(Не) чужой ребёнок

– Так ведь не довезём же, – устало оправдывается фельдшер “скорой помощи”.

Парень, как и я, ещё молод и мечтает помочь сразу всем.

– Вези в детскую! – приказывает Максименко, но всё же осматривает малыша и добавляет обречённо. – Всё равно мы ему не поможем…

Мы не всегда понимаем причины своих поступков, не всегда потом можем объяснить, что именно побудило нас совершить то или иное действие. Наклеив стикер с пометкой на очередного раненого, я бегу за этим ребёнком.

– Погоди, – останавливаю фельдшера. – Я его возьму.

– Спасибо, – парень поднимает на меня глаза, полные надежды, будто это – его родной сын.

– Доценко! – ревёт начальник. – Я запрещаю! Приказываю следовать инструкции!

– Товарищ майор, под мою ответственность! Разрешите попробовать?

– Не разрешаю!

Но я его не слушаю и тащу носилки в сторону операционных. Получить выговор, ослушавшись приказа, – ерунда по сравнению с воронкой, закручивающейся внутри при мысли, что счёт у малыша идёт на минуты.

У него почти нет шансов… Это пресловутое “почти” я добавляю для самоуспокоения. Потому что Максименко, скорее всего, прав. У него куда больше опыта, и старожилы говорят, что на их памяти он ещё ни разу не ошибся в прогнозах и диагнозах…

Но я не сдаюсь. Где-то на периферии сознания царапает мысль, что пока я вожусь с этим малышом, я мог бы помочь нескольким более лёгким пациентам. Возможно, у них были шансы, и я не имел права отдавать предпочтение безнадёжному малышу. Но я не могу… просто не могу отпустить его так просто на тот свет, не попробовав удержать на этом.

Я – врач, я не верю в ангелов и прочие потусторонние силы. Я привык полагаться на себя и науку. Но готов поклясться, что за моей спиной мелькает прозрачное белое облако, я различаю шуршание крыльев, и кто-то незримо поддерживает мою руку, направляя и не давая совершить неверное движение.

– Асистолия! – отскакиваю от стола, краем глаза замечая, как ангел перелетает за спину анестезиолога.

Я схожу с ума?

Отвратительный монотонный звук, который я слышал уже много раз, рвёт внутренности на части.

– Разряд!

Гипнотизирую прямую линию на мониторе. Ну же! Держись! Возвращайся к нам! В этом мире так много замечательного, чего ты ещё не видел.

Замираю и не дышу, пока линия не начинает извиваться снова.

– Работаем!

Час, два, три... Стараюсь не думать, скольким мог бы оказать помощь за это время. Покидая операционную, не чувствую удовлетворения. Потому что шанс по-прежнему – один из тысячи. Я сделал всё, что мог. Моя совесть перед малышом чиста.

Максименко уже не слышно – он в операционной. Говорят, он волшебник. Но и волшебники иногда бессильны. И даже самые непогрешимые, бывает, ошибаются.

Двое суток без отдыха и сна. Чудовищный марафон. Когда прихожу в себя, плетусь в кабинет Максименко за выговором. Ослушаться командира в военное время, нарушить инструкцию – это серьёзное преступление, я признаю свою вину. И даже не знаю, было ли это не напрасно. Пока выслушиваю справедливые вопли заведующего отделением, в голове крутится только одна мысль, которую рискую озвучить не сразу:

– Товарищ майор, а что с мальчиком?

Он тут же меняется в лице и смягчается.

– Тяжёлый, но стабильный, забрали сегодня медицинским поездом. Может, случится чудо и выкарабкается. Живучий оказался…

И тут же снова переходит на крик:

– Но это ничего не меняет!

Глава 7

Лиза

Свет включается постепенно. Окружающие объекты долго не хотят обретать чёткость. Звуки гудят в голове, многократно перекрикиваясь с собственным эхом.

Левая рука в гипсе. Мозг фиксирует эту информацию с одобрением: левая – это хорошо, правая была бы куда хуже.

По ощущениям, мне вспороли живот и выпотрошили все внутренности, а на их месте развели костёр. Это беспокоит сильнее всего, ведь без внутренностей жить невозможно. Здоровой рукой аккуратно провожу поверх одеяла. Это исследование не даёт мне никакой новой информации. Боль отнимает все силы, и я снова проваливаюсь в какую-то тягучую серую субстанцию.

Прихожу в себя от ощущения чужих рук на моём теле. Откуда-то знаю, что мне делают перевязку. Хочу спросить, что со мной и где Ваня, но получается только шипеть. Приятный женский голос что-то произносит, но звуки множатся, и никак не получается уловить суть.

Лишь спустя время удаётся рассмотреть помещение, в котором я нахожусь. Очевидно, это больничный коридор. Вдоль стен стоят кровати. Это значит, что количество пациентов намного превышает вместимость больницы. Или просто соблюдают правило двух стен? Стоп. Это наша больница? Или какая-то другая?

Где Ваня? Он в безопасности? С ним всё в порядке?

Вокруг люди – мужчины, женщины. Стоны, кряхтение. Неподалёку кто-то плачет. Паникую… Что же случилось?

Помню, как бежала к укрытию, и больше ничего.

В больницу попала ракета?

Что с Ваней?

Кручу головой, превозмогая боль. Мне бы врача. Столько вопросов… Как его позвать? Никаких кнопок вызова персонала в коридоре не предусмотрено. Неоднократно вдали мелькает медицинская форма. Но нет сил закричать или помахать. Я даже не уверена, что не разучилась разговаривать.

Коридор не узнаю! Какое это отделение? Совсем не похоже на нашу больницу… Почему я тут?

Подушка мокрая от слёз. Беспомощность – это ужасно.

– Обед!

Слышу знакомое дребезжание тележки. Санитарку не вижу, но по звукам могу предположить, что она приближается.

Аппетита нет, да и как узнать, можно ли мне есть? Живот огнём горит… А я ни сесть, ни тарелку с ложкой в руки взять самостоятельно не смогу.

Вокруг слышится оживление, голоса, стук посуды. Наконец тележка останавливается возле меня.

– Красавица, обедать будем? – пышная санитарка улыбается, снимая крышку с кастрюли.

– А мне можно?

– Сейчас посмотрим. Так-с… – в руках у санитарки тут же оказывается файлик с какой-то бумагой. – Можно! И даже нужно.

– Что-то не хочется… – оказывается, я всё-таки могу говорить.

– Так, чтобы я этого не слышала! Где силы брать будешь для выздоровления?

Рядом со мной возникает девчушка-подросток, похожая на ангела. Нос в веснушках, из-под косынки выбиваются светлые кудри. Девочка берёт в руки тарелку и ждёт, когда санитарка наполнит её супом.

– Ангел, ты кто? – не могу удержаться.

– Я – Даша, волонтёр, – произносит важно. – Я вас покормлю.

Послушно открываю рот и старательно двигаю челюстями. Меня уже больше двадцати лет никто не кормил с ложки… Как маленькую…