(Не) чужой ребёнок
Шрифт:
Павел беззастенчиво вломился в наш с Ваней мир и с лёгкостью разрушил все старательно выстроенные стены. Самое ужасное, что мне захотелось зажмуриться и представить, что мы все трое – семья.
Это видение оказалось настолько ярким и навязчивым, что я даже сходила с Филиппом на ужин, чтобы перебить странное послевкусие от Пашиного приезда. Но едва выдержала этот вечер и сбежала при первой же возможности, позорно сымитировав смс от сына… Мантра, что у меня просто давно не было мужчины, оказалась несостоятельной.
Звонок в домофон раздаётся, когда я укладываю Ваню спать.
– Это папа? Он
Я ему не говорила, что Павел прилетает вечером, чтобы он его не ждал и смог спокойно уснуть.
– Думаю, да. Скорее всего, пришёл сообщить, что он прилетел, и договориться на завтра.
Открываю дверь в подъезд и, пока Павел поднимается на этаж, заглядываю к сыну.
– А где он будет спать? – спрашивает неожиданно, выбираясь из-под одеяла.
– Там же, где и всегда, – в гостинице.
Раздумываю, стоит ли добавить что-то ещё. Может быть, нужно сказать, что у нас для папы нет места? Или объяснить как взрослому, почему мы живём и ночуем порознь? Этот разговор рано или поздно состоится. Я часто думаю о нём, но никак не могу решить, как буду отвечать на вопросы ребёнка. У сына слишком наивное и идеализированное представление о мире, чтобы понять и принять сложности отношений между взрослыми. В то же время он уже достаточно большой, чтобы не сюсюкать с ним и не обманывать без необходимости.
Ваня выбегает из комнаты вслед за мной. Но, как всегда после долгой разлуки с отцом, поначалу стесняется и держится в стороне.
– Привет, извини, самолёт задержали, – Павел говорит торопливо и протягивает мне… кактус.
В небольшом вазончике нахохлился очень колючий зелёный пузатый малыш с тремя нежно-розовыми цветками.
– Хотел купить цветы, но мы завтра уезжаем, и они завянут и засохнут к твоему возвращению. Комнатное растение в вазоне тоже вряд ли без полива продержится в жару. А вот кактус должен тебя дождаться из отпуска. Не знаю, правда, насчёт цветков, но мне сказали, что он будет цвести ежегодно…
Я машинально беру вазончик у Паши из рук и, естественно, по неосторожности напарываюсь на иголку.
– Покажи, – бывший муж хватает меня за руку, будто я не укололась, а как минимум резанула палец огромным ножом.
Понимаю, что это ровным счётом ничего не значит, но сердце остро отзывается на прикосновение.
– Так, Иван, идём маму лечить, – говорит серьёзным тоном.
Сын тут же выбирается из “укрытия” и включается в игру.
Спустя полчаса я сижу на кухне как принцесса. Пострадавший палец заклеен пластырем с детскими картинками. Павел с аппетитом поглощает ужин. Ваня с важным видом заваривает мне чай. В глазах щиплет. В последнее время замечаю за собой непозволительную сентиментальность, граничащую с глупостью.
– Сын, мне кажется, тебе пора спать, – Паша ловит сына за руку, притягивает к себе и усаживает на колени. – А то завтра можешь проспать и опоздать на самолёт.
Ваня тут же хмурит брови, выражая недовольство, но не спорит. Поднимаюсь и веду его в комнату.
– Мама, а он точно мой настоящий папа? – сын спрашивает задумчивым тоном.
– Конечно. Почему вдруг ты засомневался?
Меня не покидает ощущение, что мы все ходим по очень тонкому льду. Всё у нас как-то неправильно, и я очень боюсь, что это
травмирует ребёнка.– Ян сказал, что настоящие мама с папой спят в одной кровати…
Ох, как несвоевременно всплывает сейчас этот вопрос.
– Зайчонок, по-разному бывает, я потом тебе обязательно всё объясню, а сейчас нужно спать, – пытаюсь уйти от разговора. – Но не сомневайся: папа у тебя самый настоящий, он тебя очень любит. И я тебя тоже сильно-сильно люблю.
Нам с Павлом, видимо, пора обсудить и выработать единую стратегию ответов на такие вопросы. Зная сына, не сомневаюсь, что он не отстанет, пока не получит ответ, который покажется ему достаточно аргументированным.
* * *
– Решила в монашки записаться? – Павел окидывает мой купальник насмешливым взглядом. – Помнится, раньше ты предпочитала лоскутки-верёвочки. Откуда вдруг такая скромность?
Я и так чувствую себя не в своей тарелке рядом с загорелыми длинноногими моделями. После Пашиных слов хочется замотаться с головы до ног в парео и убежать в номер.
– Не понимаю, чего ты стесняешься, – по-своему истолковывает моё смущение бывший муж, – у тебя шикарная фигура. Где, как не на пляже, демонстрировать её? Я надеялся на тебя поглазеть, а тут такой облом.
Ему вовсе не обязательно знать, что в более открытом купальнике виден шрам на животе… Я и так с трудом нашла компромисс.
– Папа, пойдём скорее купаться, – Ваня приходит мне на помощь. – Я покажу тебе, как умею плавать!
Я устраиваюсь на топчане под зонтом. Ещё совсем рано, а солнце уже жарит прилично. Мне вовсе не хочется в первый же день отпуска испытать на себе участь рака, брошенного в кипяток.
Расслабляюсь. Наконец-то могу не следить непрерывно за белой макушкой в воде, а прикрыть глаза и даже немного подремать.
Просыпаюсь от того, что мои ноги поливают ледяной водой.
– Ай! – визжу от неожиданности и резкого контраста температуры.
– Мама, хватит спать! Ты пропустила всё самое интересное, – возмущённо заявляет Ваня, размахивая пустым ведёрком. – Ты не видела, как я с папы нырял!
– Что случилось? Где папа? – сажусь на топчане и оглядываюсь, Павла поблизости не видно.
– Он пошёл мне за молочным коктейлем! Таким розовым, клубничным.
Смотрю в сторону, куда кивает сын, и обнаруживаю бывшего мужа воркующим с какой-то красоткой возле бара. Не нужно быть провидицей, чтобы понять, что дамочка с ним флиртует. Он стоит ко мне спиной, и его реакцию я разобрать не могу. Зато прекрасно вижу, как она выставляет вперёд шары запредельного размера, вываливающиеся из подросткового лифчика. Неужели этот кошмар считается красивым, и мужики покупаются на топорную работу пластического хирурга-недоучки?
Уговариваю себя, что Павел мне ничего не должен и волен знакомиться с кем угодно и даже спать с кем хочет. Мои фантазии не накладывают на него никаких обязательств. Он здесь с сыном, а не со мной. Но противная ревность гремучей змеёй крутится вокруг сердца.
– Разбирайте! – доносится как сквозь туман.
– Мама, тебе какой – розовый или белый? – тормошит меня сын, и я не сразу понимаю, о чём он спрашивает.
Протягиваю руку к подносу и беру розовый, как у Вани. Уровень нервозности зашкаливает, и мне не помешает охладиться…