(Не) курортный роман
Шрифт:
– Кстати, тридцать первое декабря, Карамелька.
– Спасибо, капитан очевидность. То-то я не знала.
– Я это к тому, что прекрасная ночь, чтобы выполнить свое обещание.
– Обещание?
– Ага. За тобой должок. Ты мне проспорила.
– Должок? Не помню такого.
– Напомнить? – подхожу, чмокая свою раскрасневшуюся, хитро улыбающуюся жену в щечку. – Нам для полноты картины только этого и не хватает. Смотри, у нас есть дом, сын, даже дерево мы посадили! Вот если бы еще была… – ползу ладонями по бедрам жены.
– Сережа! – хохочет и бьет меня по рукам Стеф. –
– Разносит его на кирпичики?
– Не удивлюсь.
– Ладно, все, – смеюсь, поднимая руки вверх, – все, ушел.
– Давай, я скоро.
– Две минуты.
– Пять! Иди! – выталкивает меня из ванной жена.
Я, посмеиваясь, перебираю ногами в сторону гостиной.
Кто бы мог подумать еще два года назад, что все будет вот так! Я муж и батя. У меня самая лучшая на свете капризная жена и самый шкодный непоседа-сын. Любимая до одури семья! Огромный, уютный дом и целая толпа друзей и родственников. У меня жизнь кипит. А мне отчаянно хочется остановиться. Замедлить время. Надышаться мгновением. Это по молодости и глупости я все куда-то бежал, а сейчас, с появлением Ярослава, часы будто полетели быстрее. Дни стали короче.
Свадьба, беременность, роды. Первая улыбка, первые слезы, первые шаги и первые слова. Жизнь стала измеряться не днями, а моментами. Моментами, которые порой так сложно поймать из-за работы, которой в последний год стало в разы больше. Нет, я не жалуюсь. Наоборот. Много работы – хороший достаток и возможность дать моей семье все и даже больше. Но… иногда так не хватает просто дней вдвоем. Как в старые добрые.
– Ярослав?
Захожу в гостиную – пусто.
– Сынок?
Заглядываю в детскую. Бинго!
Замираю. Стою в пороге, не зная, то ли хохотать в голос, то ли ругаться матом. Наше кудрявое чудо в черном смокинге и с красной бабочкой устроилось попкой на полу и размашисто калякает цветными фломастерами по новому светлому паркету. Высунув язык и нахмурив лоб, дорисовывает остатки краски в синем фломастере. И если Стеф это увидит – ее точно хватит инфаркт, потому что полы в детской мы поменяли буквально на той неделе. После того, как прошлые Яр убил въевшимся в трещины пластилином. Трындец!
– Ярик…
Сынок поднимает на меня свои голубые омуты глаз. Точь-в-точь – Карамельки!
– Сынок, мама нас убьет.
Улыбается шкодно. Отчего на румяных щечках появляются сшибающие женщин наповал ямочки. Ох, и поперебираем мы невест! Бросает фломастер и бежит ко мне:
– Па-па, я ли-ва-вал.
– Рисовал? – подхватываю на руки своего парнишку.
– Дя! Сиво?
Мда, не только паркету кабзда! Воротник рубашки зеленый, пальцы розовые, а лоб вообще фиолетовый. Но главное, щеки красные, глаза горят, а губы улыбаются. По хрену на пол. Поменяем! Я улыбаюсь:
– Красиво! Красивей не придумаешь. Чуваки дизайнеры в этом явно не шарят, да, сынок? Вот ты вырастешь и покажешь им, как надо дизайн паркета разрабатывать.
– Дя! Уваки.
– Сережа! – охает у меня за спиной Стеф. – Что вы… – заходит в детскую. – Ярослав! – хватается за сердце. – Ты… вы… вы чего улыбаетесь-то?!
Кто это наделал?!– Сива, ма-ма? – гордо задирает нос виновник предстоящего ремонта.
Стеф смотрит на меня, потом на сына. На сына и на меня. Вздыхает тяжело и говорит обреченно:
– Красиво, сынок. Очень… кхм, красиво. Но больше мы так делать не будем. Да?
– Ни-зя ли-вать? – показывает на пол Ярик.
Стеф хмурится. Удивительно, но на сына это всегда действует усмиряюще, говорит:
– Низя. Мама будет ругаться.
– Па-пу?
Стеф смотрит на меня, заламывая бровь:
– И папу будет ругать.
– Сина?
– Очень-очень сина!
Ярик крепче обхватывает меня ручонками за шею. Вздыхает как-то совершенно по-взрослому и заявляет во весь голос серьезно:
– Па-па, ма-ма нас будить лу-гать.
Мы взрываемся хохотом. Я чмокаю сына в щечку. Переглядываемся со Стеф. Дыхание перехватывает от взгляда. Полного нежности, любви и капельки упрека. Но что я, блин, могу поделать? Да, наш парень растет ребенком, максимально избалованным батей и залюбленным. Но вот если бы у меня была еще…
В дверь раздается звонок.
Стеф от неожиданности подскакивает.
Я открываю рот, заявляя:
– Я откр…
Она меня перебивает:
– Я сама! – и несется в прихожую так быстро, что только пятки сверкают.
Мы с Яриком переглядываемся. Я смотрю на разукрашенную мордашку и цветные пальчики сына:
– Мыться пойдем?
– Дем, – кивает Ярослав, сползает с моих руки и деловито топает в сторону уборной.
Пока мы приводим нашего юного джентльмена в порядок, Стеф встречает и провожает неожиданно нарисовавшегося в десятом часу вечера гостя. В тот момент, когда мы с сыном выходим из ванной, входная дверь закрывается.
– Кто приходил?
Стеф проворачивает замок, закрывая дверь, и оборачивается. Косит взгляд вниз. Я его перехватываю. На полу стоит приличных размеров белая подарочная коробка, перевязанная красным бантом:
– Что это?
– Это тебе, – улыбается.
– Мне? – переспрашиваю.
– Мхм, – кусает губы.
– Дед Мороз заблудился и вместо дымохода вошел через дверь? – улыбаюсь.
– Вроде того, – передергивает плечами моя жена.
Ярик нетерпеливо скачет, пытаясь вырвать свою ладошку из моей ладони, приговаривая:
– Фто там-а? Фто, ма-ма?
– Не знаю, – хитро щурится Карамелька, – сейчас папа посмотрит и нам расска…
Гав! – летит из коробки.
Я замираю.
Гав-гав!
У меня душа уходит в пятки. Да быть того не может! Серьезно? Я бросаю взгляд на жену. Она улыбается загадочно. Коробка снова начинает “гавкать”. На негнущихся от тихого восторга и сладкого предвкушения ногах я, как мальчишка, с опаской подхожу к той самой коробке. Присаживаюсь. Сердце хреначит на запредельных. Выпускаю ладошку сына и… скидываю крышку с подарка:
– Да ладно, Карамелька, серьезно?!
На меня смотрит пара поразительно умных карих глаз. Внутри – маленький, пушистый, ушастый красавчик, поскуливая и порыкивая, мечется по коробке, требуя внимания. Виляет хвостом, подавая мохнатые лапы. Млять, я сейчас умру от счастья!