Не мой, не твоя
Шрифт:
Запретил он им и в шкафы совать нос. Только в холодильник позволил заглянуть. Может, им всё это и не нравилось, но они помалкивали. Зашли в нашу с Олей комнату, быстренько всё осмотрели, какие-то пометки себе сделали и ушли. Тимур вызвался их проводить, а когда вернулся через пару минут, улыбаясь, сообщил:
— Можешь, не переживать. Акт тебе сделают какой надо.
Я благодарно улыбнулась в ответ. Потом он вдруг посерьезнел, даже, я бы сказала, помрачнел.
— Ты прости, — произнес он. — Но я должен спросить…
— Да? — сразу же насторожилась я, не зная, что и думать.
А
— Там не так хорошо видно, но постарайся… — сказал он, протянув мне планшет.
Ему даже не пришлось договаривать, а мне — стараться… Одного беглого взгляда хватило, и по коже пополз холод…
На фото мужчина лет сорока, лысый и слегка полноватый, разговаривал по телефону и одновременно садился в темно-синий лексус. Посмотришь со стороны — совершенно обычный человек, но это был один из тех, кого я хотела бы никогда больше не видеть и не вспоминать, однако вряд ли смогу забыть…
Глава 22
Тимур
Я знал, что просто не будет. С Мариной просто не бывало никогда. Нет, с одной стороны, всё же легче оттого, что она рядом, под боком, ну и под присмотром — так я хоть видел, что с ней все в порядке. Потому что не знаю ни единого человека, кто попадал бы в неприятности, а то и в откровенную жопу с таким постоянством, как она. Ни к кому не притягивалось столько дерьма, как к ней. И ведь не скажешь, что она какая-то там чересчур наивная или излишне доверчивая, однако же…
Поэтому — да, мне было спокойнее, когда я знал, что она в безопасности, что никто не сможет её обидеть, подставить, навредить ей.
А с другой стороны, её близость сводила с ума. Ну это как умирать от жажды, видеть воду и не иметь возможности не то что напиться, а даже сделать глоток.
Марина и прежде из головы никак не выходила, теперь же меня буквально физически скручивало. Наверное, если бы она хоть раз дала знак… ладно, не знак, всего лишь полунамек, что простила меня, что забыла, как я её унизил, то точно сорвался бы.
Но Марина почти всегда держалась напряженно, даже настороженно, как будто постоянно ждала от меня какой-нибудь стремной фигни. Имела право, чего уж. Только меня это все равно выбешивало. Ну что ещё сделать, как ещё ей доказать, что я скорее себе руку отрублю, чем её ударю?
Нет, иногда она забывалась, начинала что-нибудь увлеченно рассказывать, от души улыбалась — это, в основном, когда я, вернувшись с работы, спрашивал её про Олю. О ней она, по ходу, могла говорить часами. В такие минуты я пожирал ее глазами, и меня прямо захлестывало.
Но потом она вдруг ловила мой взгляд и как будто спохватывалась. Сразу же цепляла на себя маску отчуждения и если не замолкала совсем, то договаривала сухо и скомкано. И спешно уходила в свою комнату.
Капец как в такие минуты это выстегивало! Все равно что, разомлев в тепле, резко занырнуть в ледяную прорубь.
Ну или вот когда мы свадьбу обсуждали. Она сначала отнекивалась: это не хочу, то не надо. Зачем праздновать? Это же будет не по-настоящему. Зачем гостей? Подумают, что мы дураки, раз ненастоящую свадьбу отмечаем…
Но потом все же вошла во вкус. Была ночь.
Мы в шутку обсуждали уже всякую ерунду, вспоминали Курта Кобейна и его свадьбу, точнее, его свадебный наряд, прикидывали, что будет, если мы тоже заявимся в пижамах, смеялись. Затем она припомнила, что есть какой-то фильм про фиктивный брак — «Предложение». Захотела посмотреть.— Ты не против? — спросила.
Ещё б я был против! Да я в тот момент даже на «Лунтика» согласился бы, которого она постоянно включала Оле.
Марина сидела по-турецки в изножье моей кровати и смотрела на экран, а я полулежал боком, за её спиной, и смотрел на неё. Глаз оторвать не мог.
Резинка её шортиков оттянулась вниз, обнажив полоску голой кожи и две круглые ямочки на пояснице. Меня от этого зрелища повело так, что не знаю, каким чудом на нее не набросился. Однако она все равно как будто почувствовала, внезапно обернулась, посмотрела на меня и поняла всё. Сразу подобралась вся. Потом быстро стрельнула взглядом в пах, ну и убедилась в своих подозрениях. Резко вскочила, чуть ли не с ужасом на лице, пролепетала что-то, типа, пора спать, и убежала наверх, в свою комнату, даже не досмотрев это злосчастное «Предложение». Ну, подумаешь, встал, главное — я ведь её даже не тронул, ну и ничего такого не сказал…
Я и не представлял, как это тягостно, да вообще непереносимо, когда женщина, от которой сходишь с ума, находится рядом, но прикоснуться к ней не можешь. Я, конечно, старался грузить себя работой по полной, а каждую свободную минуту искал мудаков из той конторы, но когда приходил домой — накрывало снова.
Наверное, звать Пашку Грачева была тупая идея, ещё и с женой. Наверное, вообще надо было воспринять всё это просто, ну как поход в магаз или ещё что-нибудь рядовое. Но у меня, хоть убейся, не получалось. Стоило только подумать, что женюсь на Марине, что у нас свадьба будет, и меня уносило. Я даже ночь накануне не спал. И сердце в груди как сдурело: то скакало, то останавливалось. Как будто реально женимся.
Ну и кто ж знал, что Грач устроит это «горько»… Конечно, у меня крышу сорвало. У любого бы сорвало. Как ещё Марина прямо там же от меня не шарахнулась… У меня аж возникла иллюзия, что она вполне благосклонно мой порыв приняла. Почудилось даже, что она сама отвечала, хотя меня так понесло, что вполне мог выдать желаемое за действительное.
Правда, потом, когда Грач с женой вышел куда-то, и мы с ней остались наедине, я явственно ощутил, что она в таком диком напряге, что даже воздух вокруг нее трещал. Сидела прямая как палка и не дышала. Так боялась, что сейчас снова на нее накинусь? Так противно ей было или что? И что она вообще подумала?
И тут же четко себе представил: наверняка ведь решила, что я воспользовался ситуацией с судом и теперь буду ее нагло домогаться. Хотя это так тупо. Потому что если б я хотел, точнее, если считал, что могу с ней вот так поступать — то мне бы никакая свадьба не нужна была для этого. Просто делал бы что хочу и всё.
Но с ней я, может, и хотел, но не мог, после всего — не мог. Не имел права. Как бы к ней ни тянуло — ничего себе не позволял. Разве что смотреть, ну и думать о ней. Поцелуй этот не в счет. Так уж получилось.