(Не) курортный роман
Шрифт:
Стойте, что она сказала?
– Какой нафиг купаться? Не вздумай лезть в воду!
– Ву-у-упс! – взвизгнув, пошатнувшись, чуть не падает. Запинаясь о собственные длинные ноги. Удержавшись в вертикальном положении, тут же хохочет и бежит дальше, решительно и быстро приближаясь к береговой линии, это уже становится не смешно, а реально опасно. Слишком большая доля утопленников в мире приходится на тех безрассудных, которые по пьяни решили, что им море по колено. И я не горю желанием стать причастным к этой статистике.
Приходится прибавить шаг:
– Стеф,
– А ты останови-и-и…
– Без шуток, – срываюсь на бег, догоняя ее, пытаюсь затормозить, хватая за локоть: – Хватит. Уже не смешно!
– Но я хочу купаться!
Карамелька уворачивается, юркнув мне под руку. Достаточно проворно для выпившей N-ное количество коктейлей разворачивается и отступает вперед спиной, загадочно улыбаясь.
– Карамелька, не дури. На дворе глубокая ночь!
– Мхм. О-о-очень глубокая…
Я шаг к ней, она шаг от меня.
– На пляже темно.
– О да!
Шаг к ней. Шаг от меня.
– Ты пьяна.
– Чуть-чуть, – щурит глаз, кокетливо прикусывая губу, продолжает пятиться. Покачиваясь и выдавая соблазнительные “охи” и “ахи”.
– Совсем не чуть-чуть.
– Может быть. Ну и что? Я тебе такая не нравлюсь?
– Да при чем тут это? Стеф, это небезопасно!
– А я не боюсь.
– Я боюсь. За тебя. Давай, – тяну руку, – пойдем в номер, я уложу тебя спать. Хочешь, даже сказку могу рассказать.
– Какую? Про принцессу?
– И дракона невротика с дергающимся глазом, который откусил принцессе голову, потому что она его не слушалась, Ростовцева!
– Нет, – морщит нос. – Не хочу такую сказку, – дует губы, аки капризный “ребенок”.
– Ладно, – выругавшись, бурчу, – а какую хочешь?
– О Русалке, бороздившей просторы синего моря. Ночью. Под звездами… – мечтательно закатывает глаза и грозно топает ножкой «принцесса». – Я хочу купаться!
– Так, понял. Придумал.
– Что?
– План. Назовем его «два П». Завтра днем вернемся на пляж и обязательно покупаемся. Я тебе обещаю. Вдвоем. Хорошо? А сейчас пойдем?
– А сейчас у тебя тоже есть план?
– Ага. «Три С» называется: спасение сумасшедшей Стефании.
Стеф хохочет.
Я улыбаюсь и делаю еще одну попытку сцапать ее за руку, но она вновь уворачивается:
– Не будь таким нудным, – шепчет с придыханием. – Я не хочу днем… Днем ску-у-чно. Я не хочу никакого плана «П». Я хочу «Н».
– И что это значит? Напиться и навернуться, свернув свою изящную шею?
– Немедленно нырнуть!
– Карамелька, ты вообще меня сл… – затыкаюсь.
Давлюсь вздохом, в мозгу коротит. Нижняя голова, та, что в джинсах, дергается в болезненных конвульсиях. Стеф стягивает через голову платье. Платье, под которым у нее нет лифчика.
– Ты что творишь? – рычу. – Это запрещенный прием! – полная деморализация противника.
Стеф не отвечает. Демонстративно отведя руку в сторону, разжимает пальцы и роняет платье на песок, замирая передо мной во всем своем обнаженном великолепии.
Вокруг темно. На пляже ни одного фонаря и ни души. Последнее особенно радует. Только мы, ветер, что треплет ее белокурые
кудри, и море, что шумит за спиной, накатывая волнами на берег. Полный интим! Она стоит, не прикрываясь, не зажимаясь, гордо расправив плечи и вскинув подбородок. Шепчет взволнованно:– Идем…? Со мной?
Я дергаю воротник футболки. Она неожиданно начинает душить. Как она там сказала? Купаться голенькими? «Чувак, да это мечта любого мужика!» – пламенно убеждает меня Нагорный-младшенький, выпрыгивая из штанов.
– Это хреновая затея, Карамелька, – выдает мой сердобольный язык.
– Да, почему?
Почему…
Я прохожу взглядом по ее телу, зависая взглядом на темных сосках. Возбужденные горошины торчат и манят, как самая сочная в мире ягода. Их хочется смаковать и смаковать! Во рту начинается активное слюновыделение. В мозгу гремит атомный взрыв.
Я опускаюсь взглядом ниже – на ней остались только белые трусики, и те ничего не прикрывают. Толку от них мало. Член у меня в штанах извивается змеей, уже готовый сорваться с места и оказаться максимально близко к развилке стройных ног Ростовцевой.
Она издевается!
Я хотел этого два, с*ка, года!
Пока я пытаюсь поймать связь с реальностью и сохранить хотя бы крупицы разнесенного в труху самообладания, Стеф делает контрольный в голову. Нет, сразу в обе! Подцепляет пальчиками трусики. Медленно, глядя мне в глаза, стягивает их с себя, позволяя кружеву съехать вниз. Переступает, зарываясь пальчиками в теплый песок. Улыбается, кокетливо прикасаясь губу.
У меня извилины в мозгу скручиваются бантиками и, выстреливая оттянутыми пружинами, бьют прямо по черепушке! В ушах трещат маракасы, а остатки крови единым потоком приливают в нижнюю голову. Скотство! Такая Стеф – это чертовски горячо!
Так почему я считаю, что купаться нагишом среди ночи – дерьмовая затея?
– Потому что утром ты будешь об этом жалеть, – говорю, продирая сквозь сжатые зубы. – Ничего хорошего из этого не выйдет! – выталкиваю сквозь скованное тисками желания горло. Говорю, даже несмотря на то, что о подобном повороте событий я мог только грезить. Говорю, ненавидя и проклиная себя в этот момент из-за упорного желания все сделать правильно. Я уже накосячил дважды за неделю. Больше не могу. Лимит исчерпан.
– Неправда, – делает шаг назад Стеф.
– Правда. Ты пьяна и не отдаешь себе отчета в том, что творишь.
– Но ты-то трезв.
– В том-то и проблема, – улыбаюсь, смягчая отказ. – У тебя не получится снова переложить всю ответственность за случившееся на мои плечи. Не в этот раз.
А Стеф все пятится и пятится. Ее ступни уже ступают по влажному песку, оставляя следы, которые тут же смывает море.
– М-м, а если я скажу, что… очень хочу тебя? В себе?
– То я умру от счастья, Стеф, – говорю серьезно, аж голос на мгновение дрожит. – А потом воскресну, чтобы сказать тебе, что ты обязана повторить мне это при свете дня и на трезвую голову. Только так.