущала боли в коленях и жжения на коже, пока не пришла в себя.

– Я не хочу делать этого, но ты должна быть на уроке, – я подняла взгляд на Кристину, она посмотрела за окно, кивнула и вынула из кармана пиджака прозрачный пакетик с чем-то мелким, рассыпчатым. – Наказана, – дрожащим голосом промолвила она и взяла из пакетика щепотку чего-то чёрного.

Взмах рукой в мою сторону – режущая боль в глазах, слёзы обильно потекли на щёки. Першение в горле, раздирает в носу, но не чихнуть.

Визжу, хватаясь руками за лицо. Глаза не открыть, точно бы слизистую оболочку сожгли. Кашляю, не могу сделать вдох, от этого сухость в горле возрастает. Дёргаюсь на полу, как червяк на которого наступили. Перестаю чувствовать глаза, забываю, как дышать. Раны на губах усиленно щиплет, я чувствую, с них потекли ручейки крови. Кричать – всё, что в голове, остальные мысли затерялись в боли и жжение. Но крик не выходит, лишь кряхтение. Я в полуобморочном состоянии.

– Ангелина, Ангелина, – голос Кристины пробирается в голову, но он тихий, в отличие от моих стонов.

Она пытается помочь встать, но я не хочу этого делать, мне нравится лежать на холодном полу, и бить себя по лицу, размазывая по коже слёзы.

– Зачем я послушала его, – не могу знать, плачет ли она, ведь глаза не открыть. Больно, как от шквального огня.

От ощущения ослепления я оказалась в дезориентации, но Кристина подняла меня и куда-то повела. Через миллион секунд, как мне показалось, я почувствовала воду на лице, и через долгие минуты, но глаза открыла. Размытое лицо Кристина прямо передо мной. Она гладит меня по голове, и кого-то проклинает, медленно двигая губами.

Учительница привела меня в класс и посадила на место. Я не могла писать, глаза ещё полностью не восстановились, я видела сквозь матовую плёнку.

Я заслужила наказание. Я не пришла на урок вовремя, ведь меня остановил Марк, он смотрел на меня с улицы, и я не могла… Нужно признаться… Я не хотела отворачиваться.

Под конец урока этикета, я смогла запомнить на слух разновидности скатертей, вилок и ложек. По чуть-чуть я вливалась в эти знания, и чувствовала, как они начинают мне нравится. Голос у Кристины приятный, ритмичный и нежный, она говорит с нами, как человек с человеком, как женщина с женщиной.

Не хочу меняться, но не могу сопротивляться демонам, которые считают, что лучше выучиться и забыть школьные дни в доме нового мужа.

Губы воспалились, я шевелила их с трудом. Глаза приходили в себя, но медленно. На физкультуре я видела всё ещё нечётко. Марк проводит разминку, а мне сложно разглядеть, какую позу мы принимаем. Он лежит, я продолжаю стоять. Он встаёт, я ложусь. Парень молчал, ничего мне не говорил, он же видел, что со мной случилось, но разве его это волновало.

– Десять минут по кругу.

Спортивное поле находилось за зданием школы. Вся поверхность в искусственной траве, что давно отцвела. Около ограждения поля трава покрашена в коричневый цвет по кругу. Это место предназначалось для бега. Мы выстроились с девочками за полосой с большими буквами старт, и ждали разрешения Марка.

– Десять минут. Я не скажу, когда оно кончится. Сами посчитайте, – хлопок в ладоши.

В минуте 60 секунд, буду бежать и считать. Десять минут это долго, когда практически ничего не видишь – ещё дольше.

Бегу не спеша, спешить-то и некуда. Вот если бы я сбежала за ворота школы, то ускорилась бы.

Мимо меня пробегают девочки, они боятся, что их накажут за медленность. Но такого указа не было, так что бежим ещё восемь минут.

В лёгких осталось то, что Кристина в меня кинула, поэтому задыхаться я начала раньше других.

Лёгкие стиснулись, уменьшились до горошины, воздуха поступало мало, недостаточно для обычного человека.

Тело шатало по сторонам, глаза снова заслезились, я предчувствую беду. Врезаюсь боком в забор, руку царапают прутья, я падаю, прокручиваюсь по колючей коричневой полосе, хватаюсь за лодыжку, начинаю реветь от боли.

– Ангелина, какого… – Марк не договаривает, подбегает, оценивает повреждения кожи руки, хватая руку за локоть и приподнимая.

На сегодня мне хватит. Я ослабела и заревела, вырывая раненую руку. Ложась в позу эмбриона, я держалась за подвёрнутую лодыжку, и лила слёзы. Не хотелось никуда уходить, мне нужно отдохнуть. Морально я выматывалась, сдавалась, ломалась.

– Бегайте, пока я не вернусь, – указал Марк, хватая меня на руки.

Я не дёргалась, когда его сильные руки подняли меня, поправили, немного подкидывая. Его раздражали мои всхлипы, от Марка исходили тяжёлые вздохи, он закрывал глаза, потом открывал их и закатывал.

Я обняла его за шею, чтобы не упасть, и неосознанно коснулась пальцами коротких волос. Они покалывали, слегка впивались в кожу, и мне так стало от этого приятно,

что я уложила ладонь на его затылок. Марк молчал, ни одного слова, чтобы остановить поглаживания его головы моей рукой.

 Пальцы Марка, скользящие по бёдрам, восстанавливали душевное равновесие. Я понимала, что он накажет меня за раны, и сердце, бурно стучащие, тоже готовилось к ужасу последствий.

– Как ты могла на ровном месте свалиться, – он внёс меня в дом. Я закрыла глаза, чтобы не видеть гостиную, которая мне изрядно надоела.

Такие плавные движения, когда меня несут, такие тёплые руки, на которых я лежу, такие нежные подушечки пальцев, скользящие по голой коже, где вздёрнулась блузка.

– Что ты теперь сделаешь со мной? – щека прижалась к мокрой майке парня. Я открыла глаза, вонзаясь взглядом в его острый подбородок.

– Накажу.

– Как?

– Оставлю без ужина.

– И всё?

Слишком просто. Не верю.

– Ты уже лишилась нормального зрения на целый день.

– Куда ты несёшь меня?