Не буди во мне зверя
Шрифт:
Я уже не сомневалась, что попалась в расставленные для меня сети, хотя и не понимала, зачем им это понадобилось.
Я могла долгие месяцы колесить по всей стране, испытывая на себе все «прелести» пси-воздействий, без всякой надежды отыскать место, откуда они исходят.
«Или я ошибаюсь? И мое нынешнее местопребывание не имеет никакого отношения к тем, кого я пыталась отыскать?
А может быть, это вообще — психушка?..»
Эта «забавная» мысль показалась мне настолько правдоподобной, что заставила еще раз с пристрастием изучить мою «палату» во всех подробностях.
Уже с новой точки зрения.
И
«Но, может, „психам“ оно и не полагается? Господи, только этого мне не хватало…»
Тут же в моей голове родилась вполне убедительная версия моих ночных похождений:
«Все, что ты считаешь своими воспоминаниями, вполне может оказаться обычным бредом, и тебя просто забрала „Скорая“… Возможно, ее вызвал Семен, отчаявшись привести тебя в чувство…»
— Но я же сама приехала сюда на машине… — попыталась я опровергнуть свои неприятные подозрения, но запнулась на полуслове, потому что и вся эта поездка вполне могла оказаться плодом больного воображения.
— Да нет. Я же прекрасно помню… — снова я успокаивала себя, но в этот момент подумала, что и поцелуи невидимого любовника тоже помнила довольно отчетливо. А это, вне всякого сомнения, было диагнозом. Для любого психиатра.
«Но на мне же нет смирительной рубашки», — привела я последний довод в защиту собственного психического здоровья, хотя и понимала неубедительность и наивность аргумента.
Но подобная версия меня совершенно не устраивала еще и по той простой причине, что была тупиковой. Если бы она подтвердилась, то мне бы ничего не оставалось, как сидеть сложа руки и ждать, когда меня отыщет Гром и вызволит отсюда. Если до тех пор местные коновалы не «залечат» меня до полного отупения.
Вторая версия была еще неприглядней. В кратком изложении она выглядела так:
«Пси-террористы и местные психиатры — это одни и те же люди. Доведя своими воздействиями человека до „умопомрачения“, они уже на законном основании заполучают его в свои руки в качестве пациента и здесь под видом лечебных процедур вольны творить с ним, что только заблагорассудится вплоть до операции на мозге».
Все это напоминало фильмы ужасов и грозило окончательно испортить мне нервную систему.
Я в самой категоричной форме запретила себе развивать эти версии и поспешила направить свою фантазию в иное русло.
«В конце концов, если одна из них подтвердится, то я смогу убедиться в этом в самое ближайшее время», — подумала я, а до тех пор решила не терять понапрасну времени и придумать что-нибудь повеселей.
Под «чем-нибудь повеселей» я подразумевала версию, по которой попала в руки пси-террористов, не заинтересованных в моих дальнейших расследованиях и предпочитавших иметь меня в качестве пленницы.
«Итак, начнем с самого начала», — решила я, но в этот момент поняла, что больше всего на свете хочу пить и не могу заставить себя думать ни о чем другом.
Но ни графина с прохладной чистой водой, ни других вожделенных для меня источников в комнате не было. И меня это разозлило.
— Воды, по крайней мере, могли бы оставить, — прошипела я, так как пересохшие связки отказывались производить любые другие звуки, кроме шипения.
У меня был выбор:
или терпеть жажду до предела своих возможностей, или все же попытаться достучаться до своих мучителей.И я выбрала второе. Не последнюю роль в этом выборе сыграло элементарное нетерпение — мне хотелось получить максимальную информацию о своем реальном положении. И чем быстрее, тем лучше.
И я принялась барабанить в дверь своей «камеры пыток» с упорством взбунтовавшегося заключенного.
Но этого скорее всего никто не заметил.
А если и заметил, то демонстративно проигнорировал.
Только вернувшись на кушетку, я сообразила, что все мои вещи, включая документы и оружие, попали в руки моих «гостеприимных хозяев», а это значило, что они прекрасно понимали, что за птичка залетела к ним в клетку, и вряд ли захотят отпустить меня подобру-поздорову.
Поэтому если на самом деле окажется, что я в сумасшедшем доме, то, пожалуй, это будет означать, что еще легко отделалась.
В любом другом случае я могла считать себя покойницей.
Это открытие настолько поразило меня, что заставило позабыть о мучившей меня жажде и попытаться найти выход из моего очевидно безнадежного положения.
Я восстановила в памяти события последних дней. И все сомнения развеялись как дым.
С первого дня я была у них «на крючке» и теперь удивлялась собственному легкомыслию. Только благодаря ему я сознательно игнорировала те сигналы тревоги, что посылало мне подсознание. И с упорством, достойным лучшего применения, шла навстречу собственной гибели. И, кажется, достигла сегодня в этом направлении «конечного пункта».
«Ну разумеется, — ругала я себя, — еще в тот момент, когда они испортили тебе магнитофон, было понятно, что они тебя „запеленговали“ или как там они это делают.
Но ты, как бабочка на свечу, летела прямо им в лапы. И добилась своего. Можешь радоваться. Неужели прав был доктор Фрейд, считавший инстинкт смерти вторым по силе после инстинкта продолжения рода?
Как это у Высоцкого? „Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю…“
Просто как про тебя написано — именно с „гибельным восторгом“.
Или ты считала, что тебя это не коснется? Умный, сильный, волевой Илья Степанович превратился в ничтожество; Татьяна Ивановна — совершенно героическая женщина, российская „железная леди“ — спряталась в психушку; Липсанов допился чуть ли не до белой горячки… А тебе что с гуся вода. Тебя это даже не насторожило.
Ну, разумеется… Ты же у нас не такая, как все. Ты особенная. Суперагент экстра-класса!
Вот и получай, что заслужила…»
Это уже было похоже на истерику, и это мне совсем не нравилось. Я решила «сменить пластинку», тем более что неожиданная идея заставила меня еще раз переосмыслить свои перспективы:
«Но если бы им нужно было избавиться от меня, то почему они не сделали этого до сих пор? Казалось бы, чего проще при их-то возможностях? А учитывая мое состояние в пути — устроить мне небольшое дорожно-транспортное происшествие и вовсе ничего не стоило. Для этого даже не понадобились бы никакие генера — торы…»
Но они аккуратно вели меня — а в том, что моим передвижением руководила чья-то твердая воля, я не сомневалась, — и в результате я оказалась в «пункте Б», который вполне может оказаться местом их постоянной дислокации.