Не чувствуя беды (Выскочка и обезьяна)

– Помню. Делан, как я сказал. И 729-ю тоже надо будет изменить. А 733-ю ты уже закончил?

– Нет. Я только...

– А что же ты тогда здесь делаешь?

– Но вы же назначили встречу на половину первого, и Гудвин уже здесь.

– Я позову тебя, когда будет надо. После завтрака. И покажи мне 728-ю, когда переделаешь.
– Ковен хозяйским взглядом окинул присутствующих.
– Ну а как все остальные? Цветем? Увидимся чуть позже. Пойдемте, Гудвин. Приношу свои извинения, что заставил вас ждать. Идемте со мной.

Он направился к арке, и я последовал за ним через зал к другой лестнице. Поднявшись этажом выше, мы оказались в узком коридоре, из которого вели четыре двери. Все они были закрыты. Он повернул налево, открыл дверь и пропустил меня в комнату. Здесь было значительно лучше, чем в зале:

во-первых, не было обезьяны, во-вторых, температура была градусов на десять ниже и, в-третьих, разумное количество мебели давало возможность двигаться. Прежде всего в этой комнате бросался в глаза огромный старый поцарапанный стол у окна. Предложив мне сесть, Ковен направился к столу и принялся снимать салфетки с тарелок, которыми был уставлен поднос.

– Завтрак. Вы будете завтракать позже.

Это было сказано достаточно повелительным тоном, но я кивнул из вежливости, чтобы поддержать дружеский контакт. Судя по тому, что было на подносе, он в нем нуждался: жеваное яйцо-пашот, прозрачный кусочек тоста, три мелкие черносливины, тоник и стакан. Жалкое зрелище. Он начал с чернослива. Покончив с ним, налил себе тоника и, сделав глоток, спросил:

– Принесли?

– Револьвер? Естественно.

– Дайте посмотреть.

– Вы уже видели его у нас в офисе.
– Я пересел поближе к нему.
– Хорошо бы нам обсудить подробности. Ваш револьвер хранился в этом столе?

Он кивнул и откусил кусочек тоста.

– В левом ящике, в глубине.

– Заряженный?

– Я ведь вам уже говорил.

– Говорили. Вы сказали, что приобрели его два года назад в Монтане, на ранчо, а приехав домой, не удосужились зарегистрировать и все это время он лежал в ящике. Еще неделю назад он был на месте, а в прошлую пятницу вы обнаружили пропажу. К полиции вы не хотели обращаться по двум причинам: во-первых, из-за отсутствия лицензии, а во-вторых, потому, что подозреваете тех пятерых людей, имена которых вы нам назвали...

– Я не сказал "подозреваю", я сказал "может быть".

– Прошлый раз вы несколько иначе говорили об этом. Впрочем, неважно. Вы назвали пять имен. Кстати, человек, которого вы назвали Выскочкой, это Адриан Гетц?

– Да.

– Значит, все пятеро здесь, и мы можем начать. Насколько я понимаю, я должен положить револьвер в тот же ящик, где лежал ваш, а вы соберете всех здесь. Какая роль отведена мне?

Он проглотил кусок яйца и заел его тостом. Вольф расправился бы с этим в пять секунд, а еще точнее - он попросту выкинул бы все в окно.

– Я вот о чем думал, - произнес Ковен.
– Я скажу, что запланировал новую серию с Дэном, в которой он открывает сыскное бюро. В связи с этим я обратился к Неро Вольфу за консультацией, а он прислал вас. Мы некоторое время пообсуждаем этот вопрос, и я попрошу вас показать, как производится обыск, чтобы дать нам некоторое представление об этом. Естественно, вы не должны начинать со стола. Сначала осмотрите полки. А когда вы подойдете к столу, я отойду в сторону, так, чтобы видеть всех пятерых. Тут вы открываете ящик, достаете револьвер, и они видят:

– Я полагал, что это сделаете вы.

– Да. Но потом я подумал, что лучше это сделать вам - тогда они все будут смотреть на револьвер и на вас, а я спокойно смогу изучить их лица. Я буду следить за ними. И когда вор, если таковой будет присутствовать, увидит револьвер в ваших руках, то лицо выдаст его, и я это замечу. Вот так.

Признаюсь, это звучало довольно убедительно. Может, ему и вправду удастся так чего-нибудь добиться, размышлял я, пока он допивал свой тоник. С тостом и яйцом было покончено.

– Очень хорошо, за исключением одного. Вы считаете, что лицо виновного будет выражать удивление. А что, если лица всех пятерых будут его выражать? Я достаю револьвер из вашего стола - что могут подумать люди, не знающие, что у вас таковой имеется?

– Но они знают.

– Все?

– Конечно. Разве я вам не говорил? Как бы там ни было, но они все знают о револьвере. Вообще в этом доме все вс? знают. Давно надо было избавиться от него. Так что все очень просто, Гудвин, - мне надо узнать, куда делся этот чертов револьвер, кто его взял, а дальше я разберусь сам. Я уже говорил это Вольфу.

– Я знаю.
– Я обошел стол и выдвинул левый ящик, - Здесь?

– Да.

– В последнем отделении?

– Да.

Я достал из кобуры свои "Марли", вынул из него патроны, ссыпал их в карман, положил револьвер в ящик и вернулся на место.

– О'кэй. Зовите их. Я думаю, мы справимся без предварительных репетиций.

Он посмотрел на меня, потом открыл ящик и снова глянул на револьвер. Задвинув ящик, он откинулся на спинку стула и принялся жевать своими стертыми желтыми зубами верхнюю губу.

– Мне надо собраться с духом, - почти просительно произнес он.
– Я чувствую себя человеком только со второй половины дня.

– Какого черта!
– прорычал я.
– Вы просите меня приехать в полдень и назначаете встречу на половину первого...

– Я знаю, знаю.
– Он продолжал жевать свою губу.
– Мне надо одеться. И не пытайтесь подгонять меня, понятно?
– сорвался он вдруг на крик.

Я был сыт по горло, но уже потраченное время и доллар за такси заставили меня смириться.

– Я знаю, художники - люди темпераментные. Но я хотел бы напомнить вам расценки мистера Вольфа. Он устанавливает цену в зависимости от дела, но если время, потраченное на это дело, превышает разумные, с его точки зрения, сроки, то за каждый лишний час набавляется сотня долларов. Если вы намерены задержать меня до вечера, вам это обойдется недешево. Может, я сейчас уйду, а вернусь попозже?

Ему это не понравилось, и он начал объяснять, что, если я буду в доме, ему будет легче собраться с духом и займет это не больше часа. Он встал и направился к двери.